— Что со мной… было? — дрогнувшим голосом спросила она и обернулась.
— Вы отравились, и сильно. — Я с трудом подавила зевок. — Но все пояснения завтра. А сейчас с чего начнем: с принятия ванны или с ужина?
Медам посмотрела на ванну и вздрогнула, перевела взгляд на поднос, заставленный едой, и вздрогнула повторно. Удивительное дело, я была уверена, что она воспротивится моему присутствию в комнате, тем более откажется от помощи, но Гаммира ничему не противоречила. Только дергалась иногда и застывала на несколько минут. Уже перед самой отправкой в кровать она основательно задержалась в дамской комнатке, так что даже Тороп забеспокоился. Заглянул из коридора, вошел крадучись и шепотом спросил, нужна ли помощь. Но тут раздался щелчок замка, и в следующее мгновение дверь комнатки резко распахнулась. Выглянувшая из-за нее красная лицом тарийка явно желала что-то спросить, но, увидев нашего вояку, запнулась, покраснела пуще прежнего и вновь закрылась.
— Гаммира, все в порядке? — спросил Тороп.
Молчание.
— Вам плохо? — интересуюсь уже я, и тишину обрывает прерывистый вздох, не иначе как обреченный. — Что-нибудь принести?
— Уйдите, — раздалось невнятное из-за двери.
— Ладно, — ответила ей и тихо предложила отцу: — Я присмотрю, а ты можешь идти.
— Нет, — отрезал он.
— Да…
— Уйдите оба!
— Нельзя, — Тороп качнул головой и прошептал одними губами: — она вновь попытается что-нибудь сделать с собой.
— Хран подобного не допустит.
— Припомнить грибочки?
— Не надо. — Я поежилась. — Но и оставаться здесь не выход. Она же упрямая, так и заснет там… Неужели ты хочешь, чтобы она спала на полу?
— Вы еще здесь? — раздраженный вопрос из-за двери.
— Уже уходим, — заверили истово и вышли в коридор. Переговорив, я отправилась спать, а Тороп остался стеречь, пока не уснет свекресса.
* * *
Но если в эту ночь Гаммира и спала, то мало и тревожно. Потому как за завтраком у нее все валилось из рук, и сама она вздрагивала, краснела и сжимала кулаки, стоило лишь мне нечаянно упомянуть о Торопе.
И я пыталась вывести ее из этого состояния, рассказывала о скоростном путешествии с Хран, о покупках, совершенных Эванжелиной, о родственнике, волей случая не сдержавшем слова, бедовый Аррит Дори только сегодня на заре покинул «Логово» и вернулся в Баштуй. Еще поведала о вредных Верховных города. Даже про дождь упомянула, что грянул в Тарии среди зимы, как верный знак свержения нынешней власти.
— Так это не сон? Вы действительно уехали? — Ее дрожащий голос был тих и напуган. — А я приготовила грибы?
— Не только приготовила, но еще и предлагала их всем! — Вернувшийся с охоты Тороп сбросил с плеча колчан, повесил на крючок арбалет и прошел в столовую. — Доброе утро.
Он очень вовремя пришел, не дал тарийке спросить, отчего это я в «Логове» сижу, если должна быть за сотни километров к югу. Я кивнула и подвинула ему стул, свекресса дернулась встать и была осажена строгим:
— Села на место. Руки перед собой сцепила и молчи. — Медам вспыхнула еще сильнее, посмотрела зло и только рот открыла ответить, так и закрыла его под насмешливым взглядом вояки, который продолжил с улыбкой: — Вчера я тебя пожалел, не сунулся, так что сегодня уж будь добра, выслушай, а потом уже…
— Что?
— Не знаю, все зависит от того, как отреагируешь.
Смекнув, что разговор у них будет серьезный и не для всех приятный, я спровадила малышню на двор и сама бы пошла вслед за ними, но была остановлена.
— Тора, не уходи, нам нужен свидетель.
— Зачем? — вскинулась Гаммира.
— Чтобы я обет дал и слово свое держал. Торика у нас совестливая, чуть что — загрызет за нарушение сделки. — Тороп сел за стол, с кривой улыбкой поглядывая на свекрессу. — Значит, уговор у нас с тобой будет простой, но строгий. Я молчу о том, что видел и слышал. — Туг он ворот свитера поправил, якобы невзначай показав не сошедшие пятна засосов. Дождался круглых глаз у тарийки и в кулак кашлянул. — А ты из себя более не строишь царицу.
Глаза медам сощурила, но промолчала, а вояка наш по столу пальцами побарабанил и уточнения ввел:
— Еду не критикуешь, девчат-помощниц не трогаешь, работу их, внешний вид, силу ума и прочее-прочее не оцениваешь. «Логово» как прямо, так и косвенно ругать не дам, Тимку, Тору и Зои тоже. А захочешь укусить кого и яд свой выплеснуть, обращайся, я всегда готов. Если уж после твоих изуверств и посягательств выжил, то и от проклятий не сгину.
Затишье перед бурей длилось от силы секунды три, по истечении которых свекресса забыла о том, что она надменная холодная дама, и отреагировала не хуже базарной бабы.
— Вдовийское отродье! — взвилась она, руками о стол оперлась и нависла над улыбчивым воякой. — Думаешь, условия мне ставить, веревки вить… Где ты и где я! Да я тебя!..
— Что-то ты рано ругаться начала. Погоди, мы договор еще не подписали и слово с меня не взяли. Куда ты поперед коней? — Он выудил из-за пазухи свиток, снял с него ленту и развернул так, чтобы печать и подпись Хран увидела не только Гаммира, но и я. — Вот, распишись здесь, а ты, Торика, здесь. Все по-честному, хранитель рода перепроверил.
— Ты… — взгляд медам заметался, руки стиснули крышку стола, а лоб вспотел. — Ты…
— Помню-помню, — хмыкнул Тороп глумливо и строго перечислил: — самый страстный, сильный и невероятный мужчина.
Я хорошо видела, что за чувства обуревают тарийку, и гадала про себя, за чем гневливая первым делом потянется. У нее под рукой был большой выбор: вилка, ложка, чашка, блюдце, полная тарелка оладий и тяжелый глиняный кувшин. Но она, как и Инваго, лишь глаза прикрыла, медленно выдохнула и договор забрала. Затем и перо взяла, подпись поставила и, разделяя каждое слово, медленно произнесла:
— Мразь! Тварь. Чернь вдовийская! Думаешь, самый умный, слушаться обязал, подписать проклятый договор заставил. Не выйдет…
— Да, моя хорошая, да, моя славная, — кивая, тихо соглашался бывший вояка, с каждым словом вгоняя в ступор не только медам, но и меня. А получив удивленную заминку, сообщил: — Кстати, с сегодняшнего дня я буду звать тебя Гамми.
Скрип ее зубов слышен был отчетливо, а все же за ножом она не потянулась, надменно продолжила:
— Так вот, ублюдок, месяца не пройдет, ты пожалеешь.
— Как и король? — спросил мой названый отец, визируя договор, и улыбнулся проказливо. — Помнится, ты через месяц хорошо ему отомстила.
Как она мстила и что совершила, он не сказал, всего-то напомнил, но и этого хватило с лихвой. Медам будто бы подкосило, посерела вся, на стул опустилась, закрыла лицо руками. Казалось, вот-вот заплачет, но нет, и в этот раз немыслимым образом сдержалась, только плечи вздрогнули, когда Тороп к ней обратился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});