прикидывать, как проделать все наилучшим образом. Я не могла пригласить Беккета на Робьяк-сквер – вдруг мама все-таки решит, что я должна это время пожить у кого-то еще, или дома будет Джорджо. Театры и кинематографы отметались – слишком мало времени для беседы. В танцевальных залах и барах слишком многолюдно, и там полно людей, которые нас знают…
Нам был нужен тихий ресторан с укромными темными уголками. Немодное место с безразличными официантами. Чтобы он находился рядом и мы могли добраться туда пешком, а потом разговаривать и целоваться, скрытые от посторонних глаз. Я перебрала все рестораны, где мы бывали с родителями – в одном было слишком дорого, в другом недостаточно тихо, в третьем недостаточно романтично… Я мысленно отметила любимые заведения баббо: «Фуке», «Трианон», «Франсис», «Клозери де Лила». А потом вспомнила о маленьком бистро с низкими потолками и свечами, возле южного входа в Люксембургский сад. Мы ходили туда всей семьей – родители, Джорджо и миссис Флейшман, Беккет и я, вскоре после дня рождения баббо, который праздновался в феврале. Для родителей и миссис Флейшман бистро оказалось недостаточно роскошным, и официанты не кланялись и не пресмыкались перед баббо, как в «Фуке», но Беккету там понравилось, и он сказал, что здесь подают лучшие стейки с жареным картофелем по-французски, какие ему только доводилось пробовать. Бистро будет идеально для первого признания в любви.
Беккет скажет, как он не мог думать ни о чем, кроме меня, как он приходил на Робьяк-сквер только ради того, чтобы увидеть меня. Мы будем шептаться о том, как сильно нас тянет друг к другу телесно, сильно до боли, и как долго мы ждали этого момента. Мы вспомним о том, как страсть овладела нами в гостиной у мамы, и посмеемся, вновь представив себе выражение ее лица, когда она на нас наткнулась. Потом мы назначим дату свадьбы и обсудим его костюм, и церковь, и цветы, и кольца. Я спрошу, что он думает о букете из розовых бутонов и белой сирени, а он попросит у меня совета относительно того, какой цветок вдеть в петлицу. Конечно, ему захочется, чтобы это был бутон дикой ирландской розы. Или одна-единственная роза, срезанная с живой изгороди. И у нас будет традиционный ирландский свадебный торт в три яруса, украшенный сахарными розами. Я предложу, чтобы фотографиями занялся Мэн Рэй. А Беккет, может быть, скажет, что ему всегда нравились мои фотографические портреты, сделанные Беренис Эббот. Мы оба расхохочемся, а затем он скажет: «Нет, если ты хочешь, чтобы это был Мэн Рэй, у нас будет Мэн Рэй».
А когда мы обсудим все детали свадьбы, перейдем к медовому месяцу, не сводя друг с друга глаз, соприкасаясь коленями под столом. Я отмахнусь от официанта, и Беккет скажет, как он мечтает отвезти меня в Ирландию, показать мне свой сад, собак, родителей, горы, где они гуляли с отцом, спальню на чердаке, которую они делили с братом.
А потом, переплетя пальцы, мы поговорим о том, где будем жить. Стоит ли нам подыскать маленькую квартирку неподалеку от мамы и баббо или переехать на окраину Парижа, чтобы у нас был свой сад с сотнями желтых нарциссов и собака? Я опишу ему пышные подушки и драпировки, которые уже давно себе нарисовала, узнаю, что он любит есть на завтрак и какой кофе предпочитает.
Выйдя из ресторана, мы, рука в руке, побредем сквозь Люксембургский сад. Длинные полосы бледного дрожащего лунного света будут освещать дорожки, а нежный весенний ветерок, напоенный ароматами тюльпанов, охладит наши пылающие щеки. Мы остановимся под старым каштаном, что возле фонтана, и сольемся в поцелуе. Это будет дикий, необузданный поцелуй, полный страсти, и мы оторвемся друг от друга, тяжело дыша и изнывая от желания. Он станет умолять меня заняться любовью прямо здесь, у каштана, прижимаясь к старому, с жесткой, потрескавшейся корой стволу. И признается, как часто воображал себе этот момент и мечтал о нем, а я признаюсь в ответ, что много месяцев думала только о нем. И его руки проникнут мне под платье, а мои пальцы окажутся у него под рубашкой, затем в брюках…
Я настолько погрузилась в свои мечты, что даже не услышала, что ко мне стучится мама. Повернулась ручка двери, и она предстала передо мной.
– Лючия, уже больше десяти. Ты опоздаешь на свой урок танцев как пить дать.
Киттен, с которой я все обсудила, согласилась, что я выбрала идеальный ресторан. Но добавила, что мне нужен новый наряд и новая косметика. И я купила бледно-зеленое платье и новую губную помаду землянично-красного оттенка, а еще новые тени для глаз, подходящие к цвету платья, мятно-зеленые. Зеленый выгодно подчеркивал мою фарфоровую кожу и темные волосы. И конечно, зеленый являлся цветом Ирландии. Я записалась на завивку волос и подобрала к платью ожерелье из нефритовых бусин. К тому времени, как родители уехали в Цюрих, я была полностью готова. Джорджо согласился перебраться на Робьяк-сквер на время их отсутствия, но его никогда не было дома, так что насчет него я не волновалась. Я позвонила Беккету по телефону и пригласила его на ужин в восемь часов. В трубке возникла пауза, как будто внезапно прервалась связь, а затем он сказал:
– Да, с большим удовольствием, Лючия.
Когда я шла к ресторану, мое сердце билось и трепетало, как бабочка в сачке. Я осознала, что с момента нашего знакомства не прошло и дня, чтобы я не думала о нем, не представляла себе, как его руки обвиваются вокруг меня и наши губы сливаются. И тем не менее теперь, когда до подтверждения всех моих мечтаний и планов оставалось всего ничего, меня переполняло беспокойство. Мои ладони стали холодными и влажными, грудь стеснилась, а в горле запершило. Я сделала несколько глубоких вдохов и выдохов и начала бесконечно повторять про себя магические слова «миссис Сэмюэль Беккет».
В ресторане меня проводили к столику на двоих – в углу. Я села так, чтобы Беккет увидел меня сразу, как войдет. И я его тоже. Угрюмый официант, к моему величайшему облегчению, понятия не имел, кто я такая. Он зажег свечу на столе и принес мне меню. Какое это счастье – находиться где-то инкогнито, подумала я. После публикации «Улисса» баббо сделался так знаменит, что нас узнавали везде, куда бы мы ни направлялись, разевали рот, показывали пальцами. Но теперь я была одна, в ресторане, никто меня не знал, и по моей спине пробежала дрожь возбуждения.
Ожидая Беккета,