— За это я благодарю вас. Но я хочу править мирно. Пусть прекратятся раздоры. Хозяин этого замка принес мне свои извинения. Он сожалеет о своем поступке.
— Знал бы я, мадам, что вы так легко простите его, не стал бы торопиться вам на помощь. Видимо, для спешки не было причин.
— Что вы такое говорите, сэр? Неужели думаете, что я заступаюсь за него из любви или уважения? Разумеется, нет. Но я хочу избежать неприглядных раздоров и междоусобиц.
— Понимаю вас, госпожа, но вот что я вам скажу: только вы и господин мой король могут заставить меня пощадить Мелиагонта.
— Благодарю вас, сэр Ланселот. Пройдите в мою комнату, и мои служанки позаботятся о вас.
Они вместе прошли в замок, и когда Ланселот снял с себя доспехи, он спросил о тех десяти рыцарях, попавших в плен. Королева привела их, и все они были счастливы видеть Ланселота. Они тоже хотели поквитаться с Мелиагонтом, но сдержались из уважения к королеве. Гиневра и ее дамы занялись лечением раненых. Она не позволила перенести их в другие покои, но велела постелить им постели и покрывала в ее комнате, чтобы ухаживать за ними.
Ланселот возлег с королевой
Но Ланселот успел уговориться с королевой, что он подойдет со стороны сада к окну, и у этого окна Гиневра поговорит с ним втайне. Рыцарь взял с собой меч на случай, если Мелиагонт попытается на него напасть. Он вошел в сад и приблизился к окну, забранному железной решеткой. Гиневра ждала его, и влюбленные о многом переговорили.
— Ах, мадам, — сказал он, наконец. — Хотел бы я проникнуть в эту комнату и оказаться подле вас.
— Я тоже этого желаю, — ответила она.
— Скажите мне: вы искренне желаете, чтобы я был с вами?
— Да, искренне.
— Тогда я докажу, как сильна моя любовь к вам, — Ланселот обхватил руками железные острые прутья и вырвал их из каменной стены, но одним прутом порезал себе руку до кости. Он проник через окно в комнату и залил все вокруг кровью.
— Тише, — предупредила его королева, — тут спят мои рыцари.
Они осторожно улеглись в ее постель, и Ланселот до рассвета пробыл с королевой. Когда настало время уходить, он вылез через окно и, как сумел, пристроил решетку на место. Вернувшись к себе, он показал сэру Лавейну раненую руку; молодой человека забинтовал его рану, и Ланселот спрятал ее под перчаткой.
Тем временем сэр Мелиагонт наведался в покои королевы. Он застал ее дам одетыми, но королева все еще дремала в постели.
— Не больны вы, мадам? — спросил он. — Почему вы не поднялись в столь поздний час?
Он отдернул полог кровати и пришел в ужас: и покрывало, и простыня, и подушка были залиты кровью. При виде такого зрелища Мелиагонт решил, что с королевой ночью спал кто-то из раненых рыцарей.
— Ах, мадам, — сказал он, — теперь я вижу, как подло вы обманываете своего мужа-короля. Вы поселили этих рыцарей в своих покоях с коварным умыслом: один из них возлежал с вами под покровом ночи.
— Вы распускаете гнусные сплетни, сэр. Никто из этих рыцарей не приближался к моей постели.
Десять рыцарей услышали его слова и все разом заспорили с Мелиагонтом.
— Вы ложно обвинили королеву, — восклицали они, — дайте нам только оправиться от ран, и мы докажем это. Любой из нас готов принять ваш вызов.
— Вот как? Взгляните сами: видите кровь на простынях?
На это рыцари не знали, что ответить, и смолкли, а сэр Мелиагонт ликовал: он надеялся таким образом заставить всех забыть о своем покушении на королеву.
В этот момент явился Ланселот.
— Что случилось? — спросил он. — Что здесь происходит?
Сэр Мелиагонт объявил, что подозревает королеву в супружеской измене.
— Как вы посмели отдернуть полог, когда королева еще не поднялась с постели? — набросился на него Ланселот. — Даже наш господин Артур никогда бы не поступил с супругой столь неучтиво. Вы еще больше осрамили самого себя.
— Не знаю, что вы хотите этим сказать, сэр, но знаю другое: один из этих рыцарей возлег с ней нынче ночью и запятнал постель своей кровью. Я силой оружия докажу, что она — изменница.
— Берегитесь, Мелиагонт. Вы бросили вызов — и на него ответят.
— Берегитесь и вы, милорд. Сильнейший рыцарь не сумеет защитить гиблое дело. Судебный поединок — это суд Божий.
— И все-таки я рискну. Бога надо бояться, но я с уверенностью скажу, что никто из этих десяти рыцарей не спал этой ночью в постели королевы. Это я докажу своим мечом и копьем. Готовы сразиться?
— Да. Вот моя перчатка.
— Я подыму ее. Какой день выбираете для сражения?
— Через неделю, на поле под Вестминстером.
— Прекрасно, там и буду вас ждать.
— Поклянемся до тех пор обращаться друг с другом достойно и честно. Никаких подлых приемов. Вы клянетесь?
— Разумеется. Я никогда не прибегал к ухищрениям.
— Отобедаем, — предложил Мелиагонт, — а затем, если желаете, возвращайтесь с королевой в Вестминстер.
Ланселот выразил согласие.
— Если хотите, я покажу вам свой замок.
— Буду рад.
Они стали обходить комнату за комнатой. Ланселот не страшился ловушки, потому что честные люди привыкли доверять другим. Но подлец всегда исхитрится предать честного человека. В дальнем коридоре Ланселот наступил на потайной люк, тот опустился под его ногами, и рыцарь провалился на тридцать футов вниз, в пещеру, застеленную соломой.
Сэр Мелиагонт вернулся к гостям и сказал, что сэр Ланселот внезапно отбыл — куда, он не знает — на коне сэра Лавейна. Королева и ее рыцари были сильно этим удивлены, однако толковать об этом больше не стали. После обеда они вернулись в Вестминстер, неся раненых на носилках, и Гиневра поведала королю о том, как Ланселот принял ради нее вызов.
— Полагаю, с сэром Мелиагонтом справиться нетрудно, — заметил Артур. — А где же Ланселот?
— Мы думаем, что он снова отправился на поиски приключений, — ответил один из рыцарей. — Таков его обычай. Он взял коня сэра Лавейна, потому что его коня подстрелили.
— Бог с ним, — сказал король. — В условленный день он, конечно же, вернется, если только его не заманили в какую-нибудь ловушку.
А Ланселот лежал в глухой пещере, страдая от боли. Какая-то дама каждый день приносила ему еду и питье. Она и побег обещала устроить, но при условии, что рыцарь станет ее возлюбленным. Ланселот отказался.
— Это неразумно, — сказала она. — Без моей помощи вам отсюда не выбраться, а если вы не выйдете в условленный день на поединок, королеву сожгут на костре.
— Боже упаси, чтобы ее сожгли по моей вине. Но король поймет, и все остальные догадаются, что я умер, ранен или в темнице, — иначе ничто не помешало бы мне явиться ей на выручку. Какой-нибудь добрый рыцарь займет мое место, в этом я уверен. И даже если бы вы остались единственной женщиной в этой стране, я бы не захотел иметь с вами дело.