«Лука! – снова услышал он. – Это я, Лайма. Да просыпайся же ты наконец!»
«Где ты?» – спросил он, не совсем еще проснувшись. Он снова моргнул и почувствовал, как это глупо: моргать в воде.
«Да здесь же, идиот! – закричала Лайма. – Здесь, рядом с тобой. Ты что, не чувствуешь?»
«Что я должен чувствовать?» – спросил Лука, поворачиваясь и стараясь разглядеть что-нибудь рядом. От движения его большого тела в тесном гроте поднялась муть, и тонкие илистые струйки, свиваясь, поползли к выходу. «Я тебя не вижу», – добавил он.
«Ты и не можешь нас видеть, мы же здесь, в этом теле! – раздался уже другой голос, тоже крайне раздраженный. – Вместо того чтобы жрать и спать, можно было бы напрячь мозги, благо у нас их теперь пятеро».
«Что пятеро?» – никак не мог понять Лука.
Рука снова замахнулась и ударила его по лбу. Ему захотелось узнать, откуда она, эта рука, кому она принадлежит. Он скосил глаза, но не смог увидеть, не хватало обзора. Но неожиданно взгляд словно заскользил вдоль этой короткой, но сильной руки и увидел плечо. Вернее, не плечо, рука вырастала сразу за головой, ему удалось увидеть не только всю эту уродливую руку, но и остальное свое тело – длинное, гораздо длиннее, чем он представлял. А в глубине продолжали покоиться пять круглых неживых шаров. И присутствие их как-то сразу расставило все на свои места.
«А я? – глупо спросил он. – И кто вы?»
«Я предполагал, что вы, Лука, несколько сообразительнее. Неужели не понятно, что все мы: я, Матиас, а также Лина, ваши друзья и вы сами оказались пленниками этого рыбьего тела. Поселенцы сыграли с нами злую шутку, и я думаю, они знали, чем все это для нас кончится. Вам еще повезло, что управление нашим организмом взяли на себя вы».
«А ты, Матиас, хотел бы, чтобы не мы, а вы нас скушали? – раздался другой мужской голос, в котором Лука узнал Лока. – Ты что, не догадался, когда нападал, что это можем быть мы? Не поверю, что ты не видел наших мозгов».
«Но и Лука не дал нам с Линой возможности залечить раны… Чего бы лучше, отогнал бы нас, и все. Нет, надо было добивать до конца».
«Чтобы вы опять на нас напали, – вмешалась Лайма. – Нет уж, Лука делал все совершенно правильно. Тем более мы теперь вместе и сможем все обсудить».
«Подождите, – прервал ее Лука, – я не понимаю, как мы вообще разговариваем? У нас ни ртов, ничего… Только у меня…»
«Наш друг был слишком занят, пока гонялся за едой, – ехидно отметил Матиас. – Он не понял, что у вас, а теперь и у нас общая нервная система и мы обмениваемся мыслями, как словами».
«А может, мне все снится? – предположил Лука. – Я проснусь, и окажется, что вы надо мной подшучиваете».
«Нет, Лука, это было бы слишком хорошо. Все так и есть. Пока ты осваивался в этом теле, ты нас с Локом и слышать не хотел. Мы и так, и этак пытались докричаться до тебя, но тщетно».
«Понятно, – вдруг успокоился Лука. – Эти голоса и были вы?»
«Ну, наконец-то наш друг начинает понимать, – язвительно заметил Матиас. – Если бы не узурпация им всего нашего организма… Я, кстати, предлагаю сообща решить, что будем делать с нашим общим телом. И кто будет нами управлять. Считаю, что нам необходима демократия. Предлагаю управлять по очереди».
«То есть как? – не понял Лука. – Как это по очереди? Я это не понимаю».
«А вот так», – засмеялся Матиас.
Неожиданно Лука почувствовал, как дернулось его тело и поплыло к выходу. Выплыв, оно начало подниматься вверх. Когда до поверхности осталось совсем немного, Лука опомнился. Показалось унизительным вот так быть плененным чужой волей. Он заставил себя остановиться.
Здесь, у самой поверхности, воду пронизывали зеленоватые солнечные лучи, дрожащие и цельные, словно призраки самих себя, ставшие наконец-то видимыми после преодоления зыбкой водно-воздушной границы. Прибой бросил его к скалам, а он, не обращая внимания на боль от удара о камни, был занят борьбой с самим собой. Парализованное борьбой тело стало косо и медленно опускаться в глубину, все время ударяясь и царапаясь о камни.
Неожиданно появилась стая небольших рыб, яростно кинувшихся в атаку. Укусы были быстры и очень болезненны. Багровое облачко крови расплылось в зеленоватой воде и, видимо, привлекло внимание крупного хищника. Застилая свет солнца, наплыла громадная, как туча, туша, мощные клешни схватили их общее тело поперек, так что двинуться было уже нельзя, толстые, словно канаты, щупальца притянули к страшному клюву, который одним быстрым движением перекусил его пополам. Лука закричал от боли, ему вторили вопли других пленников их общего тела. Ему еще удалось увидеть своей оставшейся половиной, как клюв заглотнул хвостовую часть, огромный глаз уставился на него, словно бы раздумывая, стоит ли продолжать.
Стоит. Щупальца напряглись, притягивая трепещущую половину, Лайма визжала где-то внутри, что-то кричал Лок. Матиаса и Лины слышно не было, их, видимо, второй раз за этот день проглотили…
Мысль, что еще не все потеряно, что в этом странном и ужасном мире процесс поглощения пищи может означать не совсем то, что везде, на мгновение принесла надежду. Но тут же все посторонние мысли вновь оказались смыты новой волной ужаса – конкретного ужаса, воплощенного в темной глотке, обрамленной блестящим и белым, будто сотни сросшихся зубов, клювом. Щупальца засунули его глубже, что-то сжало с боков, пропихнуло, ужалило, наступил мрак, удушье, а потом – ничего. Медленно плыл над гористым дном, прорезанным длинными ущельями – мрачными, черными, бездонными, а над головой колыхалась, словно огромная линза, поверхность воды, и твари, обитатели этого мира – большие и маленькие, – бросались врассыпную, завидев его.
«Вот мы и попались», – безнадежно заметила Лайма откуда-то издалека.
Глава 65
Вскоре, однако, Лука вновь ощутил полноту восприятия мира. Словно бы не монстр, а он плыл, выбирая направление по собственной прихоти. Так или иначе, огромная тварь, приютившая их, слушалась беспрекословно. Когда Лука решал повернуть вправо или влево, она поворачивала в нужную сторону, когда он решился погрузиться в одно из бездонных ущелий, чудовище медленно стало тонуть в темнеющей глубине. И неожиданно густеющая мгла не только не вызывала страх, но и странно манила, заставляя опускаться все глубже. Вероятно, генетическая память зверя стала доступной им всем, и никто уже не возражал против того, чтобы на время спрятаться в спасительном мраке.
В какой-то мере это было восхитительное чувство: парить над пугающей и манящей бездной, ощущая себя и хищником, и почему-то жертвой. Тем не менее, даже учитывая прячущееся где-то в глубине опасение, было удивительно приятно ощущать себя частицей нового обширного и прекрасного мира.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});