Видя себя так позорно обесчещенным перед Тамарой, видя, что перед ее чистым взором раскрылся весь позор его семейной жизни, Угарин пришел в ярость и первую минуту не мог произнести ни слова. Оба виновника уже исчезли, когда он, бледный, со сжатыми кулаками, вскочил с дивана, готовясь броситься за ними следом. В эту минуту маленькая ручка дотронулась до его рукава и взволнованный, слегка дрожащий голос сказал ему:
— Опомнитесь, кузен! Неужели из чисто семейного дела вы хотите сделать публичный скандал?
Тяжело переводя дыхание, князь опять опустился на диван.
— О! Это уже чересчур! — пробормотал он прерывающимся голосом. — Проклятая собака!.. Я переломаю ему все кости.
Непередаваемое выражение блеснуло в глазах молодой женщины. К ней уже вернулось ее обычное хладнокровие.
— В таком случае вы поступите очень несправедливо, кузен! Неужели вы хотите подчиненного слугу сделать ответственным за поступки своей жены? Он не виноват. А она — она сделалась тем, чем обещала сделаться, будучи еще девушкой! Если у вас хватило решимости жениться на ней, то имейте же мужество терпеть ее такой, какова она есть.
— Но ведь это переходит все границы, — сказал сурово князь. — Боже мой! Я не ревную, но лакей!.. С такой фамильярностью!.. И другие ведь могли быть свидетелями этой сцены! А вы, Тамара Николаевна, всегда так беспощадно суровая ко всякой безнравственности, — вы еще оправдываете Екатерину!!. Вид этой отвратительной сцены должен был бы возмутить вас еще больше, чем меня!
Молодая женщина покачала головой.
— Я далека от того, чтобы извинять Катю — ее поведение непростительно! Я хочу только напомнить вам, кузен, что ваша жена вышла из народа, что она дочь крестьянина, приобретшего благодаря богатству все пороки высших классов. Катя осталась простой женщиной! Пансион, дав ей внешний лоск, не мог привить того, что дается только рождением и хорошим воспитанием. Вы дали ей княжеский титул, но не могли дать качеств, необходимых, чтобы с достоинством носить его! Связанная с человеком, который ее не любит, Катя роковым образом стала искать на стороне того, чего не находила у мужа. Что ее выбор пал на лакея, это просто несчастный случай: она увидела в нем только красивого человека.
Арсений Борисович не отвечал. Он прислонился головой к дивану и закрыл глаза. Целый хаос чувств и мыслей наполнял его голову. Только что перенесенное страшное унижение возбудило в нем ненависть и отвращение к Екатерине. Но, несмотря на все волнения, больше всего его мучила одна мысль. Эта прекрасная изящная женщина, дышащая такой невинностью и чистотой, могла принадлежать ему! Ведь некогда ее сердце билось только для него! Под влиянием ослепления и жадности он прошел мимо своего счастья, ища приданого, а не любящей жены. И вот теперь прикован к золотому мешку, давящему его!
Пробило два часа.
— Пора мне домой, кузен, — сказала Тамара, вставая. — Я хотела бы уехать до ужина, не возбуждая внимания общества. Катю будет трудно найти в этой толпе, поэтому передайте ей мой поклон.
Князь тоже встал.
— Не премину исполнить ваше поручение, — сказал он, не делая даже попытки удержать молодую женщину, — само собой разумеется после того, как дам ей понять, какое впечатление оставил во мне этот бал.
Баронесса вздрогнула от жесткого тона его голоса. Она со страхом смотрела на бледное, искаженное лицо Угарина и мрачные глаза, светившиеся беспощадной злобой. В эту минуту она чувствовала, что этот легкомысленный и распущенный человек мог быть по временам жестоким. Арсений Борисович понял значение ее взгляда. Быстро изменив выражение лица, он наклонился к молодой женщине и, глядя на нее страстным, пылающим взглядом, прошептал дрожащим голосом:
— Кого я люблю и уважаю, с тем не могу быть злым!
Под влиянием пылающего взора и страстного голоса князя Тамара задрожала и опустила голову. Не отвечая ни слова, она взяла руку Угарина, который провел ее в прихожую и сам подал шубу. Только когда он хотел проводить ее до кареты, баронесса воспротивилась.
— В таком разгоряченном виде и без фуражки вы рискуете простудиться. Вернитесь в залу, Арсений Борисович и… будьте спокойнее и снисходительнее, — прибавила она вполголоса.
Князь крепко, до боли, сжал ей руку.
— Я успокоюсь, когда объяснюсь и совершу акт правосудия. Вы знаете пословицу, кузина: кого люблю, того и бью!
И расхохотавшись резким, сухим смехом, он вернулся назад.
При входе в бальную залу князь встретился с Флуреско, остановившим его.
— Что с тобой, Арсений? — спросил князь, увлекая его к окну. — Ты страшно разгорячен и взволнован.
— Ах! У меня много причин на это, — ответил Угарин, вытирая платком свое пылающее лицо.
Флуреско испытующе посмотрел на него.
— Мне кажется, я угадал одну из причин твоего волнения. Я только что видел, как ты провожал баронессу Лилиенштерн, с которой провел весь вечер. Берегись, Арсений, слишком много любоваться ею! Это было бы самое большое из всех твоих безумств, прошедших, настоящих и будущих!
— Это почему? С каких пор ты стал считать опасным ухаживание за красивой женщиной? — спросил с недовольной улыбкой Угарин.
— Потому что она женщина опасная, совсем не похожая на тех, в чьем обществе мы привыкли вращаться. Тамара Николаевна существо особенное, резко выделяющееся из женского мира. Энергичная, умная, неуязвимая в своей добродетели, она вдвое опаснее тем, что под обольстительной оболочкой скрывает ледяное сердце, полное презрения и злопамятства. Будь покоен, она не забыла и не простила никому из нас того, что мы раньше ее не замечали. Попробуй только фамильярно приблизиться к ней, и ты увидишь, как очаровательная улыбка исчезнет, а смеющиеся глаза примут жесткое, стальное выражение. Она ускользнет из твоих рук, как блуждающий огонек, и минута твоего поражения будет ее местью.
— Берегись сам так увлекаться сиреной, от которой ты меня предостерегаешь, — насмешливо ответил Угарин. — Впрочем, я еще не отчаиваюсь! Любовь обезоруживает самых неприступных, а почему ты думаешь, что мне не удастся внушить ей страсть? Ты забываешь, что Тамара живет в самых ненормальных условиях. Магнус — это тень мужчины, большая кукла, которой она до поры до времени забавляется. Но поверь, что наступит день, когда действительная жизнь заявит свои права. Страсть пробудит ее сердце и приведет в мои объятия!
— Ты обманываешь сам себя, Арсений! По-моему, она никогда не отдастся человеку, если бы даже он ей и нравился. Если не долг и верность, то дьявольская гордость удержит ее от этого шага. Это грациозное и нежное создание не знает ни милости, ни пощады! Чувственная любовь, насколько я могу судить, внушает ей отвращение, и она считает, что любит Лилиенштерна настоящей чистой любовью. Он дал ей титул и положение в свете. Если бы он не нравился ей, она никогда не вышла бы замуж.