Фонарь предупреждающе загудел, и, озарив двор ослепительно ярким светом, потух. Том отвлёкся всего на секунду, но женщина уже исчезла.
- Пошли, оргию пропустишь.
Билл возник из ниоткуда, сжал руку всё ещё дезориентированного Тома и потащил на задний двор сквозь вывалившуюся на улицу толпу бесстыдно весёлых и полураздетых парней. Напитки уже были выставлены на походный столик, кальянная трубка для удобства эксплуатации торчала прямо из форточки. Двое самых крепких парней, громко матерясь, пёрли огромные колонки по коридору к выходу, кто-то свисал с балконных перил вниз головой, пытаясь закрепить кабель. По всему видно, отлаженный годами механизм.
- Че-чего?
- Оно разговаривает! Стоял там, как пришибленный.
- Шуточки у тебя.
- Не хвали, сам знаю.
Том только успевал вертеться, отмечая абсурдность некоторых деталей этой инсталляции.
- Эй, Апостол, где у вас инструменты? - окликнули откуда-то сверху, и Том буквально врос ногами в землю. Билла оп инерции отшатнуло назад.
- В чём дело?
- Почему он тебя так назвал? – голосом робота спросил Том, рефлекторно сдавив пальцы брата.
- Ясно, почему, отхватить хочет, давно нарывается. Предупреждал же, заразу.
- Почему Апостол?
- Заклинило тебя что ли? Да стебётся он. Всё из-за той статьи, помнишь, меня чуть не выперли? Ну и решили наказать при помощи крайне изощрённой пытки в виде участия в рождественском спектакле, дал же бог фантазию руководству. Угадай, кого я там изображаю? Изверги проклятые, никогда не прощу такого унижения. Но ничего, я им ещё устрою мюзикл в стиле Мулен Руж.
Из колонок хлынула музыка. Том содрогнулся от басов, выбивающих почву из-под ног. Некто обхватил его поперёк тела, встряхнул пару раз и звонко чмокнув в губы, поставил обратно на землю. А в следующую секунду уже мчался в гущу событий, размахивая футболкой. Билл хохотал как полоумный.
- Добро пожаловать, теперь ты свой! – крик пробился сквозь плотную волну шум. - А его я потом убью.
Билл вовсю веселился, а Том мечтал о верёвке с мылом.
- Давай уйдём отсюда, - предложил Том, так и не сумев справиться с раздражением.
Билл распял его взглядом и приблизился вплотную.
- Спроси меня, чего я хочу.
- Чтобы я заткнулся?
- Спроси, - та же просьба, но тон другой.
Том мысленно взвыл. Опять брат применил свой излюбленный приём, который каждый раз загонял его в тупик.
- Чего ты хочешь, Билл?
- Быть собой. Чтобы меня перестали тянуть каждый в свою сторону и оставили в покое. Я такой, какой есть, и другим не стану. Почему мне приходится оправдываться за то, что я живу своей жизнью, а не вашей? Почему при каждой встрече выслушиваю упрёки? Разве я хоть раз…. На меня смотри, Том. Разве я хоть раз давал повод сомневаться в себе? Высказывал недовольство по поводу ваших недостатков, которые – сейчас поражу откровением, готовься, - у вас тоже есть? Габриэль тебе плохой, а хочешь знать, почему я с ним? Потому что ему от меня, кроме меня самого, такого несовершенного, ничего не нужно. Извините, конечно, но я уже конкретно так позаеб*лся с вами. Ладно мама, но ты… Мы с тобой живём в разных вселенных и они никогда не пересекутся, но в моём мире есть для тебя место, а в твоём для меня? Как раз сейчас молчать нельзя, скажи уже что-нибудь, идиот.
Билл вытянул сигарету прямо из губ мимо проходящего парня и глубоко затянулся.
- Я люблю тебя.
Тому пришлось крепко сжать зубы и приложить титанические усилия, чтобы не заржать на месте. Поперхнувшийся близнец с квадратными глазами то ещё зрелище, практически эксклюзив, и он намеревался насладиться им по полной. Но уже через мгновение всё-таки не сдержался и издал хрюкающий звук.
- Вот сучка, а, - Билл восторженно улыбался. Такого финта ушами он от брата точно не ожидал. - Умеешь же. Надеюсь, ты не ждёшь от меня такой же сентиментальной лабуды в ответ?
- Ещё чего, сухарь бесчувственный. Но видел бы ты свою физиономию.
- Моя месть будет коварна и жестока.
- Того стоило. Иди оденься, на тебя смотреть холодно.
- Я никогда не мёрзну.
- Зато болеешь так часто, что антибиотики не успевают выводиться из твоего организма. Хочешь заработать какую-нибудь хроническую злостную хрень и потом всю жизнь с ней мучиться?
- Мне влом подниматься, но если ты настаиваешь на том, чтобы я оделся, так уж и быть, расстёгивай куртку.
- В каком… Билл, я хотел, чтобы ты оделся, а не меня раздел!
- Что ты верещишь, как благовоспитанная гимназистка, у тебя тут места на троих, как я. Угомонись, всем плевать, - Билл заметил, что брат сконфуженно озирается по сторонам, заливаясь краской по самые уши, и ущипнул его за бок. Сам расстегнул молнию, распахнул края и встал впритирку, ехидно хихикая, пока Том изображал из себя оловянного солдатика. - Застёгивай обратно.
- Детский сад.
- Смотри не прищеми мне там ничего.
На удивление тёплые ладони мягко легли на поясницу, надавливая, вынуждая быть ещё ближе. Том глубоко вдохнул, учуяв давно знакомый аромат туалетной воды близнеца, который сейчас хотел устроиться поудобнее, то и дело водя плечами и даже пару раз наступив ему на ногу. Билл смотрел ему прямо в глаза, потому что больше смотреть было просто некуда.
- Выглядишь так, как будто анальгетиками обдолбался. Всё в норме?
- Да, бегемот ты неповоротливый, - тут же очнулся Том и в отместку дёрнул коленом. - Можешь представить, что примерно в таком положении мы с тобой провели девять месяцев?
- Спорим, что даже там я тебя гонял.
- Интересно, каким образом?
- Я находчивый.
- Ты чудовище.
- Зависть плохое чувство.
- Тшш, смотри!
Том аккуратно снял крохотную снежинку, спланировавшую на чёлку Билла, и они синхронно подняли головы к небу.
- Первый, - почему-то шёпотом сказал Билл, заставив снежинку раствориться под своим дыханием. - Том?
- Мм?
- Спасибо.
- За что?
- Просто захотелось сказать тебе это, без причин, ни с того, ни с сего. Чего вылупился, дубина? Можно подумать, я никогда…
- Билл, молчи, ладно? Когда ты молчишь, я тебя лучше слышу.
Том поднял капюшон и закрыл глаза, почувствовав, как лбом и кончиком носа соприкасается с Биллом. Они двигались под свою собственную, одну на двоих музыку, её мелодия ещё до рождения звучала в их сердцах, но почему-то со временем она становилась всё тише, пока совсем не стихла и забылась. Никому не было до них дела, и только один человек, всё это время украдкой наблюдавший с мансарды, не сводил с двух фигур горящих чистым восторгом глаз. Зафиксировать, запечатать в памяти, и использовать как неиссякаемый источник вдохновения. Так он и поступит. Одинаково разные братья-близнецы вызывали в его душе стихию, будили глубинные чувства. Тонкие губы дрогнули в улыбке.
Габриэль опустил воображаемую камеру.
- Снято.
КОНЕЦ