рассмотрели ряд новейших трактовок темы игры как патологии, представленных в различных дисциплинах современных гуманитарных наук Франции: литературоведении, психоанализе, философии. Все они так или иначе опираются на основополагающую работу З. Фрейда «Достоевский и отцеубийство», несмотря на редукционистский характер этого опуса, написанного отцом-основателем психоанализа под знаком амбивалентного отношения «учитель — ученики», в котором несложно увидеть вариант отношения «отец — дети». В задачи нашей работы не входит последовательная критика психоаналитической трактовки темы игры; тем не менее заметим, что психоанализ, сосредотачиваясь на «психее», не видит за одним древом целого леса, то есть множества отношений и связей, обуславливающих как внутреннюю личность писателя, так и те истории, в которых он проецирует себя вовне, в том числе силой литературы. Фрейд и его последователи так или иначе устремлены к «нормализации» человеческого существования, которую утверждают за счет патологизации литературного опыта; но писатель — не больной, даже когда страдает от той или иной зависимости; писатель — скорее диагност; заключение, которое он выносит человеку, основывается на опыте здоровья, которого все время ищет автор через литературу.
Глава шестая
ИДИОТ[449]
Идиот Достоевского — князь Мышкин — по праву считается одним из самых загадочных персонажей мировой литературы. Разгадать тайну князя Мышкина пытались многие литературоведы, писатели, психоаналитики, философы, предлагая порой весьма противоречивые интерпретации этого образа «положительно прекрасного человека». Мы же здесь попытаемся его рассмотреть в свете философских концепций Жиля Делёза, представившего Идиота в виде «концептуального персонажа».
Делёз — представитель так называемой французской теории, о главных работах которого «Различие и повторение» (1968) и «Логика смысла» (1969) его современник М. Фуко отозвался следующими словами: «Долго это произведение будет витать над нашими головами, […], но когда-нибудь, возможно, век будет делёзовским»[450]. Сегодня Делёз является одним из самых цитируемых философов, чей концептуальный аппарат находит применение в широком спектре гуманитарных исследований. Но возникает закономерный вопрос: что может быть общего у Достоевского, русского писателя-почвенника XIX столетия, и радикального левого французского философа ХХ века, среди концептов которого выделяются такие экзотизмы, как «детерриториализация» и номадизм? На наш взгляд, речь может идти скорее о виртуальной встрече двух великих мыслителей, о своеобразной форме сотворчества, сотрудничества, соразмышления, поскольку Делёз воспринимал писателей, философов или художников, творчество которых ему случалось изучать (а среди них Кант и Рембо, Бергсон и Пруст, Бэкон и Фуко), в виде живых собеседников. Часто обращаясь к литературе и искусству как способам мыслить, в одной из своих последних книг, написанной в соавторстве с психоаналитиком Ф. Гваттари, «Что такое философия?» (1991)[451] он предлагает одну из самых оригинальных концепций Идиота, возводя его в ранг «концептуального персонажа».
Концептуальный персонаж по Делёзу и Гваттари —
это не представитель философа, скорее даже наоборот: философ предоставляет лишь телесную оболочку для своего главного концептуального персонажа и всех остальных, которые служат высшими заступниками, истинными субъектами его философии. Концептуальные персонажи — «гетеронимы» философа, а имя самого философа — просто псевдоним его персонажей. Я — больше не я, но способность мысли видеть себя самое и развиваться через план, который в нескольких местах проходит сквозь меня[452].
Таким образом, концептуальный персонаж — это предпосылка мышления, он позволяет творить концепты и намечать образ мысли.
Рассуждения Делёза в серии интервью с Клэр Парне для французского телевидения, записанных между 1988 и 1989 годами, явились своего рода подведением итогов и одновременно устной лабораторией книги «Что такое философия?». По мнению одного из главных комментаторов творчества французского философа Д. Лапужада, рассматривающего философию Делёза как своего рода энциклопедию аберрантных движений, мысль о том, что, «как только мы „забываем“ о проблеме, перед нами остается лишь общее абстрактное решение»[453], которую Делёз сформулировал в «Различии и повторении», является одной из главных для определения его философии. Для Лапужада автор программной работы «Логика смысла» является мыслителем логики, а не разума, искателем смысла, а не значения, исследователем внешних симптомов, а не скрытых тайн, он использует сырье мысли другого, встраивая его в архитектуру своей логики, которая оказывается всякий раз новой и сложной, далекой от классических рациональных моделей. Для него разум возникает из неразумия. «В логике Делёза всегда есть что-то шизофреническое»[454], — утверждает Лапужад, философия для него «заключается прежде всего в постановке и определении проблемы, а не в понятиях и концептах, которые от нее зависят или позволяют ее разрешить»[455]. Для Делёза философствовать — значит стать Идиотом. Начать с нуля. Нести свет чистой мысли, сопротивляться. Сопротивляться торжествующей глупости. «Создавая персонаж Идиота, Достоевский сопротивляется вульгарности и глупости окружающей жизни. Как Ницше», — заявляет Делёз в «Азбуке»[456].
Другой вопрос — зачем философу литература? Философ не интерпретирует, не комментирует, не подвергает критике литературу, он объясняется с ее помощью и тем самым усложняет, проблематизирует, выводит литературу на новый уровень рефлексии. Литература занимает важное место в творчестве Делёза, она постоянно сопровождает его собственные философские труды, «выступая в роли заступника, ходатая, через которого философ проводит в жизнь свои концепты, встречающие сопротивление в плане собственно философии»[457]. Помимо работ, целиком посвященных таким писателям как Пруст, Кафка, Захер-Мазох, Делёз в своей последней книге «Критика и клиника» (1993) собрал серию эссе о творчестве значимых для него писателей: Беккета, Мелвилла, Уитмена, Жарри, Кэрролла, Вольфсона и др., где он подводит итоги своей литературной критики. Однако Достоевскому Делёз не посвятил отдельного труда, он очень мало говорит о нем на страницах своих сочинений, что, вероятно, и объясняет отсутствие критических работ на эту тему. Тем не менее Идиот Достоевского в связи с критикой образа мысли Делёза в ее «славянском» измерении представляет, на наш взгляд, определенный интерес для широкого круга исследователей в области философии, теории кино и особенно литературы, открывая новые горизонты рецепции творчества писателя в западноевропейском контексте.
В данной главе мы обращаемся к ряду работ, а также устных выступлений и лекций Делёза, прочитанных в университете Венсенн — Сен-Дени в 1979–1987 годы, где появляются первые отсылки к персонажу Достоевского, а также скрытая за ним проблема русского человека, как ее понимает французский философ. Вместе с тем мы рассмотрим ряд актуальных французских междисциплинарных компаративных исследований, где персонаж князя Мышкина представляется центральной фигурой в литературном