— Вот, — сказал Рат. — На рынке в числе других «ненаших» по воскресеньям появлялся молодой высокий мужчина, продавая сапоги, куртки, шарфы. Скорее всего, спекулянт, но проверить надо. На Апшеронской улице несколько раз видели на мотоцикле с коляской высокого, чернявого парня в спортивной куртке. Его «наколол» Эдик — он работает в контакте с участковыми, — теперь выясняет, к кому и когда тот приезжал. Еще один, подходящий по возрасту и приметам, бакинец, систематически появляется у Каспрыбстроя; там у него девушка по имени Надя, работает нормировщицей.
— По твоим каналам что-нибудь есть?
По моим каналам ничего не было, хотя все эти дни я занимался не только «подслушиванием».
Егор Тимофеевич, как обычно, сидел рядом с совершенно непроницаемым лицом. Я уже не думал об удаче здесь. «Удачно, — думал я, — что техосмотр начался с утра для работавших сегодня во вторую смену. Значит, вся вторая половина дня останется целиком в моем распоряжении. Было бы недурно, если Надю и сегодня встретят на мотоцикле. Чем раньше я начну проверку, тем меньше времени уйдет на эту парочку, и, если все в порядке, пусть себе «амурничают» на здоровье».
Вдруг я заметил, что Егор Тимофеевич поднялся. В следующее мгновение он положил руку на мое плечо, а другой указал в дверное окошко.
— Он? — еще не веря, шепотом спросил я, и старик утвердительно кивнул.
Теперь надо было действовать быстро, но осторожно, чтобы преждевременно его не спугнуть. Я решительно распахнул дверь, одновременно приготовившись сказать обусловленную фразу: «Сеид, нужно срочно...» Но ничего такого не сказал, потому что в кабинете, помимо Мурсалова, находился только Алеша Наджафов.
ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕТИМСЯ
— Какую профессию вы бы выбрали, если условно повернуть время вспять?
— Инспектора уголовного розыска.
— Но в прошлый раз вы говорили...
— В прошлый раз преступление еще не было раскрыто.
— А ты что здесь делаешь? — вяло, чтобы что-то сказать, спросил я. Я знал, что здесь делает Алеша.
— Мне в ночную, вот решил помочь.
— На сегодня закончили, — сказал Сеид. — Ты что, не выспался?
Это не Наджафову, это мне. Верно заметил. У меня, когда я мысленно отвлекаюсь, почему-то вид сонный. Рухнула моя надежда на Егора Тимофеевича. Ошибся он. А ошибся сейчас — мог ошибиться и раньше. Затея с техосмотром держалась на уверенности в опознавателе, теперь она потеряла смысл не только на будущее, но и ретроспективно. Это я виноват: переоценил возможности старого человека, взвалил на него непосильную ношу. Он и не выдержал. Как говорят в таких случаях, добросовестно заблуждался.
Может показаться странным, почему я сразу ударился из одной крайности в другую, не поверил своему свидетелю. Ведь с точки зрения внешних обстоятельств Наджафов вполне отвечал нашему представлению о разыскиваемом. Значит, теоретически мог оказаться преступником. Однако между теоретически возможным и жизненно реальным существует такая же разница, как между детективом и милицейской практикой. Хороший детектив, как блестящая математическая задача с неожиданным финалом: искомой величиной вдруг оказывается не X, а известная с самого начала С. Я люблю детектив, но в жизни мне не приходилось встречаться с «неожиданными» преступниками. В жизни мы боремся не с абстракциями, а с людьми. Тут уж самые прочные логические построения не убедят меня в том, что Алеша Наджафов мог залезть в чужую квартиру. И не только потому, что он хороший производственник и дружинник. И в ряды дружинников проникают правонарушители, и хорошая работа не гарантирует от злого умысла. Тогда почему же? Я не могу объяснить. Я могу только предполагать, что в этом — феномен человеческого восприятия. Когда-нибудь наука разложит его по атомам и точно объяснит физический смысл, а мне добавить нечего.
Я вернулся к Егору Тимофеевичу и прямо сообщил об ошибке.
— Его голос. Уверен, его.
— Бывают, и очень похожие, Егор Тимофеевич. Тут легко ошибиться.
Старик расстроился. Совестно, что я втянул его в этот эксперимент, но теперь уж ничего не поделаешь.
«Уж лучше бы он и сегодня никого не узнал, — думал я, глядя вслед автомашине, увозившей домой Егора Тимофеевича, — с таким настроением и в Каспрыбстрое не много наработаешь».
Подошел Алеша Наджафов, улыбнулся — в глазах словно кофе разбавили молоком.
— О чем задумались? — И сам же отвечает: — Знаю о чем. Что за работа? Тяжелая работа. Дома, наверное, с Нового года не были?
— Ничего, Алеша, дом никуда не денется.
— Конечно, дом не человек, где стоял, там и будет стоять.
На мгновение его лицо темнеет, но тут же опять освещается белозубой улыбкой, будто облачко пробежало.
— Пойдемте к нам. Я вчера такой бозбаш сварил. Музыку послушаем. У вас же все равно перерыв.
«Может, действительно, чем в столовую идти? Отвлекусь...» А он, видя, что я раздумываю, продолжал уговаривать:
— Честное слово, пойдемте. Сегодня я, правда, без мотоцикла, но туда напрямик за семь минут дойти можно.
При дневном освещении домик Наджафовых выглядит гораздо хуже. На всем печать запустения, неухоженности; во дворе, видно на месте бывшего розария, пожухлые кусты приткнулись вкривь и вкось. В них копошится старик, что-то стрижет большими садовыми ножницами.
— Больной отец, совсем больной. Ножницы тупые, специально не точу: боюсь, порежется. Не может без работы, пусть, думаю, возится. Совсем как ребенок.
Потом мы ели янтарный бозбаш в опрятно убранной столовой, а с кухни доносилось посапывание чайника.
— А чай пойдемте сюда пить, — Алеша распахнул дверь в комнату поменьше, такую же уютную и чистенькую. — Музыку послушаем.
Он протянул мне транзисторный приемник:
— Японский. Любую станцию чисто берет.
Он ушел за стаканами и чайником, а я хотел присесть на кушетку и вдруг увидел на ней тигренка. Плюшевого, чернополосого тигренка с длинными усами.
Когда Алеша вернулся, я все еще стоял посередине комнаты с транзистором в руках.
— Зачем не включили? Вот смотрите, безмолвного места не будет, чуть повернешь, музыка. Не любите?
— Люблю, Алеша. Где ты такой купил?
Это уже не праздный вопрос. Я отчетливо вспомнил: японский транзистор фигурировал в списке украденных вещей по бакинской краже на 8-м километре.
— Измук, как увидел, тоже сразу спросил. Где мне достать? Нуришка купил в комиссионном, большие деньги стоит. Мне на время привез. «Пока послушай, — сказал он, — когда надоест, возьму». Добрый он.