Читать интересную книгу Грани русского раскола - Александр Пыжиков

Оценивая все эти партийные начинания российской буржуазии, прежде всего, следует разделить мнение об их политической несостоятельности: оппозиционность отечественных капиталистов в публичной сфере следует признать несерьезной. Вместе с тем, именно здесь находится узловая точка всех последующих бурных перипетий 1905 года. Если у буржуазии, ориентированной на правительство, инициативы политического характера, едва обозначившись, быстро иссякли, то капиталисты из народа, в отличие от питерских буржуа, двинулись иным не публичным путем. Они располагали своим сценарием развития ситуации, далеко не ограничивавшимся созданием торгово-промышленной партии. Их намерения простирались гораздо дальше и были связанны со сломом планов властей по избранию совещательной думы. Представители крупной московской буржуазии в конце июля 1905 года еще раз в узком кругу вернулись к вопросам, поднятым на совещании биржевых деятелей 4 июля. Мероприятие прошло в доме фабриканта И.А. Морозова (сыне купчихи В.А. Морозовой, собиравшей радикальные элементы в своем особняке), где присутствовало около 30 видных промышленников. По сведениям полиции, они занимались согласованием конкретных действий на тот случай, если Государственная дума будет объявлена лишь законосовещательной, а не законодательной. Было предложено противодействовать такому правительственному решению: звучали угрозы приостановить фабрики и заводы для создания массового рабочего движения, препятствовать реализации внутренних займов, отказываться платить промысловый налог и т.д.[929] Очевидно, что купеческую элиту в этот момент занимали не конституционные искания в стиле Муромцева и его группы, а практические шаги по противодействию правительственным планам. Затем в августе обсуждение было продолжено в Нижнем Новгороде во время проведения ярмарки, где участники встречи сосредоточились (что очень примечательно) на состоянии рабочего движения[930]. Все эти факты – свидетельство реальной подготовке к социально-политическому обострению в конце 1905 года. Для этого у московского купечества имелись не только денежные средства, но и необходимые связи в тех кругах, которые при их содействии были способны предельно обострить ситуацию.

Необходимо подчеркнуть, что включившись в борьбу за конституционный строй, купеческая элита не ограничивалась посещением земских съездов. Она ясно осознавала, что реформаторского порыва дворянско-интеллигентской публики будет недостаточно для продавливания изменений в нужном ключе. А потому либерализовавшееся купечество предусмотрительно обратилось к радикальным элементам. Этот контингент концентрировался в кружках социал-демократов и социал-революционеров, делавших ставку на силовое выяснение отношений с царизмом. Требования конституции и свобод под аккомпанемент взрывов и выстрелов звучали куда более убедительно. По свидетельствам М. Горького, целый ряд капиталистов регулярно финансировал текущие потребности эсдеков[931]. Это было важно для буржуазии и еще с одной точки зрения, которая сегодня находится в тени. На рубеже XIX-XX столетий актуализировался вопрос об оплате социальных нужд численно растущего пролетариата, и правительство намеревалось решить эту проблему исключительно за счет предпринимателей (напомним, в этом и состояла экономическая подоплека «зубатовщины»), Государство не желало принимать на себя даже часть затрат в социальной сфере, неизменно перекладывая все заботы по улучшению труда и быта людей на владельцев предприятий. Скажем, призывы ввести государственное страхование от несчастных случаев на производстве завершились принятием правил, ничего общего с госстрахованием не имевших, поскольку выплаты полностью вменялись в обязанность фабрикантам[932]. А те, в свою очередь, стремились разделить социальные издержки с государством, начав оспаривать взгляд на рабочее движение как на чисто экономическое явление, указывая, что истинные причины стачек кроются не в экономике, а в неустройствах государственной жизни и отсутствии свобод[933].

Однако этот тезис нуждался в серьезной аргументации. Вот ее-то, по мнению московского купечества, и должны обеспечить социал-демократы, делавшие ставку на пролетариат.

Интересы недоброжелателей самодержавия и его радикальных противников сошлись. Деятельность эсдеков в рабочем движении должна придать ему нужную политическую окраску – отсюда заинтересованность буржуазии в подобной организации. А РСДРП получала финансовые возможности для того, чтобы наконец-то проявить себя на широком поприще. Социал-демократы сполна воспользовались предоставленным шансом. В 1903-1904 годах партийная пропаганда приобрела невиданный размах: выпускалось свыше 200 различных изданий общим тиражом 1,2 млн экземпляров, из которых 400 тысяч составляли только воззвания «Искры»[934]. Как удовлетворенно отмечал в разговоре с С.Т. Морозовым крупный нижегородский капиталист Н.А. Бугров, отдача от издания агитационной литературы заметна; и многозначительно добавлял, а что бы было «если бы мы с тобой все капиталы пустили в дело это?»[935]. На Урале с революционной публикой тесно взаимодействовал еще один известный купец и гласный Пермской городской думы Н.В. Мешков. Этот владелец крупного торгового пароходства в Волжско-Камском водном бассейне отличался острым неприятием царизма, откровенно заявляя, что «самодержавие надо валить; оно нам мешает»[936]. Он регулярно предоставлял свой огромный дом для сходок революционеров и даже привлекался полицией по политическим обвинениям, считавшей его пособником стачек в регионе. Л.А. Фотиева, будущий секретарь советского вождя Ленина, знавшая о Мешкове, восхищалась тем, «сколько людей вызволили его деньги из тюрьмы»[937]. Очевидно, сотрудничество с богатым купечеством для профессиональных революционеров было жизненно необходимым. В воспоминаниях одного московского рабочего содержится забавный эпизод. Он рассказывал о том, как с товарищами из Лефортова летом 1905 года закидывал камнями, бил стекла в домах и квартирах фабрикантов. После чего их собрали представители местного районного комитета РСДРП: они укоряли рабочих за их поступки, разъясняли, что промышленники «тоже начинают проникаться революционным духом, и также заинтересованы в свержении самодержавия, как и рабочие, и что нам с ними по пути»[938]. А подобные действия только отпугивают полезных союзников[939].

Но все же не нужно забывать, контакты между эсдеками и купеческой буржуазией с обеих сторон носили сугубо тактический характер. Это хорошо видно из стенограммы III-го съезда РСДРП, В тексте имеется сноска, воспроизводящая первоначальную запись, где А.И. Рыков (впоследствии крупный советский руководитель) упоминает о встречах в Москве с двумя либералами из промышленников. Их неодобрение вызвал тот факт, что в ходе забастовок партия наряду с политическими лозунгами, направленными против самодержавия и правительственной бюрократии выставила и экономические требования. При этом А.И. Рыков добавил:

«Не надо смешивать политические и технические услуги. Думаю также, что нам надо действовать так, чтобы они согласовали свои действия с нашими, а не мы согласовывались с их политикой»[940].

Любопытно, что контакты партии с московским купечеством квалифицировались съездом как работа по «пробуждению политического сознания русской буржуазии»[941].

Следует помнить, что «пролетарская карта», разыгрываемая в этой политической игре, не имела практически никакого отношения к действительным нуждам рабочего класса. Неудивительно поэтому, что, когда В.А. Морозова решила предстать в образе благодетельницы перед толпой на своем бастующем предприятии, в нее полетели камни; прогрессивной купчихе пришлось спасаться бегством[942]. На одной из фабрик, принадлежащих видным либеральным деятелям братьям Рябушинским в Вышнем Волочке, тоже проходили забастовки; они переросли в волнения, в ходе которых был убит управляющий директор[943]. С другой стороны, политическая пропаганда эсдеков тоже слабо привлекала рабочих, которых занимали конкретные хозяйственно-бытовые проблемы. В самом деле, трудно понять авторов листовок, предназначенных русскому трудовому простонародью и воспевавших при этом «героическую борьбу еврейских и польских рабочих... поражающую своим величием весь мир»[944]. Не вдохновляли русского человека и неизменные апелляции к международным центрам рабочего движения как высшим авторитетам в борьбе. Это приводило в уныние революционеров, считавших массы незрелыми. Камнем преткновения для русских марксистов стал вопрос о том, что важнее: экономическая или политическая борьба? Но главная проблема социал-демократии состояла в другом: в партии, объявленной передовым отрядом рабочих, представители последних занимали, мягко говоря, скромное место. Это подтверждают документы. Так, в апреле 1905 года в Петербурге арестовали часть столичного комитета РСДРП; среди задержанных оказалось 29 студентов (или бывших студентов), восемь мещан, одна дочь священника, одна – действительного статского советника и только шестеро были из крестьянского сословия, т.е. рабочими[945]. Как показывают источники, пролетарский авангард состоял преимущественно из радикальных интеллигентов: Совет рабочих депутатов Петербурга был сформирован исключительно их усилиями[946]. Один из участников Совета, Б. Радин, поведал, что выборы в него от одних заводов проходили на митингах в учебных заведениях, а от других – вообще не проводились. Да и собирался Совет рабочих не на промышленных предприятиях (что более соответствовало бы названию этого органа), а по учебным заведениям или в Вольном экономическом обществе, где вообще не было никакой возможности установить, кто рабочий депутат, а кто – нет[947]. Об одном из таких заседаний вспоминал известный революционер В. Зензинов, обнаруживший там много своих знакомых не только по Петербургу, но и по эмиграции[948].