— Чокнутый? — подсказал я.
— Да нет… Не то… — Дем принялся ожесточенно чесать затылок, чтоб быстрее думалось.
— Заболел? — предположила мамаша Шарида.
— Не… Он это… в самоволку ходил… каждый вечер… Мы думали он, значится…
— Шпион? — вставила догадливая Исса.
— Да не… Какой шпион! Кому она, Трайтаона ентая, нужна… Мы думали, он девчонку себе… девчонку завел! Дело ж молодое! — Папа многозначительно подмигнул нам с Иссой.
— Ха-ха-ха! — откликнулась мамаша Шарида. Значится, проследили мы за Чором… Незаметно так…
Интересно нам было… А там это, как его… оказалось, что не девчонка это вовсе!
— Неужели парень? — не выдержал я.
— Парень? — вытаращились на меня мамаша Шарида, папаша Дьямаш и Исса.
Они явно не поняли моего юмора. Вообще, меньшинства в Конкордии обсуждать было не принято. Да и были ли у них вообще какие-либо «меньшинства», судить не берусь.
— Не… Не парень… Кролик это был!
— Кролик?
— Кролик!
— Так это он к кролику, что ли, каждую ночь ходил?
— То-то и оно! Кормил его морковкой! А мы-то думали — к девчонке. Там на Трайтаоне девчонки хоть куда! Ядреные! Глазами так и стреляют, негодяйки! А Чор к кролику! Уа-ха-ха! Уа-ха-ха!
— К кролику! Хи-хи-хи! Надо же! Хи-хи-хи! — развеселилась его супруга. — Ну просто нарочно не придумаешь! Хи-хи-хи!
— Папочка, ты прелесть! — Мою Иссу тоже душил смех. Похоже, совершенно неподдельный.
— Очень, очень остроумно! — скалился я.
Через час такого общения у меня начало сводить скулы от наигранных улыбок.
А папочка у моей Иссы был натурально балагуром.
За историей про тихоню Чора и его возлюбленного кролика последовала другая. Про то, как, снова же в армии, на Трайтаоне папаша Дьямаш, тогда еще молодой дем, выиграл спор у своего друга рядового Гевану, который утверждал, что пукнуть больше пяти раз подряд невозможно физически. Папаша Дьямаш посрамил неверующего благодаря специальной технике, которой его, в обмен на пачку сигарет, обучил рядовой Бун, в обществе которого папаша Дьямаш сидел в карцере за мелкое прегрешение.
Рядовой Бун, по уверениям папаши Дьямаша, мог, испустив ветры, затушить целый канделябр со свечами. В чем суть техники папаша Дьямаш так и не рассказал, а стоило бы. Впрочем, Иссе и ее маме история понравилась безотносительно.
Затем нашему вниманию было предложено развернутое художественное описание закатов над военной базой на Трайтаоне. Уверен, в текстовой записи все это напоминало бы суперавангардный роман о видениях наркомана, принявшего порцию отменной дури — учитывая широту словарного запаса и богатство экспрессивных средств рассказчика.
За закатами последовало не менее художественное описание морально-этических достоинств лейтенанта Ездигерда.
«Не человек — скала!» — говорил папаша Дьямаш, тыча пальцем в видавшую виды фотографию: мужчина с вострым лисьим лицом и бычьей шеей мужественно смотрел в объектив, приобнимая двух смазливых медсестер в шапочках и белых халатах…
— На одной из них он потом женился, — с нежной улыбкой промолвил папаша Дьямаш. — Кажется, на левой.
— А в прошлый раз ты говорил, что на правой, — укоризненно заметила Исса.
— Эх, память уже дырявая.
Как ни странно, все, что рассказывал папаша Дьямаш, принималось обществом на «ура».
В течение первого часа меня это удивляло. На мой вкус истории были затянутыми и скучными.
В течение второго часа — оставляло равнодушным. «Отключаться» с умным видом я научился еще на занятиях по «Обмундированию, снабжению и комплектации». А к концу третьего часа я даже начал получать от этого кошмара удовольствие из серии «Бывают же такие простые и добрые люди!». Или: «Как хорошо, что моя Исса уродилась не в мать и не в отца!»
А еще мы кушали и пили — мамаша Шарида бдительно следила за тем, чтобы я не пропускал ни одной рюмки, а папаша Дьямаш раза три указал мне на то, какой я «худенький». А потом они хором пели для меня песни — незамысловатые и прямые, как и все искусство клонов.
Когда же подошло время прощаться, мамаша Шарида отвела меня в сторонку и, смаргивая нечаянную слезу, спросила:
— Ты же не будешь обижать мою девочку, когда вы поженитесь?
— Никогда, — шепотом заверил ее я.
Увы, нашу доверительную беседу грубо прервали. Подошел папаша Дьямаш и, дыша на меня перегаром, заявил:
— Вы ж смотрите только, балбесы. До регистрации — ни-ни!
Честное слово, после всего этого я искренне раскаялся в том, что временами, в обществе Кольки Самохвальского, позволял себе называть своего отца Ричарда невеждой.
Однако стоило нам с Иссой, которая после визита к родителям на глазах расцвела и оживилась, выйти на улицу, как я уже забыл про выписанную себе медаль.
Исса так ласково льнула ко мне, что…
В общем, хотя «по-взрослому» ничего такого у нас не сложилось, мне все-таки стоило огромных трудов не опоздать к началу третьего отделения растреклятого концерта.
Мы встречались с Иссой еще дважды, но обе эти встречи оставили в моей душе ощущение незаконченности. Недосказанности. Незавершенности.
Довольно неприятное это было ощущение. Как сказал бы Самохвальский — фрустрирующее.
И не в том дело, что нам с Иссой так толком и не дали побыть вдвоем — все время нужно было следить за тем, чтобы куда-нибудь не опоздать, не нарушить каких-нибудь приличий, чтобы оставаться «комильфо», чтобы не перейти от поцелуев к чему-то, что уже не является поцелуями…
А как же любовь, спросите меня вы, которая побеждает все социальные условности?
А вот хрен она что победила.
По крайней мере в нашем с Иссой случае.
Мне было страшно признаться себе в том, что временами, чинно сидя рядом с Иссой на скамеечке в публичном парке имени Безымянного Героя, я втайне мечтаю о том, чтобы снова увидеть ту Иссу, которая являлась на сеансы дальней связи — открытую, чуток романтичную, рассеянную. Что я страстно хочу, чтобы Исса, из реальной клонской девушки-офицера, суровой и деловитой, снова превратилась в эдакую Аэлиту — инопланетянку мечты, чье физическое тело располагается в десятках и сотнях парсеков от меня.
Впрочем, на моей решимости взять Иссу в жены все эти мечтания и соображения никак не сказывались. Я по-прежнему был тверд. До фанатизма.
Может быть, потому, что я был убежден: стоит нам сочетаться браком и образы девушки-мечты и клонского офицера навеки сольются в одно целое? Эх, черт его знает!
Последний день в Хосрове выдался особенно муторным.
С утра нас инструктировала контрразведка флота: хваты с ничего не выражающими, как задницы, лицами.
Они рассказывали, как именно нам следует прошерстить наш багаж и одежду — чтоб, значит, вражеские шпионы чего туда не подсунули. Ежу было ясно, что наш багаж будет проверяться этими же самыми ребятами еще не раз. И что инструктаж нужен только за тем, чтобы облегчить дармоедам работу (ну и для поднятия общей бдительности). Увы, от того, что мы это понимали, инструктаж короче не становился.
Мне пришлось особенно туго — из-за «связи с офицером Иссой Гор».
Самохвальский, Терновой и Переверзев уже отправились пить пиво и чистить перышки перед финальным банкетом, а я все еще расхлебывал последствия своих увольнений большущей столовой ложкой…
— Офицер Исса Гор не обращалась к вам с просьбой взять с собой какую-либо передачу?
— Нет.
— Почему?
— Ей некому передавать передачи. У нее нет друзей на Земле.
— Вы уверены?
— Уверен.
— Какие подарки дарила вам офицер Исса Гор?
— Никаких.
— Совсем никаких?
— Совсем.
— Почему? Ведь она же ваша невеста?
— Не знаю. Спросите у нее почему.
— Что вы можете сказать о своих отношениях с офицером Риши Ар?
— Ничего. То есть у нас дружеские отношения.
— Знает ли об этих отношениях офицер Исса Гор?
— Не знает.
— Почему?
— Я не хотел, чтобы она ревновала.
— Но вы же сказали, что у вас с Риши Ар дружеские отношения?
— Это не имеет значения. Иногда люди ревнуют любимых даже к собакам. И к коням.
— Кого конкретно вы имеете в виду?
— Никого. Это просто пример.
— Сказала ли вам офицер Риши Ар о своем новом назначении?
— Не сказала. А куда ее назначили?
— Вопросы здесь задаем мы. Почему Риши Ар не сказала вам о своем новом назначении?
Бу-бу-бу… бу-бу-бу…
Чтоб вы все сдохли, несчастные козлы!
И не лень же им было следить за мной в Хосрове-2! Вот куда идут деньги российских налогоплательщиков! Чтобы всякие бездельники разбирались в перипетиях личной жизни одной ужасно важной персоны — кадета четвертого курса СВКА Саши Пушкина.
А потом было прощание с Иссой — короткое и колючее.
— Звони мне, — сказал я.
— Ты тоже мне звони, — сказала она.