Я не стал переписывать всю инструкцию целиком, хотя она, возможно, и сослужила бы службу нашим потомкам, разъясняя им, как надлежит обращаться с населением новых, завоеванных земель.
Выписал я еще только одно место, где адмирал поучал Маргарита, к каким хитростям надо прибегнуть, чтобы захватить касика Каонабо: «Способ, который следует применить, чтобы захватить Каонабо, должен быть таков: пусть упомянутый Контерас[87] постарается больше общаться с Каонабо и использует случай, когда Каонабо отправится на переговоры с вами, ибо таким образом будет легче захватить его в плен. А так как он ходит нагой и в таком виде захватить его трудно — ведь стоит ему только вырваться и пуститься в бегство, нельзя будет ни увидеть, ни поймать его, потому что он приноровится к местности, — то подарите ему рубашку и головной убор и заставьте его надеть то и другое, а также дайте ему капюшон, пояс и плащ, и тогда вы сможете поймать его, и он не убежит от вас».
Синьор Марио, который никогда не старается унизить в моих глазах господина, все-таки не только снял копию с этого документа, но и посоветовал, нет, не посоветовал, а приказал мне переписать его в свой дневник.
А я сижу над ним вот уже несколько часов и все перечитываю инструкцию и свою запись в дневнике.
Потом вскакиваю с места и бегу через два дома в склад, где теперь помещается секретарь. Из-под его двери выбивается слабый свет, он, значит, не спит, но, пресвятая дева, даже если бы он заснул последним, смертным сном, у меня хватило бы сил его разбудить!
Вбежав, я протянул секретарю его копию приказа.
— Что с тобой, Ческо? — сказал он тихо. — Почему ты среди ночи бегаешь полуодетый? Разве ты не знаешь, как коварна здесь лихорадка. — И замолчал, так как я сунул ему бумагу прямо под нос.
У меня очень билось сердце, пока синьор Марио читал все, что я написал о нем и об адмирале. И я ни разу не упрекнул себя за эти горькие слова. Не упрекнул меня и синьор Марио.
— Вот, — сказал он, вздыхая так, точно с плеч его свалилась огромная тяжесть, — вот и ты все знаешь, Ческо! Скажи мне, что происходит с адмиралом? Мы с тобой за оба плавания могли хорошо изучить Голубка. Да, он тщеславен, честолюбив, заносчив, иногда — когда его увлекает воображение — он может сказать неправду, но разве когда-нибудь представал он перед тобой или предо мной человеком, столь низким и безжалостным?
Я напомнил секретарю случай с Хуаном Родриго Бермехо из Троины.
А разве отношение адмирала к Орниччо не свидетельствует о его безжалостности?
— Нет, Ческо, я ведь уже сказал, что адмирал тщеславен и честолюбив, и случай с Бермехо только подтверждает это. Об Орниччо адмирал помнит и днем и ночью, но дала колонии мешают ему отправиться на поиски твоего друга. Однако ни безжалостности, ни низости я в этом не усматриваю. Скажи же, Ческо, что происходит с адмиралом?
— Вы знаете больше моего, — возразил я, — скажите вы мне, что происходит с адмиралом.
Секретарь долго просидел молча, сжимая ладонями виски.
— Голубка необходимо разлучить с Алонсо Охедой, — сказал он вдруг. — Адмирал стал неузнаваем с тех пор, как этот человек появился на его пути.
Меня рассердили его слова.
— Что вы говорите, синьор Марио?! Господин наш — адмирал, здесь ему подчинены все — и белые и индейцы. А Охеда — один из самых обычных его подчиненных. Даже больше: он подчиненный его подчиненного — Педро Маргарита!
— Не будем спорить, — сказал секретарь устало. — Конечно, королева на бумаге дала Голубку огромные полномочия. Но разберемся как следует. Для того чтобы осуществить то, что от адмирала требуют монархи, ему необходима поддержка заинтересованных в его предприятии людей. А где эти люди? Ну, аделянтадо — Диего Колон. Хотя мне думается, что он и наполовину не столь энергичен, как его брат. Есть еще рядом с Голубком замечательный человек — фра Бартоломе лас Касас, есть еще немного простых матросов и солдат, королевский секретарь, синьор эскривано, которые заинтересованы в успехе его дела. Вот, пожалуй, и все. Ну, я, хотя от меня мало проку. Ты. Жалко, что нет с нами Орниччо. Как ни странно, но мне думается, что он имел бы большое влияние на адмирала. Голубок так часто о нем говорит.
Мне пришло на ум, что я должен посвятить секретаря в наш заговор с синьором Альбухаро, но я побоялся огорчить доброго человека.
Мы оба долго молчали.
— Нельзя, чтобы великий человек совершал низкие поступки. — произнес наконец секретарь.
На этой его фразе и закончился наш разговор.
Только наутро, увидев на столе секретаря разорванную на мелкие клочки инструкцию Педро Маргариту, я решился спросить:
— Почему же вы дали мне ее переписать? Может быть, и мне следует вырвать последние листки из своего дневника?
— Как хочешь, — ответил секретарь. — Я несколько раз пытался заговорить с тобой об этой позорной инструкции, но не мог. Ты бы все равно мне не поверил. Поэтому я дал ее тебе переписать.
Действительно, я бы ему не поверил. А последних страниц из своего дневника я так и не вырвал.
ГЛАВА V
В поисках страны Офир
Удрученный последними событиями и отсутствием известий о моем друге, я начинаю думать, что никогда в жизни мне не придется с ним свидеться. Это лишает меня доброго настроения, и работа, которая выпадает на мою долю, теперь кажется мне карой господней, несмотря на то что я вырос в семье, где все трудились не покладая рук и где слово «лентяй» считалось самой оскорбительной бранью.
Я не отлыниваю от своих обязанностей, как другие, ежедневно отправляюсь на склад, где мы занимаемся перелопачиванием зерна, и работаю по десять часов подряд, задыхаясь от пыли и плесени, забивающей мои легкие.
Если бывает надобность, за мной присылают с мельницы, и я сгружаю там зерно или подаю мешки муки на подводы.
Синьор Марио, встречаясь со мной, провожает меня взглядом, с сожалением покачивая головой. Он находит, что вид у меня болезненный и утомленный, но так выглядят четыре пятых всего населения.
Вести, которые к нам доходят из форта святого Фомы, тоже малоутешительны. Разбойничье поведение солдат форта вывело из себя окружающих индейцев, и И апреля трое испанцев, отправившихся в Изабеллу, подверглись по дороге нападению целого индейского племени. Один из солдат был избит в драке, а у другого было отнято бывшее с ним имущество.
Синьор Охеда, узнав о случившемся, немедленно догнал индейцев, захватил в плен касика того племени и его семью, а у индейца, ограбившего испанца, отрезал нос и уши, несмотря на то что сам пострадавший солдат и его товарищи подтверждали, что индеец только отобрал у испанца свое же, похищенное у него ранее добро. Педро Маргарит и его подчиненные хорошо усвоили инструкцию адмирала!