что сама пока не знала, наступит ли для нас это “скоро”.
Матерь Гор, если ты меня слышишь, помоги! Я ведь только-только обрела счастье, хоть и не была твоей примерной дочерью.
Вскоре свет стал ещё ярче, ещё насыщенней, словно сквозь рубиновую пластину пропустили солнечный луч. Он уже обволакивал стены, дрожал вокруг нас, как знойное летнее марево. И тогда мы увидели нечто огромное, вросшее корнями и ветвями в скалу, ушедшее и в пол и вверх – будто на нём действительно держались все западные скалы.
Это был ствол каменного древа. Сотни тысяч острых граней мерно переливались и блистали, рассыпая вокруг карминовые искры. Кора его была собрана из полированных осколков, в которых отражались мы с Ренном – перевёрнутые, растянутые, изломанные.
На ум пришли слова Матушки Этеры:
Кровавый камень хранит воспоминания...
Интересно, что может показать нам древо? Ведь ему не одна сотня лет.
– Мона, не подходи близко, – предупредил Ренн, оттесняя меня назад и крепче сжимая рукоять меча.
Но я видела, как и его притягивает всё ближе. Этой несокрушимой мощи невозможно противиться.
– Ты знаешь легенду? – начала я негромко, делая шаг вперёд. – Каменное древо проросло из крови Матери Гор, а, когда она полюбила, древо зацвело. Из цветов этих появился народ искателей. У нас даже есть скульптуры, которые изображают младенца в сердцевине цветка.
Глава 45.
Как зачарованный я тянулся к стволу, вглядываясь в мозаику наших отражений. Голос Рамоны звучал будто сквозь стену, зато голос древа становился всё громче. Он был таким объёмным, что вскоре заполнил собой всё пространство и мысли.
А потом я начал различать в утробном гуле сотни других голосов. Меня окутали крики, смех, ругань, звон и вой… Наши отражения пошли рябью, покрылись туманом, но вскоре сквозь него начали проступать картины.
Я оказался затянут в тенёта прошлого, как и в ту ночь, когда кровавый камень моей матери открыл воспоминания. Даже если я не хотел смотреть и слушать, они против воли забирались в голову, картины мелькали и мелькали, как взбесившаяся карусель.
Прошлое восставало из руин – я пронёсся сквозь столетья и увидел древние жертвенники, где искатели убивали чужаков с равнин, а после сбрасывали тела в Ущелье Забытых. Я видел извержения вулканов и небо, подёрнутое пепельной дымкой, гнев гор и каменное древо, раскинувшее под землёй жадные ветви. Матерь Гор отдала ему последние силы и растворилась в нём, когда сердце разбила несчастная любовь.
С тех пор камни, и корни, и ростки хотели почувствовать себя живыми, хоть на миг прикоснуться к теплу человеческого тела и души, испить немного искрящегося Дара.
Я видел много святилищ разом – люди моего отца пришли туда, чтобы разорить их. Но с небес дождём сыпалось золото, солдаты рылись в снегу, набивая карманы. Это было похоже на безумие, на всеобщее помешательство.
Я видел и отца – тот брёл в метели, закрывая лицо и голову плащом от режущего ветра и слепящего снега. А впереди зияла пропасть.
И видел искателей – те выходили неведомо откуда, сжимая в руках всё оружие, которое только нашлось. Дети гор наплевали на свою мирную природу и покинули Антрим, чтобы покарать чужаков. Надвигалось кровавое пиршество, горы и камни чуяли кровь, которая скоро должна пролиться.
Но картина быстро сменилась – и золото, этот проклятый блестящий металл, на глазах изумлённых солдат начал превращаться в глиняные черепки. А порывы ледяного ветра раскачивали алые маки, отрывая от них тонкие лепестки – они летели прочь, как стая бабочек.
Все эти картины навалились на меня глыбой, грозя раздавить.
Потом кровавый камень показал мне последнюю жертву Ущелья – того, чьё искажённое злобой лицо я не мог забыть. Друг, которого я не смог спасти много лет назад, вновь явился по мою душу.
Это всё из-за твоего отца!...
Звучало, как обвинение. Я и правда был на суде – самом страшном, какой только может быть. Раз за разом оставался наедине со своей совестью и понимал, что никогда не смогу себе простить это слепое послушание.
Я всегда был верен отцу, я был дехеймом. Искал его признания и доверия. Закрывал глаза на его жестокость и жажду власти, надеясь, что тот оценит мою верность, и я смогу приблизиться к его сияющему величию.
Я убивал по его приказу, воевал, гнал мысли о том, что можно жить по-другому. Шёл проторенной дорогой, а не своей собственной.
Никогда не прощу себе этого.
Не встреть я Мону, Дар бы не проснулся. Я бы не проснулся. Она – ключ ко всему.
Стоило мне это осознать, как по телу обжигающей волной понёсся Дар, сосредотачиваясь в руках. Запястья налились тяжестью, жар стал невыносимым, а дальше...
Железные цепи со звоном осыпались к ногам. Я был свободен от оков.
– Ренн! Ренн!! – голос Рамоны вернул меня в реальность.
Рывком повернувшись, я встретил встревоженный взгляд и посмотрел туда, куда она указывала пальцем. На стене позади нас разгоралось багряное свечение, из стены вырастали пучки кристаллов – совсем как тогда, когда Мона создавала врата.
– Это Матушка Этера, – произнесла она опустившимся голосом.
Я усмехнулся, разминая запястья. Кожа на них была красной после оков и шелушилась.
– Вот и старая змея подоспела. Как чуяла, – произнёс я с предвкушением. – Пусть заходит. Давно хотел с ней переговорить.
– А я не очень, – Мона нахмурилась и сжала губы. – Наша последняя встреча была не слишком радужной.
Из толщи камней вынырнула фигура, затянутая в ало-золотое платье. Этера, подобрав подол, шагнула вперёд с грацией королевы и сразу нашла нас взглядом. Любой, кто видел жрицу, мог подумать, что годы обошли её стороной.
– Вот ты какой, ребёнок из пророчества, – произнесла медленно, оглядывая меня с ног до головы. – Недаром, увидев тебя в первый раз, я почувствовала неладное.
Переведя взгляд на Мону, поджала губы, а потом натянуто улыбнулась.
– Здравствуй, моё беглое дитя.
– Зачем вы пришли? Рамону вам всё равно не получить. Она под моей защитой.
Не хотелось слушать ядовитые речи. Я достаточно узнал о том, что из себя представляет Верховная. Дорвавшаяся до власти, жадная – такая же, как мой отец. Свои пороки оба прикрывали заботой о других, но со временем их истинная природа начала вылезать из-под маски так, что уже не скроешь.
Рамона шумно выдохнула и коснулась моего локтя. Ничего, не бойся, девочка, я буду тебя защищать.
– Ты слишком похож на своего отца, – Верховная сделала ещё пару шагов