сказать, бросил. И правда, оставил на чужих людей, потому что не знал, чем тут кормить… Нет, потому что не хотел разбираться. Потому что думал, придётся ставить какие-нибудь силки на дичь, а потом потрошить, и варить, и так каждый день — а если не спрашивать, то оно как-нибудь само устроится, кто-то будет это делать вместо него.
Василий нагнулся, почесал Волка за ухом. Потом свистнул ему, чтобы не отставал, дошёл до ворот, снял перекладину.
— Закройте за мной, — сказал напоследок, но не обернулся и не узнал, слышал ли кто-то. Да и так видят, что уходит. Закроют.
Он спустился к родничку, а куда идти дальше, не знал. К кузнецу? С тем и не поговоришь. К бабке? Так она какие-то свои дела затевала и пыталась его использовать. Где гарантия, что опять не попытается? Да и он вроде как выбрал сторону колдуна, и удержать это в секрете не получилось. Как ещё бабка после такого встретит…
Василий решил идти через поле к лесу, а куда дальше, и сам не знал. Только осмотрелся, чтобы не наткнуться на ырку. Ему показалось, он заметил его вдалеке, ближе к кладбищу — кто-то тёмный вытянулся, посмотрел влево, вправо и опустился в траву.
Когда попал в Перловку, Василий вот так же шёл ночью через поле, и Волк держался рядом, иногда к чему-то принюхиваясь, прислушиваясь, иногда забегая вперёд. Только с ними ещё была Марьяша со сковородой, можно было хоть отбиться от ырки… Но о Марьяше лучше не думать. Василий чувствовал, что ещё немного таких размышлений, и он сам найдёт ырку и попросит: сожри меня, пожалуйста.
Из деревенских, наверное, никто и жалеть не станет.
Над землёй возник зелёный огонёк, второй, третий. Василий сперва решил, светлячки, а потом заметил маленькую фигурку в наряде из листьев и цветов, блеснули большие глаза на морщинистом строгом лице. Кто-то из детей полевика пришёл освещать дорогу.
Волк принюхался к огонькам, втянул их носом, чихнул. Они погасли, но полевик тут же поднёс к лицу полные горсти, развёл руками, глядя серьёзно, без улыбки. Зелёные искры опять замерцали над макушками трав. Волк припал на передние лапы, весело тявкнул и ворвался в огни, пытаясь ухватить хоть один.
— Фу, Волк, нельзя! — прикрикнул Василий. И добавил для полевика, или кто это был: — Не нужно мне помогать.
Но тот не ушёл, бежал впереди, рассыпая огни. Хотя, может, и не помогал, а просто хотел, чтобы Василий поскорее отсюда убрался. Что ж, в этом их желания совпадали.
Ырка всё-таки выследил его. Василий попался по-глупому: он уже какое-то время чуял странную вонь, как если бы кто-то прочищал забитый умывальник. Свежий ночной воздух пах разнотравьем, и к этому иногда примешивался смрад, как единственная чёрная нить в вышивке. Василий думал, может, что-то издохло — птица там, мышь. Он оглядывался и ничего не видел, да и Волк не беспокоился.
Ырка, должно быть, полз на брюхе, потом сделал последний рывок. Василий только и услышал внезапный шум, дёрнулся, но не успел обернуться — упал от толчка в спину. Ырка навалился сверху, вонючий и склизкий.
Он вцепился когтями в плечо, подбираясь к шее. Что-то уже скользнуло по коже, холодное, как рыба. Василий дёрнулся изо всех сил, вывернулся из-под тяжёлого тела, откатился и вскочил на ноги. Плечо только теперь обожгло болью.
Он стоял, ощущая слабость в коленях и тяжело дыша. Ырка застыл перед ним, серый, раздутый. Склонил голову резким движением, в горле заклокотало.
Волк зарычал, обходя ырку сзади. Зелёные огни догорали в траве и зажигались опять.
— А ну, отвали! — закричал Василий, делая выпад. — Только сунься, дрянь!
У ырки в горле опять защёлкало. Он взмахнул когтистой рукой, вцепился пониже локтя, потянул к себе. Василий закричал от боли.
Он пнул ырку ногой, свободной рукой толкнул в грудь. Рубаха затрещала. Василий вырвался и попятился, чувствуя, что руку дёргает, как будто ырка ещё терзает её когтями, и что-то тёплое стекает по пальцам.
Он сделал шаг назад, ещё шаг, развернулся и побежал к лесу, придерживая руку.
— Волк! — задыхаясь, позвал на бегу. — Волк, ко мне!
В ушах стучало. Василий не слышал, гонится ли ырка за ним. Сам он бежал как в последний раз. Надо же, считал: подумаешь, ырка. Вообще не боялся. Дурак.
Зелёные искры остались где-то позади, или это в глазах потемнело. Василий с треском вломился в лес — вроде казалось, он жидкий у опушки, и надо же напороться на кусты…
— Волк! — позвал он, оглядываясь.
Пса не было рядом.
— Волк! — закричал Василий, срывая горло. Пригнул к земле ветку кустарника, наступил ногой, ломая. Левая рука ниже локтя начала неметь, правой больно было шевелить из-за располосованного плеча, но если ырка поймал Волка… За Волка Василий его убьёт, и плевать, что ырка уже дохлый.
Волк прибежал, шумный и тёплый, ткнулся в колени, задышал, вывалив язык. Василий, поморщившись, коснулся его макушки.
— Хороший мальчик, — прошептал он.
Палку он всё же выломал, хотя едва мог её держать. Зажал под мышкой, отошёл глубже в лес в надежде, что ырка сюда не сунется, и остановился. Нужно было как-то перевязать руку.
В темноте вообще не удавалось понять, что там с ней. Это было плохо и хорошо, потому что Василий не был уверен, что хочет это видеть.
Он хотел оторвать рукав, оставшийся целым. Кое-как зажал край в ладони, натянул, зубами попытался поддеть нитки у раненого плеча. Было