— С каких это пор вы стали интересоваться моим самочувствием? Что там у вас, выкладывайте.
— Я задержусь на неделю.
— Что там?
— Объясню, когда приеду, — сказал я.
Павиан буркнул что-то, в трубке опять щелкнуло, разговор кончился. Я мог считать, что разрешение получено.
— Полдела сделано, — сказал я. — Прикажи, чтоб постелили. Спокойной ночи, Клер! Не знаю, что бы я делал, если бы не ты. Ты молодец!
Я пошел наверх в свою комнату, которую всегда мне отводили, когда я приезжал в этот дом.
3
А тетради все-таки стоили риска. Это стало ясно после первых же страниц — кое-что, правда, я перефразирую, домысливаю, некоторые имена сознательно опускаю. У меня для этого есть основания плюс неточности, которые бывают при всяком переводе, тем более с такого текста, который попался мне, — сплошная головоломка. Конечно, мой перевод дневника, тем более те места, которые я восстанавливаю по памяти, стилизован, но я думаю, читатель от этого не будет в обиде...
...Я засел за тетради. Из-за них убили человека?
Я читал первую тетрадь.
Т е т р а д ь
«...Два дня не работаем. Наш сброд перепился... Так хочется увидеть Балерину... Но почему-то около столовой появились охранники во главе с Комацу. Проклятый японец! Он требует, чтобы его величали Комацу-сан, не хватало еще прибавлять к его имени «сейсан», я с удовольствием прибавил бы — «бака»[12]. Комацу-бака. Охранники не разговаривают. Хотя бы теперь нас не охраняли как пленных! Мы сами согласились сюда ехать. Работу сделали. Давай гони доллары на бочку, и гуд бай.
Вообще-то я ловкач. Сейчас, вспоминая, как обвел джи-ай[13], смеюсь до икоты. Нашли дурака! Правда, когда проглотишь горячее, забываешь, как было горячо. Кто-то погорел... Говорят, какой-то журналист из Гонконга тиснул статью о медикаментах. В Шолоне все воровали. И в Сайгоне тоже. Янки тащили все, что под руку попадет. Гнилушка Тхе был лишь подставным лицом. Откуда у него могут быть медикаменты? Американский полковник ему продавал. Целый пароход растащили, а на мне захотели поехать охотиться на тигров. Пройдоха Ке не такой дурак, как они думали. Пройдоха Ке смылся. Что я заработал на медикаментах? Ничего. Все матери отдавал, да старший брат требовал денег. Он «сидит на игле». Ему морфия нужно все больше и больше. Он сумасшедшим становится, если с утра не «ширнется». Убить может. Это американцы его приучили «ширяться». Вначале он курил марихуану. Потом она на него перестала действовать. На героин у него денег нет... Какой только дрянью он не кололся! Страшно смотреть было, когда его ломало. Ненавижу наркоманов!
Американец и Гнилушка Тхе выкрутились. Меня хотели засудить. А теперь ищите птицу... Пройдоха Ке улетел туда, где отцветает заря и расцветает лотос.
Теперь через три дня я буду на материке. Надо проститься с Толстым Хуаном. Он у нас повар. Тоже ворюга.
И все-таки обидно до слез, что охранники щелкают затворами, как совы клювами. Утром и вечером рассаживаются за запретной чертой и в карты режутся, а ты не смей к черте подойти. Куда отсюда убежишь? Кругом море. Правда, на юге и на востоке темнеет земля. Может, и там острова? На карте здесь островов тьма, мы даже не знаем, на каком из них находимся. Запрятались, как змеи в камни, в десяти метрах от берега не найдешь входа в бухту. Кругом джунгли. Отсюда бежать некуда. А у катеров тоже охрана.
Я пришел в гараж, простился с самосвалом. Сколько я на нем земли вывез! Джунгли, как тигр — голыми руками клочка земли не вырвешь. Они дикие и непобедимые, джунгли. Они вызывают уважение. Их здесь называют по-малайски — римба. Мы проложили дорогу, забетонировали ее. Но вскоре через бетон пробились побеги бамбука...
...Почему я стал писать дневник? Потому что мне попалась красная тетрадь, изготовленная где-то на Тайване. На каждой странице тетради стоит иероглиф жи — дня, юэ — месяца и нянь — года. Это дневник. На первой странице портрет тощего Чан Кай-ши в генеральском, или кто он там — фельдмаршал? А, вспомнил, генералиссимус, так вот, в мундире генералиссимуса. Красуется как попугай! И чего вырядился? Я пишу дневник и потому, что мне скучно. Третий день ничего не делаем, пора сматываться. Мне что-то не нравится затишье. От таких, как Комацу-бака, всего можно ожидать. Я видел, как они сбросили со скалы Маленького Малайца — не того, что сейчас дрыхнет в бараке на нарах, накурился «дури» и дрыхнет, А другого. И что хорошего в наркотиках? Откровенно говоря, я никогда не пробовал даже марихуаны. У нас на улице многие мальчишки и девчонки курят. Правда, те, кто сочувствует партизанам, те не курят, курят те, кто связан с американцами.
Так вот, про моего брата... Он калека. Партизаны ему ногу оторвали: нет, его не привязывали к танку, как это делают янки с пленными, — он попал под минометный обстрел. Старший брат обслуживал американские турбинные многоцелевые вертолеты «Белл Н-1». Сильная машина! Еще есть «ганшипс» — «пушечные корабли», бронированные вертолеты «боинг-вертол». Они начинены боеприпасами, как креветка икрой. Восемь пулеметов или автоматических пушек, управляемые ракеты-минометы... У этих машин задача — кружить над джунглями и стрелять по всему, что движется. Представляю, как по тебе шарахнет из шестиствольного электрического пулемета! Он выпускает в минуту шесть тысяч пуль, я сам читал в рекламном проспекте. Я видел однажды, как бьет электрический пулемет. Он сжирает около двух киловатт, что-то вроде трех лошадиных сил. Когда красные захватили американское посольство в Сайгоне, контрразведка арестовала жителей ближайших кварталов. Я случайно попал в облаву — шел за товаром к Гнилушке Тхе. У нас в городе привыкли к выстрелам, ночью лучше не выходи — патрульные с перепугу перестреляют. Офицер узнал меня (они вместе с братом служили где-то) и отпустил. Да я бы и сам выкрутился — Гнилушка Тхе выручил бы... Или откупился бы, нашел бы выход — не раз попадал в облавы. Самое страшное — попасть в облаву в джунглях. Тогда все — считай, ушел к предкам; еще повезет, если сразу пристрелят, а то назовут партизаном и будут пытать. Старший брат рассказывал, как пытают партизан или тех, кого подозревают в связи с партизанами. Даже со скотиной такого не делают! И вот, когда я пробирался домой, я видел, как палят из шестиствольного пулемета. Выстрелов не слышно, вроде турбина ревет.
Расскажу про брата. Он тоже попал в облаву, еще до Ки[14]. Брата схватили и загнали в казарму, напялили форму. Он попал на плато где-то около Камбоджи. Ему надо было сразу дезертировать, а он замешкался. Однажды ночью партизаны обстреляли аэродром — пожгли самолеты, ударили и по казармам, и старшему брату оторвало ногу. Он уже тогда курил марихуану. Там все курят марихуану. А когда вернулся домой, злой, как демон темноты, меня отлупил костылем... Самые злые калеки, у кого нет руки или ноги. Когда он вернулся домой, то «сел на иглу». Это смерть. Лет восемь, не больше, живут такие».