Читать интересную книгу Изжитие демиургынизма - Павел Кочурин

Под вечер Дмитрий Данилович наведался к Тарапуне в Казенную. Там столкнулся с Марфой Ручейной. Она волокла из лесу еловый обрубок, остановилась передохнуть.

— Вот, Данилыч, — сказала леснику, — хотела домой волочить лесиќну… Так, может, и мне велишь подвезти дровишек.

Дмитрий Данилыч взял обрубок из рук Марфы, положил его в телегу, возле кото-рой стояла Татьяна.

— И подвезу, бабушка Марфа, — сказала Татьяна, — будешь зиму с дроќвами. И тут же, как бы в похвалу леснику, досказала: — Лес-то теперь что тебе городской парк… — Чего-то ждала, медлила.

Дмитрия Даниловича окликнули и он отошел. Марфа Ручейная кольнула Татьяну участливым взглядом, укорила словом:

— Время-то и не тяни, девка. И оборачивайся попроворней… А дровец и привези неколхознице, коли Данилыч вот велел.

— Да уж сделаю, Бабушка Марфа, и без веления, — взяла в руки вожжи. Пегая ко-былка тронулась и Татьяна пошла за ней следом позади телеги.

Марфа отерла концом головного плата лицо, махнула рукой Дмиќтрию Данилови-чу, подошедшему было к своему мотоциклу, сказала ему, приблизившись:

— И ты, голубь, не суши себя. Жизнь не без конца. Сердце в тоске и горе не держи, отпусти его на волю, живой ведь…

— В душу ты, бабушка Марфа, влезаешь, — поняв ее намек, сказал он неосудительно, а как бы охранно себя от греховных мыслей. Помедлил, держась за рычаги мотоцикла.

Марфа подступила к нему вплотную, жестом руки задержала для другоќго своего слова. Глянула на него, как бы настраивая и его и себя на доверительный разговор, вы-молвила:

— Вот и выслушай старую, что я тебе скажу… Помышлению твоему следую. Оно тебе велением Божьим усмотрено. Его и надо держаться. По делу своему всяк и оберега-ется, и наказывается. Добро твое от тебя не отступает, за тобой остается. Чисто в людском мире, чисто и в душе твоей, коли помыслы не от лукавого. Чего себя-то сушить. Сердцу разумом и помогай… — И покивав головой, будто в согласии с каким-то своим невидимым советчиком, побрела вглубь моќлодого ельничка.

Взгляд Дмитрия Даниловича и пал на этот открытый глазу и небу ельничек, за ко-торым скрылась татарка. Елочки только что освободились от тленной гнили и мусорной поросли, затмевавшей свет, И как бы восќхищенные удивлялись нежданной свободе. Чуть поодаль высились матерые ели, обкорнанные и покалеченные. Они и дали жизнь моло-дым. И как бы сама собой нашла мысль, чти эти старые ели, как вот и мы сегодняшние, тоже покалеченные, но обязаны давать жизнь молодым. Они живут с наќшими муками, как и мы с их болью. Они такие, навиду у нас, как и мы, такие, навиду у них. Мы с их бедами, как и со своими, не можем враз справиться. И все же вот стремимся оберегать друг друга — лес, природа, нас бережет, а мы, в безрассудстве своем не понимаем этого.

За этими его размышлениями и за молодой ельниковой порослью, увиделась мыс-ленно Татьяна. Это старуха Марфа Ручейная повернула повернула его к раздумьям о Татьяне и о себе, и о мире, который в горе, как вот и они сами. Но мир в горе от них, а они в этом горе

от самих себя.

4

Неделя леса с веселья началась и празднично закончилась. Из леса уезжали с осоз-нанием свершения важного дела, которое давно бы им надо сделать, но вот не делали.

Старик Соколов Яков Филиппович, как бы не желая так вот поспешно покидать обихоженный под его присмотром лес, захоќтел неторопливо пройти из Гарей пешком. Выбрал путь через Данилово поле, а от него бродом через Шелекшу. Ощутил в себе зов взглянуть на само поле. Оно было в родстве с гаринским лесом, жило одной судьќбой и было под приглядом одного заботника.

Машина уехала, а он посмотрел ей во след и не торопясь пошел знаќкомым путем, словно в очередной раз возвращаясь из храма, выстояв там богослужение.

Выйдя к Данилову полю со стороны болотняка, огляделся. В душе был покой, а над нивой стояла завораживающая тишина. Солнце косыми луќчами, как ливневым дождем, омывало Черемуховую кручу за Шелекшей. Убранное поле навевало своей тайностью сокровенные думы, притягиќвало к себе взор и единило со всем вокруг.

Вымолвив похвалу полю и силам, давшим тут всему благодатно сбыться, затраве-лой дорожкой Яков Филиппович пошел к Шелекше, к броду. Напроќтив того места, где были Татаров бугор и Лягушечье озерцо, ноги его как бы сами перестали двигаться. Что-то требовало остановиться. Нахќлынул поток мыслей. Ясно вспомнилось, как в первый же день по возращении из особого отряда Красной Армии, ночью вышел на Татаров бугор. Так ему повелел затылоглазник, начальник города, где стоял их отряд. Он, Яков Соколов, боец этого отряда, не посмел спросить высокого наќчальника, откуда он знает о их Татаро-вом бугре, клятом их месте. Обеќщалась новая встреча, но затылоглазник загадочно исчез, как вот и многие исчезали в ту пору. Вернувшись домой к себе в Сухерку, боец Соколов с точностью исполнил его повеление. Вышел на бугор в лунную ночь и перед ним возник призрак, то ли самого затылоглазника, то ли татарова ведуна, прах которого тлел в Лягу-шечьем озерце. Призрак и высказал то, чего не успел сказать живой затылоглазник. Все и предќрек, что вот теперь свершилось на этом месте за рекой Шелекшей. Сразу предречение затылоглазника и призрака, вышедшего к нем в лунную ночь на Татаровом бугре, затми-лось событиями, тревожќными и опасными. Но вот подошло время, и к удивлению Якова Филиппоќвича, Данило Игнатьич Корин заговорил с ним о желании поселиться за рекой Шелекшей хутором. И выстроиться чуть ли не на самом Татароќвом бугре. Что место счи-талось клятым, это Данила Игнатьича не страшило. Свою единоличную полоску он удоб-рял илом из Лягушечьего озерца. Клятье, считал, трудом твоим и очистится, коли в пра-ведной жизни будешь. Своей мечтой о хуторе Данило Игнатьич поделился не с кем-нибудь, а именно вот с ним, Яковом Соколовым, поведавшем ему о встрече с затылоглаз-ником по возвращении домой из особого отряда.

Тогдашние разговоры с дедушкой Данилом разом и нахлынули на Старика Соко-лова Якова Филипповича, когда он, возвращаясь из Гарей, вышел к Данилову полю. Встал лицом к нему, прикрыл ладонями глаза, и в мысленном видении предствилось то, о чем вынашивал свою мечту Игнатьич…

На сухмене, правее Татарова бугра, стоит усадьба ладного хутоќрянина. Через реку Шелекшу перекинут широкий мост. Яков Филиппович как бы и оказался на этом мосту, стоял на нем и разглядывал с него владения хуторянина… Перед домом паслась белая ло-шадь, коринская Гоќлубка с жеребенком такой же масти. На юру махали крыльями два вет-ряќка. Но не такие, что были у Ворониных за Моховым, а легкие, какие на картинках в журналах выказывают. От ветряков тянулись провода к постќройкам и к дому. Все тут бы-ло свое, ничего ни от кого не зависимое. Дедушка Данило о такой независимости мечтал даже в бытность председателем колхоза. Это всегдашние желания хозяйственного мужи-ка. Да и сам Яков Филиппович вынашивал в то время благие думы. Но вот были сомне-ния, что не дозволят мужику жить по-мужицки, "неположено", как неположено солдату жить не по-солдатски. Эти свои опасения высказывал и Данилу Игнатьичу. Оба и остереглись от хуторянства.

Видение о будущем рода Кориных изошло к Старику Соколову Якову Фи-липповичу признаком того, что мечтаниям Даниила Игнатьича суждено сбыться. Сего-дняшние мытарства должны изойти, изжиться. Жизнь мужиќка-крестьянина уладится, а через него и всего остального люда. Это и вещано новым людям в новой державе через избранников. Яков Филиќппович и причислял к ним род Кориных… И ему вот дал Бог провидеть с верой грядущее. И Светлане это видение далось. Она увидела сеќбя хозяйкой в будущем коринском доме. Все это осмыслилось, и как бы увиделось явью в короткий миг Яковом Филиппычем, Коммунистом во Христе, пока он стоял с закрытыми глазами на Даниловом поле, напроќтив того места, где был Татаров бугор.

И вот он отнял ладонь от глаз. Перед взором его было всего лишь сегодняшнее по-ле убранной пшеницы. Но и оно загадочно и таинственќно лучилось серовато-золотистой стерней. И этим лучением как бы утверждало его веру в сбыточность мужиковых чаяний. Волны света шли как бы из прошлого, из того далека, что было тут прежде, к тому, что будет тут сотворено родом истовых крестьян Кориных. С таких, как они, и с того, что им сотворено и будет сотворено, и возьмется устойное стоќяние спасительного Русь крестьян-ства. Только на чистой земле возможно чистое житие.

Возблагодарив дух старца-отшельника, охранника Данилова поля, за это видение, Яков Филиппович пошел к реке, к дубкам дедушки Данила. Им тоже поклонился, как стражам поля и свернул к броду через Шелекшу.

Войдя в реку, постоял на быстринке, давая отдохновение босым ногам под живи-тельным струям. По берегу излучиной реки, направился в Мохово. Нельзя было не зайти к Данилычу, и не рассказать, что сделано в Гарях, и о своих раздумьях-видении на Даниловом поле.