— Боже мой! И когда только они оставят меня в покое! Я ненавижу эти шумные сборища и не поеду к Угариным, — спокойно ответила молодая женщина.
— Ты поедешь, потому что я дал за тебя слово! Нет никакого основания обижать Арсения и его жену беспричинным отказом, — возразил барон резким тоном, что так не согласовывалось с его обычною мягкостью.
— Они давали столько балов, на которых я не была, что я и впредь отклоняю от себя обязательство посещать их. К тому же, признаюсь, я ничего не понимаю в твоей странной фантазии располагать моей особой и давать за меня обещания, которые, ты отлично знаешь, я не сдержу, — прибавила она недовольным тоном.
Магнус весь вспыхнул и с нескрываемым раздражением сказал:
— Ты во что бы то ни стало хочешь набросить на меня смешное подозрение в ревности! Это кончится тем, что все станут утверждать, будто я держу тебя как пленницу, так как боюсь отпустить в общество.
Тамара с удивлением взглянула на него. В сильном возбуждении Магнус нервно теребил роскошную гравюру лежавшей перед ним на бюро книги. Ясно, что что-то такое случилось, какая-то злая сплетня достигла ушей больного и взволновала его.
— Кто может подозревать тебя в ревности и имеет право обвинять в ней, если бы даже это была и правда? Мне кажется, до этого нет никому дела, раз я довольна своим положением!
— О, без сомнения! Да и смешно было бы ревновать такому больному человеку, как я! Прошу тебя: поезжай на этот бал и покажись в свете, — закончил он, стараясь овладеть собой.
Тамара быстро подошла к креслу и, подняв опущенную голову Магнуса, испытующе взглянула в его грустные глаза.
— Ты не хочешь ревновать меня? Почему это, злой человек? Из равнодушия или потому, что я не стою этого?
Молодой человек с силой привлек ее к себе и горячо поцеловал.
— Прости, Тамара, не сердись на меня! Конечно, я очень ревновал бы, если бы не знал, что никакая тень не может коснуться твоей души.
— Льстец! — сказала молодая женщина, садясь около своего мужа. — Прекрасно! Я еду на бал, так как ты это обещал, и докажу людям, что мой господин и повелитель ничуть не беспокоится на мой счет. А теперь признавайся, кто был у тебя и внушил все эти глупости?.. А! Арсений Борисович? Я так и знала. Этот человек, когда не устраивает скандалов в своем собственном семействе, всегда старается смутить спокойствие других!
Решив ехать на бал, Тамара деятельно занялась своим туалетом. Она была слишком женщиной, чтобы пренебречь таким важным вопросом. Явившись в день бала к Магнусу показать свой костюм, она была очаровательна, и большие серые глаза ее светились невинным самодовольством от сознания собственной красоты. На молодой женщине было надето голубое атласное платье, шелковый перед кремового цвета весь был покрыт дорогими кружевами. На шее и в волосах сверкали великолепные бриллианты.
— Ну, что? Не дурна я? — сказала она, шаловливо делая пируэт. — А ты, неблагодарный, не хочешь ревновать меня!
Магнус окинул ее страстным и гордым взглядом.
— Если это может доставить тебе удовольствие, то знай, что я буду мучиться ревностью весь вечер, — ответил тот со вздохом.
— Нет, нет, жди меня спокойно! Когда же я расскажу тебе про свои победы, ты можешь неистовствовать, как Отелло!
Появление баронессы Лилиенштерн под руку с адмиралом Колтовским произвело громадное впечатление. Позабыв ее презрительное обращение с ними, мужчины толпой окружили обольстительную женщину, эксцентричность и огромное богатство которой делали ее еще более привлекательной. Угарин был на верху блаженства от того, что его маленькая хитрость удалась. Тамара была у него, и в качестве родственника и хозяина дома он имел право быть ее кавалером. Князь оказывал ей всевозможное внимание, упиваясь ее красотой и острым и наблюдательным умом.
Протанцевав вальс и видя, что ей очень жарко, Арсений Борисович предложил руку Тамаре и через длинную анфиладу комнат провел ее в маленькую, уединенную гостиную. Здесь, окруженный тропическими растениями, стоял маленький диванчик, так и манивший к отдыху. Князь посадил на него свою даму, а сам занял место рядом с ней. Ему невольно вспомнился первый бал Тамары, когда он неожиданно застал ее в слезах. Эти слезы — слезы детской ревности — были вызваны тогда им! Молодая женщина тоже молчала. Она машинально смотрела на большое стенное зеркало, находившееся как раз против нее. В нем отражалась соседняя комната, буфетная, куда лакеи приходили за новым запасом фруктов и конфет и где оставляли пустые подносы.
Сначала в буфете никого не было. Но вот вошел какой-то лакей с полупустым подносом и, поставив его на стол, собирался снова наполнить его. В эту минуту за ним появилась женщина в роскошном шелковом платье, со сверкающей диадемой в волосах. Это была княгиня Угарина. Схватив лакея за ухо, она заставила его обернуться, затем, поцеловав в щеку, оттолкнула от себя.
Лакей, красивый парень, казалось, вовсе не был удивлен подобным незаслуженным отличием. С необыкновенной фамильярностью он притянул к себе княгиню и возвратил ей поцелуй.
«Сидор!» — Эта мысль с быстротой молнии пронеслась в уме Тамары, между тем как она, с широко раскрытыми глазами, не доверяя своему собственному зрению, молча созерцала эту невероятную сцену. Глухой возглас привел ее в себя.
Оторвавшись от своих воспоминаний, Арсений Борисович хотел заговорить с баронессой, но его поразило выражение крайнего недоумения на ее лице. Следя за направлением ее глаз, он взглянул в зеркало и был свидетелем нежной сцены, происшедшей между лакеем и своей женой.
Видя себя так позорно обесчещенным перед Тамарой, видя, что перед ее чистым взором раскрылся весь позор его семейной жизни, Угарин пришел в ярость и первую минуту не мог произнести ни слова. Оба виновника уже исчезли, когда он, бледный, со сжатыми кулаками, вскочил с дивана, готовясь броситься за ними следом. В эту минуту маленькая ручка дотронулась до его рукава и взволнованный, слегка дрожащий голос сказал ему:
— Опомнитесь, кузен! Неужели из чисто семейного дела вы хотите сделать публичный скандал?
Тяжело переводя дыхание, князь опять опустился на диван.
— О! Это уже чересчур! — пробормотал он прерывающимся голосом. — Проклятая собака!.. Я переломаю ему все кости.
Непередаваемое выражение блеснуло в глазах молодой женщины. К ней уже вернулось ее обычное хладнокровие.
— В таком случае вы поступите очень несправедливо, кузен! Неужели вы хотите подчиненного слугу сделать ответственным за поступки своей жены? Он не виноват. А она — она сделалась тем, чем обещала сделаться, будучи еще девушкой! Если у вас хватило решимости жениться на ней, то имейте же мужество терпеть ее такой, какова она есть.