Бог, их противостояние и параллельность. Судьбы героев определяются их отношением к Пути, извне благословленному внеположенным Богом. Задача Мамлеева, метафизика и художника, и его героя – преодолеть дуализм, слиться и отождествиться с Богом.
<…>
О мамлеевской иронии, постоянно создающей стилистическую двусмысленность, следует сказать особо. Она, кажется, направлена и на героя, и на его метафизические искания. На самом деле Мамлеев крайне серьезно относится и к тому, и к другому. Ирония воплощает некую «высшую» точку зрения Абсолюта, перед которой все человеческие метания и страдания, вплоть до завершающей смерти, так «комично» противоречащей бесконечности духовной жажды человека, в равной степени смешны и забавны.
Подпись: Олег Дарк[367].
Эти две статьи, написанные в разное время одним и тем же автором, демонстрируют драматичные ошибки читательского восприятия, которые сопровождали Юрия Витальевича при жизни и теперь уже сопровождают в вечности. Для одних он был безусловным гением, постигшим все тайны мироздания и передавшим их простым смертным, для других – жалкой графоманствующей персоной, досадным анекдотом. Вторых со временем стало несоизмеримо больше, но адекватнее наши представления о Мамлееве от этого не стали. Никто не хочет воспринимать его как некогда живого автора, в равной степени способного на создание подлинной литературы и столь же феноменально провальных вещей. Полагаю, первостепенную роль в изгнании Юрия Витальевича из еще вчера привечавшего его мейнстрима сыграла как раз «Россия Вечная» и последовавшая за ней канонизация Мамлеева как духовного лидера гротескных патриотов, постмодернистских реакционеров, квазиправославных мракобесов.
Каждый русский культурно-политический лагерь относился к Юрию Витальевичу по-своему. Для охранителей он стал свадебным генералом, сверкающим желтыми стеклами очков на собраниях бунтовщиков против современного мира, а для либералов – мальчиком для битья, через художественные недостатки произведений которого легко и удобно обличать каннибальствующих консерваторов, не вникая в истинную и действительно зловещую природу их идей.
Поэтому пришло время рассказать немного о том, что же собой представляет «Россия Вечная» – книга, читать которую никто в здравом уме не станет, хотя всякий считает своим долгом обожать ее или ненавидеть.
«Россия Вечная»
Философский трактат «Россия Вечная» не может вызвать сильных эмоций вроде ненависти или обожания у любого человека, имеющего минимальные представления о классической русской культуре.
Стилистически и тематически эта книга выполнена в жанре «Как нам обустроить Россию», и едва ли не каждая ее страница пестрит глубокомысленными трюизмами, поданными с соответствующим апломбом: «Необходимо, как воздух, доверие между государством и народом, доверие, которое основано на правде»[368]; «Любовь и единство – одна из дорог к нашему национальному спасению»[369]; «Именно в культуре в самом широчайшем смысле отражена душа нации, ибо культура охватывает все: все стороны бытия народа и человечества, спасительные, погибельные, скрыто-неразгаданные, метафизические, конкретно жизненные и так далее – все, все, ибо ее смысл – раскрыть, обнажить пред взором человека»[370].
Впервые полный текст «России Вечной» был опубликован в книжной серии «Русь многоликая», которую выпускала деградировавшая к тому времени газета «Аргументы и факты». Соседом Мамлеева по этой серии оказался, например, Вадим Бурлак – «историк», до сих пор выступающий на российском телевидении с экспертным мнением по самым разным вопросам: от психотронного оружия и таинственной Арктиды до происхождения котлеты по-киевски. Другими авторами недолговременной «Руси многоликой» стали замечательные специалисты по магнитным бурям Юрий и Юлия Мазуны, написавшие книгу «Русь ведическая». В общем, трудно было найти более неподходящее место для выпуска трактата, который «является итогом длительного, напряженного философского поиска, основанного на ясном внутреннем ощущении собственной неразрывной связи с Абсолютом»[371].
Отдельного внимания заслуживает обложка мамлеевского трактата: в болотно-зеленом градиенте, как в чане с серной кислотой из фантастических боевиков, растворяется березовая роща, а последние три буквы в фамилии «Мамлеев», выполненные в «русском» стиле, походят на три шестерки. Помещение этого труда в подобный контекст, думаю, много говорит о том, какого мнения о нем были великие ученики гениального Мамлеева вроде Алексея Дугова, отдавших opus magnum своего мастера на копеечное увеселение обывателей, скучающих в электричке до Раменского.
У «России Вечной» есть одно качество, которое меня интригует. Конечно, это не серые мыслишки об уникальности Есенина и Блока, хотя меня и увлекают догадки о том, почему Юрий Витальевич упорно исключает из блоковского канона поэму «Возмездие» – не особо стыкующееся с мамлеевскими фантазиями произведение, художественная ценность которого куда более несомненна, чем его же «в кружеве березки». Качество же «России Вечной», которое меня увлекает, заключается в том, как ясно видна в этом трактате неспособность Мамлеева сделать что-то большое и законченное. Каждый роман Юрия Витальевича – это цикл рассказов, насильственно и зачастую просто кое-как сшитый в якобы единое повествование. Мамлеев и сам это прекрасно осознавал – помните, как в анкете журнала «Гнозис» он говорил: «Наличие метафизических элементов обязывает к краткости. Поэтому лучшая форма – рассказ или небольшой роман»?
Так же и в «России Вечной» он с упорством Плюшкина собирает каждый лоскуток бумажки, на котором записана какая-нибудь его мысль, чтобы слепить из этого нечто несусветное и наспех склеенное общей идеей.
В первой части трактата Мамлеев доказывает, что главным носителем русской национальной идеи является литература. Полагаю, если бы Юрий Витальевич хотя бы день проработал по специальности, он был бы столь же уверен в том, что главными носителями русской национальной идеи являются инженеры-лесотехники (и был бы, к слову, значительно ближе к истине). Здесь он отмечает, что Индия и Россия – сестры. «По какой причине? Начнем с того, что мы – индоевропейцы, точнее, арии, как и индусы»[372].
Тут же обнаруживается любопытный парадокс «России Вечной», который при понимании мамлеевской логики перестает быть парадоксом. Юрий Витальевич страница за страницей воспроизводит ультраортодоксальную националистическую риторику образца XIX века, воспевая несомненную уникальность России и русских людей, однако умудряется одновременно выступать против национализма и националистов: «Националисты преднамеренно искажают духовное развитие народов в угоду дикому и отвратительному стремлению доминировать над другими нациями и извлекать из этого огромную материальную выгоду»[373]. Или вот: «России глубоко чужд национализм; уважение к другим народам и даже жертвенность – вот черты русской нации»[374]. Можно предположить, что идеалы интернационализма вполне естественны для русского человека, женатого на Фариде Шарафовне (пусть и отрекшейся от своих корней), но на самом деле Мамлеев лишь повторяет формулы официального национализма, разработанные накануне краха Советского Союза и легшие в основу государственной идеологии ельцинской, а затем и путинской России. Если говорить максимально упрощенно, само слово «национализм» в современном мире имеет отчетливую негативную окраску. Поскольку