Председатель. — Кого называли у вас Саной?
Вырубова. — Всех Александр.
Председатель. — А какие у вас были близкие Александры?
Вырубова. — Сестра моя Александра.
Председатель. — Александра Федоровна?
Вырубова. — Только ее так не называли.
Председатель. — Вы видели г-жу Сухомлинову?
Вырубова. — Видела — у Распутина. Она приезжала с прошением, чтобы освободили ее мужа.
Председатель. — Вы помогли ей?
Вырубова. — Это было невозможно.
Председатель. — Вы дали ей возможность видеться с царицей?
Вырубова. — Нет, она не виделась никогда; императрица не хотела ее видеть; у Сухомлинова дело какое-то невозможное: он был осужден…
Председатель. — Вероятно, при старом режиме он не был бы осужден. Откуда вы знаете, что императрица не хотела ее видеть?
Вырубова. — Говорили, что она хотела подать прошение императрице, но императрица не хотела принять.
Председатель. — Вы интересовались хлыстовщиной?
Вырубова. — Нет.
Председатель. — А почему эта записка была у вас найдена? (Показывает записку.)
Вырубова. — «Тайны хлыстовщины». — Кто-нибудь на Распутина писал; говорили, что Распутин — хлыст. (Рассматривает.) Ах, это Гофштеттер!
Председатель. — Вы не знали, что Распутин — хлыст?
Вырубова. — Я не видала ничего хлыстовского, при дворе никто ничего не говорил. Хлыстовщина — против церкви. Он, по крайней мере при мне, никогда ничего не говорил против церкви.
Председатель. — В революционные дни, когда был низвергнут старый режим, вы были в Царском?
Вырубова. — Я была в Царском. У меня была корь, меня взяли 21 марта, я была в постели.
Председатель. — А до того вы были под домашним арестом?
Вырубова. — Нет, я лежала во дворце; не знаю, была ли я арестована; во всяком случае, я была со всеми вместе, я ничего не знала. От меня даже скрывали тогда. Я помню, войско было вокруг, стреляли. Я была очень больна, у меня была корь и воспаление легких.
Председатель. — Когда вы заболели?
Вырубова. — Трудно вспомнить. Двадцать первого был месяц, что я заболела. Это в день отъезда бывшего государя в ставку; мы все заболели в один день тогда. Когда это было?
Председатель. — 21 февраля. Вы Лахтину знали?[*]
Вырубова. — Знала, я приезжала к ней. Распутин жил у нее.
Председатель. — Вы очень часто видели Распутина?
Вырубова. — Первый год — раз, два, три, а потом чаще.
Председатель. — А последний год?
Вырубова. — Последний год он чаще был здесь. Я не знаю, что вы называете часто? Я, в сущности, больная; не могла ездить часто, я ездила в моторе. Знают же там, как часто я бывала; я не могу сказать; раз в неделю. Каждый раз, как бывала в городе; раз или раза два в неделю.
Председатель. — Вы помните встречу с Распутиным в Мраморном дворце несколько лет назад?
Вырубова. — В Мраморном дворце у Константина Константиновича? Нет, он там никогда не бывал. Его, наоборот, там очень не любили, кажется, я у Константина Константиновича никогда не бывала.
Смиттеи. — Для вас не было секретом, кем сам себя считал Распутин?
Вырубова. — Кем он себя считал? Он всегда говорил, что он — один из странников одухотворенных; проповедывал слово божие.
Председатель. — В чем же заключалась эта проповедь?
Вырубова. — Это бывало довольно интересно. Я даже записывала. Я не знаю… Объяснял св. писание.
Председатель. — Разве он был начитан в св. писании?
Вырубова. — Он знал все св. писание, библию, все…
Председатель. — Но ведь он был неграмотен?
Вырубова. — Он все знал, все говорил, все объяснял.
Председатель. — Вам приходилось слышать от него, что его призвание — снимать страсти с людей, делать их бесстрастными?
Вырубова. — Этого я никогда не слыхала. Мне он никогда не говорил ничего подобного. Мне он много рассказывал про свои путешествия, массу; в Иерусалим, не знаю где, по всей России он ходил в веригах, пешком. Это очень меня интересовало. Я слушала.
Председатель. — Это было раньше; потом он ходил в шелковых рубашках и вериг не носил.
Вырубова. — Да, ему все дамы шили. Мне, кажется, он носил что-то такое.
Председатель. — Почему вам это кажется?
Вырубова. — Он говорил, что у него все тело болит от того, что он на себя надевал.
Председатель. — Как он называл вас?
Вырубова. — Аннушка … Анна Александровна, разно называл.
Смиттен. — Скажите, пожалуйста, вам, как фрейлине двора ее величества, не казалось, что допущение к престолу такого лица, как Распутин, роняет престиж царя и царицы?
Вырубова. — Я боялась этого. Последнее время особенно. Говорили много гадостей.
Смиттен. — До вас доходили слухи, что Распутин — пьяница и развратник?
Вырубова. — Да. Я боялась…
Смиттен. — Вы говорили что-нибудь об этом царице?
Вырубова. — Они редко его видели, государь и государыня.
Смиттен. — Что вы называете редко?
Вырубова. — Раз или два, когда он приезжал.
Смиттен. — А приезжал он каждый день?
Вырубова. — Т.-е. в Петроград?
Председатель. — Не в Петроград, а в Царское Село.
Вырубова. — Редко приезжал.
Смиттен. — Что вы называете редко?
Вырубова. — К нам, во дворец, раза два в месяц, даже меньше. В сущности, когда государя не было, он никогда не бывал.
Смиттен. — Вы говорили с императрицей, что его нельзя допускать ко двору?
Вырубова. — Да, мы все говорили очень много.
Смиттен. — Но двор, как вы говорите, был против вас, все против вас интриговали?
Вырубова. — Мне было очень трудно. Они сами боялись этого; но они верили, что безусловно, когда кто-нибудь болен, когда его призовут, лучше будет. С наследником было так. А наследник был очень много болен.
Олышев. — Отвечая члену Комиссии, вы все-таки сказали, что предупреждали бывшую императрицу о том, что Распутина лучше дальше держать от двора.
Вырубова. — Я боялась, безусловно.
Олышев. — По указанию свидетелей, вы несколько раз в день виделись с императрицей и, когда уезжали к себе домой, вам часто приносили от нее записки; говоря обыкновенным языком, императрица не могла без вас жить?
Вырубова. — Не могла жить. Я была, как дочь совершенно там.
Олышев. — Отчего же вы не сказали: пусть вы меня не слушаете, но я в своем доме вам свиданий не буду устраивать; вы ведь не отрицаете факта, что, когда приезжал Распутин, у вас бывала не только императрица, но и вся царская семья?
Вырубова. — Они несколько раз приезжали, но я безусловно говорю, что мне часто это было тяжело. Но как я могла сказать? Они всегда были выше меня.
Олышев. — Раз вы сами относились отрицательно к Распутину, зачем вы устраивали свидание?
Вырубова. — Но, раз они требовали?
Олышев. — Они могли принимать у себя во дворце.
Вырубова. — Да, я знаю. Мне часто сестра говорила: «они за твоей спиной»; но я всегда была готова все сделать.
Олышев. — После того, как Андроников привез вам Хвостова, вы устраивали ему обед вместе с Белецким?
Вырубова. — Обедал у меня Хвостов, вместе ли с Белецким, не могу сказать, не помню.
Олышев. — В вашем же доме произошло свидание государя с Хвостовым?
Вырубова. — Государь очень редко бывал у меня, раз или два в год; когда я бывала больна.
Олышев. — А кто такая — Прилежаева, которая посылала вам телеграммы от Распутина?
Вырубова. — Мне? Прилежаева? Это не мне, кому-нибудь другому.
Председатель. — Телеграмма от Распутина, которую вы признали, подписана Прилежаевой. Она его поклонница?
Вырубова. — Я не помню.
Председатель. — Кто в телеграммах назывался «мама»?
Вырубова. — Государыня.
Председатель. — А «папа»?
Вырубова. — Государь. Вот почему, я вам говорила, он не мог быть «премудрость».