и замерла, бросила короткий взгляд на древо. – Но и черты Ледары я в тебе вижу.
Имя матери резануло слух.
– Вы знали её?
Женщина помедлила, как будто размышляла, отвечать или нет, потом всё-таки проговорила:
– Она была моей подругой, пока не предала наш народ. Глупая и наивная, упорхнула в лапы лестрийского кота.
С тем, что лорд Брейгар хищник, сложно было не согласиться. Но я не собирался становиться таким, как он.
Между нами повисло почти осязаемое напряжение. Этера протянула руку и коснулась острых граней древа – камни откликнулись. Заколыхалось алое марево, которым была наполнена пещера.
– Ты пробудила каменное древо, заставила его зацвести, – обратилась она к Моне уже мягче. – На такое была способна только Матерь Гор. Я была права в том, что твой Дар уникален.
– Поэтому так стремились меня присвоить? Интересно, вы знали, что во мне течёт грязная кровь, как и в моём отце? – прозвенел голос Рамоны.
Она вышла из-за моего плеча и вперилась в жрицу упрямым взглядом.
– Не слушай её, – велел я.
Алые блики падали на лицо женщины, придавая коже зловещий оттенок.
– Я догадывалась.
– Если так, то почему не спешили развенчать миф о том, что полукровки рождаются пустыми? Ведь и мы с отцом, и Орм, и дочка Ольда – прямое ему опровержение!
В голосе Рамоны прозвучали гнев и непонимание. Я чувствовал, как она закипает. Поквитаться бы со жрицей прямо сейчас, но что-то меня сдерживало.
– Тогда бы начался хаос. Народы бы начали мешать кровь, и через несколько столетий искатели бы растворились в детях равнин, нас бы просто не осталось. Лестрийцы пришли бы в наши горы, захватили наши сокровища, запретили нашу веру. И всё, чем мы дорожили тысячи лет, пошло прахом. Уже идёт.
– Ещё не поздно всё исправить!
Мона упрямо сжала кулачки, но жрица и бровью не повела. Лишь произнесла негромко:
– Ты знала, что вызвать цветение могла только мать?
Глава 46.
Мы с Ренном переглянулись, оглушённые внезапной догадкой. А Верховная лишь усмехнулась и покачала головой.
– Что, неужели не знала? Ты носишь дитя, Рамона.
Сердце подскочило и замерло в горле. Я стояла, не в силах вымолвить ни слова, язык прилип к нёбу, а руки намертво вцепились в подол платья. И взгляд Матушки Этеры, и интонация говорили о том, что она не лжёт.
Но ведь мы… Неужели у нас получилось вот так, сразу?
Ренн выглядел поражённым не меньше. Смотрел на меня, широко распахнув глаза, а потом взгляд его медленно спустился мне на живот.
Нервная дрожь прошила от макушки до кончиков пальцев, и я едва не рассмеялась, но тёплая ладонь легла на плечо, даря успокоение. А во взгляде просьба довериться и не паниковать.
– Я прочла об этом в старых трактатах, но прежде жрицы не становились матерями, поэтому древо цвело лишь однажды.
– Когда появились первые искатели… – выдохнула я, цепляясь за руку Ренна, как за последнюю соломинку.
Его присутствие согревало и не давало утратить бодрость духа. Новость выбила меня из колеи, но в то же время вознесла куда-то ввысь, и в голове теперь лопались мыльные пузыри, мешая связно мыслить.
– Но это другое цветение. Твой Дар запутал лестрийцев и защитил Антрим. Твоё призвание – защищать.
– Люди равнин вернутся снова. Они будут мстить, а я не дам Рамоне рисковать собою каждый раз, – мрачно произнёс Ренн.
– И не надо, – качнула головой Матушка Этера, а потом её взгляд зажёгся. – Не надо каждый раз. Рамона может стать частью каменного древа, слиться с ним, как Матерь Гор, чтобы вечно охранять наш дом от чужаков.
И снова сердце сначала подскочило, а потом упало вниз, по венам потёк холод. Это что же… Взгляд упал на пульсирующий, почти живой ствол древа. Я могу стать с ним единым целым? Моя магия это позволяет?
В этот миг я почувствовала волну ярости, исходящую от Реннейра. Он шумно выдохнул и, сжав рукоять меча, сделал шаг вперёд.
– Предлагаете ей пожертвовать собой? – произнёс севшим от гнева голосом, так, что испугалась даже я. – Хотите нести добро чужими руками, как привыкли?
Мне казалось, ещё мгновение, и он кинется на Верховную, чтобы порубить её на куски.
– Не смей упрекать меня, Зверь-из-Ущелья, – бросила Матушка, скривив губы и гордо задрав подбородок. – Моя ноша тяжела, тебе этого не понять. Ты ослеп, видишь только её. Впрочем, что взять с лестрийца?
– Неужели этого мало? – Ренн указал в сторону ствола клинком. – Вы отдавали ему осколки чужих душ, поили кровью в прямом смысле слова. Это ваши ритуалы разбудили жажду древа. Какая подлость – вырывать у жриц части их душ, их память и чувства.
Кровавый камень успел показать мне заточенные в его чреве частицы моих сестёр-жриц. Они метались внутри, как маленькие светлячки, не в силах найти выхода. Я вспомнила о том, как изменилась Инира после ритуала, и у меня закружилась голова и подкосились ноги.
Оно тоже хочет почувствовать себя живым...
– Рамона, подумай! Если ты это сделаешь, ритуалов больше не будет!
– Не слушай эту старую змею! – зарычал Ренн и бросился вперёд, но Матушка взмахнула рукой – её окружил частокол из длинных и острых багровых пиков. Они взмыли из тверди в мгновение ока.
Грани опасно поблёскивали, не было сомнений – они остры, как бритва.
Реннейр замер перед преградой, тяжело дыша. Всё его тело напряглось, как у зверя перед прыжком. Он метался, не зная, с какой стороны подступить.
– Ты не сможешь причинить мне вред, бастард. Магия камней тебе неподвластна, ты покусился на чужое, – раздался смешок. – Ребёнок из пророчества, ну надо же!
А потом она посмотрела в мою сторону, и я услышала её голос у себя в голове.
– Так что, Рамона? Что ты выберешь? Сиюминутную прихоть, блажь влюблённой девчонки или по-настоящему важную вещь?
Не только сердце, но и время замедлило ход. Растянулось, готовое лопнуть.
– А говорили, что любите меня, – произнесла я с горечью, не отрывая взгляда от лица Верховной.
Ей удалось зацепить меня, затронуть скрытое глубоко в душе. И на мгновение я заколебалась. На одной чаше весов лежало наше с Ренном счастье, ведь мы могли бы просто создать портал и уйти туда, где никто нас не знает, где никто не найдёт.
На другой чаше лежала безопасность моего народа.