Читать интересную книгу Девочка-лед (СИ) - Джолос Анна

Не отпустит. Его ладони вдруг ложатся на мою шею. Начинаю паниковать. Мне вообще не нравится то, что происходит.

— Ты… с ним? — гладит большим пальцем правой руки мое горло, и я нервно сглатываю.

— Да, — отвечаю испуганно, надеясь, что это на него подействует. Потому что глаза его сейчас будто пьяные.

— Ну это ненадолго, — говорит мне почти в самые губы.

Судорожно вдыхаю, боясь от сковавшего внутренности страха даже пошевелиться.

— Лисицына, ты где? — голос Пельш разносится по пустому актовому залу и выводит меня из состояния оцепенения практически мгновенно.

Слышу его раздосадованный, тихий мат. Резко поворачиваю голову вправо и цепляюсь за его руку в попытке оторвать ее от своей шеи.

— Отпусти, идиот! — тревожно молю я, сжимая пальцами ткань идеально выглаженной рубашки.

— Так что там завтра, м? — продолжает удерживать меня на месте, а мое сердце, которое итак до этого неистово трепыхалось под ребрами, готово выпрыгнуть из груди.

— Ничего такого важного, отпусти, она же идет прямо сюда! — прошу беспомощно.

— Раз неважно, значит увидимся на математике, — веселится он.

А шаги Элеоноры тем временем все ближе. Хорошо, хоть елка стоит в самом конце зала, и нас за ней с точностью до ста процентов не видно.

— Куда подевалась… — недоумевает Пельш и чем-то шуршит.

— Не могу я прийти, — шиплю тихо. — Отстань ты!

Но этот болван только тихо смеется, наслаждаясь нелепостью ситуации. Склоняется к шее и в какую-то секунду глубоко вдыхает запах моих волос. Я в шоке замираю и даже перестаю отпихивать его руку. Настолько поражена тем, что он делает.

— Ро-ма, отпусти… — мой голос предательски дрожит, ведь от этого его жеста совершенно неожиданно по телу ползут бешеные мурашки.

Что еще за чертовщина?

Чувствую, что он улыбается. Я же с ужасом представляю момент, когда нас поймает классный руководитель.

Как объясняться? Что она подумает, боже…

— Лисицына! — будто в подтверждение моих мыслей раздается ее окрик. Я дергаюсь. Вся трясусь, словно зайчишка. — Как сквозь землю провалилась!

— Завтра. Приходишь, — обдавая горячим дыханием, задевает ухо, едва касаясь его губами. Мне и этого достаточно, чтобы растеряться в край. Чтобы мгновенно одеревенеть.

— Элеонора Андреевна, там гирлянды, дискошар и надувных снеговиков привезли! — сообщает кто-то.

— Иду, — доносится до меня ее голос. — И вот почему опять я за это отвечаю! Неужто больше некому?

Я с облегчением вздыхаю и прикрываю глаза. Пронесло…

— Лиса, отомри, — издевается демон. — Насчет завтра ты меня услышала.

— Ты оглох, Беркутов? Я же сказала, что не могу! Да пусти ты! — рычу в бешенстве и уже почти готова разрыдаться. Потому что его ладонь скользит вдоль шеи и сжимает волосы на затылке.

Ударить в пах может? Но я отчего-то медлю.

— Завтра. В кабинете математики, — чеканит по слогам. Прижимает второй рукой за талию к себе, слегка отклоняется назад. — Ты придешь. Поняла?

Звучит как приказ. Обалдел совсем!

— Не могу, придурок ты Пернатый! У Ульяны елка в саду утром, меня завтра в школе не будет! — выдаю гневную тираду, пытаясь вырваться.

Приходится все же сказать правду. Может, до него хоть так дойдет?

— Ясно, я понял…

— Аллилуйя! — почти торжественно.

— А теперь поцелуй меня — и тогда я отпущу.

Бах-бах. Пульс в ушах частит.

— Что? — ошарашенно смотрю на него. Не моргая.

— Честно, — не шутит, но его глаза смеются. — Обещаю, Лиса. Слово тебе даю!

— Сюда заносите. Там должно быть двенадцать наборов, — командует Пельш, которая снова в зале. Слышатся еще чьи-то шаги. — Четыре снеговика. Два поменьше, два покрупнее.

Хочется выть. Предпринимаю еще одну попытку освободиться, но делается только хуже. Мы теперь совсем близко к друг другу.

Катастрофа. Просто катастрофа!

Я чувствую разгоряченное тело парня. Руки, вцепившиеся в меня мертвой хваткой. Колотящееся бешеным ритмом сердце. И этот его древесный запах с корицей. Который как будто даже под кожу пробирается.

Мамочки… В голову ударяет стыд.

— Ну… — торопит меня мой мучитель, крепко сжимая в своих руках.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Нет, нет, нет.

— Здесь только одиннадцать вроде! — басит какой-то мужчина.

— Пересчитайте! По три на окна — две стороны, плюс вход и елка…

А можно просто сымитировать обморок? Трусливо рухнуть на пол? Как по мне, отличный вариант.

Я ничего не слышу. Белый шум в голове. Его глаза напротив. Бросает горящий взгляд, направленный на мои губы. Ждет от меня поцелуя.

ПТИЦЫН! ПОЦЕЛУЯ! ОТ МЕНЯ!

Мстит естественно. Не более. За то, что тогда в кабинете математики не ответила. Хочет в очередной раз унизить и задеть посильнее.

— Не буду! — объявляю глухо, но это все равно звучит как вызов.

— Не будешь? — снова прищуривается и сжимает челюсти. Страшно недоволен.

— Нет, — повторяю уже не так уверенно.

— Ладно, — жмет плечом. — Тогда бартер.

— А? — удивленно смотрю на него и не могу поверить своему счастью…

Глава 49

РОМАН

Паркую машину напротив ворот детского дошкольного учреждения номер 1513. Бросаю мимолетный взгляд на часы. Девять тридцать. Пунктуальность — прямо мое второе имя. Приехал на двадцать минут раньше назначенного Лисицей времени.

Откидываю голову на сиденье и смотрю на то, как крупные хлопья снега кружат у лобовика, медленно на него оседая.

Мысли снова крутятся вокруг Ники. Она, черт возьми, серьезно меня напугала! Точнее сперва своим звонком меня встревожил ее отец. Он потребовал объяснить, почему его дочь лежит в сугробе у моего дома и истекает кровью. О ее состоянии ему сообщил Игорь, водитель.

Ничего не понимая, я поспешил на улицу. Вероника сидела на земле, коленями в снегу, белизну которого разбавлял темно-алый цвет. И вся эта картина в свете ночных фонарей выглядела жутковато.

Присел на корточки, начал рассматривать тело на предмет повреждений… и заметил. Ника порезала ладонь. Бабочкой, которую я дарил когда-то в качестве сувенира. Ведь именно ее она сжимала в дрожащей руке…

Признаться, этот поступок поверг меня в шок. Сказал Игорю, что сам отвезу Веронику домой, сгреб девчонку и потащил в свою машину. Ника не отвечала на мои вопросы и вообще никак на меня не реагировала. Тупо смотрела в одну точку и молчала. По ее лицу текли слезы, а у меня в груди неприятно саднило. Моя вина в том, что я не оборвал эти отношения раньше. Следовало ожидать, что спокойно разойтись нам вряд ли удастся.

Ника молчала, когда я обрабатывал ее ладони. (Благо порезала их не очень глубоко). Она молчала, пока мы стояли в пробке. Она молчала, пока ехали. И это было так на нее не похоже, что реально настораживало. Я, пожалуй, слишком привык к этой ее бессмысленной трескотне.

К счастью, уже у дома Грановская снова стала самой собой. Опять начала истерить, кричать и винить во всем Лисицыну. Мои попытки объяснить ей, что дело не в Алене — успехом так и не увенчались. Ника вдолбила себе в голову, что я бросаю ее ради новых отношений.

Нет, в каком-то смысле так оно и есть, но если быть предельно откровенным, нам давно надо было поставить точку. Потому что я не любил Веронику. Никогда… И самое отвратительное, что ее до определенного момента устраивала эта «любовь в одни ворота». А меня так тем более…

«Совсем ничего ко мне не чувствуешь?» — нарушила тишину, повисшую в салоне автомобиля, именно этой фразой.

Что я мог ей на это ответить? Только правду. Сказал, что она — не чужой мне человек. Что мы вполне могли бы поддерживать дружеские отношения, если она не против. Так себе предложение, но ведь на самом деле, проводить с ней время было… приятно. Мы знакомы с детства и я, как никто другой, знаю, что Вероника Грановская — не тупая инстадива. Там с мозгами все нормально, просто она чересчур повернута на своей внешности и статусе.