Как блестящая длинная змея, сверкающая чешуей, отряд свернул в долину. Ворота форта захлопнулись, и я, вскочив на лошадь, помчался к адмиралу.
Мне недолго дали покрасоваться на высоком коне. Адмирал немедленно приказал мне спешиться и занять свое место в рядах.
Господин писал королеве о прекрасных ровных дорогах этой страны, но в долине, где мы проходили, и тропинок-то не было. Высокая ярко-изумрудная трава, примятая нашими ногами, тотчас же выпрямлялась, и я с изумлением подумал о том, что вот здесь пройдет более тысячи человек, а на этой сильной сочной траве не останется даже и следа.
Но, оглянувшись, я увидел, что на беспредельном бархатно-зеленом ковре, там, где прошло наше войско, уже легла протоптанная темная полоса.
Равнина была безлюдной. Только птицы в ярком оперении с резкими криками пересекали наш путь да изредка переползала дорогу длинная, дивной окраски ящерица. Синьор Марио, шедший рядом со мной, то и дело нагибался, чтобы сорвать редкий цветок или поймать бабочку.
К вечеру этого дня мы пересекли равнину и расположились лагерем у подножия высоких гор, покрытых густым лесом.
Развели огни. Люди собрались у костров; веселые песни и смех звенели в воздухе. Двигаться по роскошной долине было значительно приятнее, чем работать на дамбе или таскать тяжелые камни, и никто не завидовал оставшимся в крепости.
ГЛАВА IV
Дорога дворян
Утро нас встретило ароматным прохладным ветром, дующим с гор. Освеженные сном, мы вскочили на ноги; офицеры начали расставлять солдат, десятники занялись рабочими.
Сняв шляпу, господин наш, адмирал, выехал вперед на своем высоком белом коне.
— Господа дворяне, — сказал он, — высланные вперед разведчики сообщили мне, что эти прекрасные горы заканчиваются неприступными обрывами, поросшими непроходимым лесом. Здесь не ступала еще нога человеческая. Докажем же, господа дворяне, что с именем бога на устах мы сможем проникнуть в самые непроходимые места и что в этом случае меч наш не уступит кирке каменщика или топору дровосека. Вперед, господа дворяне, возьмем приступом эти суровые горы, подобно вашим отцам и братьям, бросавшимся на мавританские крепости с именем своей королевы на устах.
Тотчас же небольшой отряд благородных синьоров выступил вперед, повинуясь призыву адмирала.
Перед ними искрились на солнце скалы — твердые, невиданные доселе горные породы — и чернел непроходимый, переплетенный лианами лес. Чем дальше, тем теснее стояли деревья, и, пройдя шагов двадцать пять, храбрецы остановились, в беспокойстве оглядываясь назад.
Я заметил, как передернулось лицо рыцаря Охеды, когда он увидел нерешительность своих людей.
— Вперед, дворяне! — крикнул он. — Не оглядывайтесь на мужиков и ремесленников! Вам принадлежит честь первым проложить дорогу в этих девственных лесах, не отдавайте же никому этой чести!
И, поднимая свой страшный обоюдоострый меч, с криком, подобным рыканью льва, он бросился вперед, увлекая за собой остальных.
Мы видели, как поднимались и опускались мечи, слышали хруст ломаемых веток и шум падающих деревьев, грохот выворачиваемых камней, визг железа. Прошло уже более часу, но отряд, кинувшийся в эту дивную атаку, не продвинулся вперед и на пятьдесят шагов.
Прыгая с камня на камень, цепляясь за ветки и корни, карабкаясь по скалам, я пробрался в первые ряды, где сверкал широкий меч Охеды. Шляпа свалилась с головы рыцаря, мокрые волосы прилипли к его щекам, страшные, как веревки, жилы вздулись на его руках, но он продолжал свою работу.
Солнце закатилось и снова взошло, а отряд не продвинулся вперед и на полтораста шагов. Но и по этой недлинной, проложенной им тропинке войско могло пройти только растянутой цепью по два-три человека в ряд, а это должно было потребовать много времени.
Видя безуспешность усилий синьоров, адмирал к вечеру второго дня распорядился, чтобы в горы был послан отряд каменщиков, землекопов и дровосеков.
Не знаю, желал ли господин воспользоваться лунным светом и прохладой или думал скрыть поражение дворян, но рабочие получили распоряжение работать только от заката до восхода солнца.
Проложенная же ими дорога была окрещена адмиралом «El puerto de los hidalgos».[84]
Не знаю, как это приняли господа дворяне, но среди нас такое название вызвало шутки и насмешки. Долго еще потом, обращаясь к каменщику Тархето, отличившемуся при прокладке дороги, мы не забывали прибавлять к его имени слово «дон».
Тяжелый подъем остался позади.
Наконец нашим глазам открылась роскошная долина с разбросанными по ней хижинами туземцев.
Водрузив крест на вершине одной из покидаемых нами гор, господин назвал ее «Санта-Серро», а открывшуюся перед нами долину — «Вега-Реаль».[85]
Привлеченные громом и звоном оружия, жители долины собирались толпами и приветствовали нас, как небожителей. Кони солдат были, как и всадники, одеты в кольчуги, и индейцы принимали человека и коня за одно существо. Надо было видеть их изумление, когда перед ними в первый раз солдат сошел с лошади! Их бедному разуму представилось, что это одно живое существо разделилось надвое.
Одаренные бубенчиками и бусами, индейцы радушно принимали нас и в течение двух дней кормили все наше огромное войско. Перебравшись через реку, мы очутились перед суровыми отрогами гор Сибао — предметом и целью наших мечтаний.
Нам предстояли большие трудности, потому что горы Сибао были значительно выше и неприступнее только что пройденных.
Уже не полагаясь на дворян, адмирал выслал вперед целую армию землекопов, которые приложили все старания, чтобы облегчить нам восхождение.
Перед нами высились бесплодные голые вершины, но по цвету каменных пород господин заключил, что горы эти должны содержать большое количество золота, меди, лазурного камня.
Неприступность гор подала ему мысль основать здесь форт. И, выбрав небольшую лощину с возвышающимся на ней холмом у подножия огромного утеса, господин распорядился заложить здесь крепость. Невысокий холм, обведенный рекой, точно каналом, как бы самой природой был предназначен для этой цели.
Заложенная крепость была названа фортом святого Фомы Неверного в память о том, как испуганные трудностями подъема многие спутники адмирала уговаривали его вернуться, сомневаясь в удачном исходе нашего предприятия.
Немедленно был разбит лагерь, и из окрестных деревень к нам стали стекаться дикари, в обилии снося золото и желая получить в обмен бубенчики или другие побрякушки.