– Но ты тоже не отличаешься особой откровенностью, верно? – улыбнулся он, намекая на ее упорное нежелание передать ему карту на хранение.
Джейми показалось, что сейчас самый удачный момент, чтобы заговорить о том, что ее давно волновало. Набравшись духу, она сказала:
– Может, ты такой потому, что с детства натерпелся несправедливости. Но от меня можешь не скрывать, что ты вырос у апачей. Я давно об этом знаю и не вижу в этом ровно ничего плохого или унизительного для тебя. Напрасно ты не сказал мне.
Корд окаменел.
– И откуда ты знаешь?
– Мне сказал Линк Картер еще в Сакраменто, в то утро, когда ты ушел. Мне все равно, какая там у тебя кровь, пусть даже ты вообще индеец. Однажды ты спас мне жизнь, Корд, и я всегда буду тебе благодарна, – она взглянула ему в лицо.
– Многие считают, что если человек жил с апачами, то ему уже нельзя доверять, он стал таким же, как они, – он враг. Вот почему я предпочитаю никому не говорить об этом. Это солдаты из форта Техас, где я служил, разболтали всем каждому. Теперь, где бы я ни появился, я повсюду натыкаюсь на презрение и недоверие. – В голосе Корда зазвучала глубокая печаль.
– Расскажи мне о том, как это случилось, – попросила Джейми.
– Ну что ж, может, это хоть немного отвлечет тебя от твоих тревог, – согласился Корд.
Итак, он рассказал ей о том, как оказался у индейцев, как учился у них искусству разведчика и охотника и чем все это кончилось.
– Я, конечно, много узнал и уверен, что эта наука не раз спасала мне жизнь во время войны. И все же мы влачили жалкое существование. Я был бы рад забыть обо всем, но слова священника, что я дикарь, всю жизнь, словно клеймо, жгут меня. Это они заставляют мотаться по всей стране, потому что я нигде не могу найти покоя.
Джейми осторожно коснулась его стиснутых рук.
– Ну, успокойся. Может, когда-нибудь ты все же заведешь себе семью, осядешь и заживешь как все люди, – говорила она, с тоской думая, что не она станет его опорой в новой, нормальной жизни.
И хотя голос ее звучал ровно, взглянув ей в глаза, Корд понял, что она любит его, так же как и он ее. Все, что она узнала о нем, никак не изменило ее отношения. Но что он мог сделать? В его венах текла кровь его отца. Ведь он не всем поделился с Джейми. Нет, он не мог отбросить воспоминание об овладевшем отцом отчаянии и безысходном горе, когда умерла его любимая жена. Он по-прежнему винил во всем любовь, а не безволие человека.
Одно дело – любить кого-то, печально размышлял Корд, и другое – позволить этой любви разрушить душу человека, его волю к жизни.
Нет, в очередной раз решил он, видит Бог, он не даст превратить себя в безвольного, уязвимого влюбленного. Это просто недостойно мужчины. Как жил, никому не обязанный и ни с кем не связанный, так он и будет жить.
Джейми вздрогнула, когда угадала в его глазах что-то непонятное и тревожащее, но поняла, что лучше этого не касаться. Тень омрачила его лицо, он сразу ушел в себя, снова замкнувшись и воздвигнув между ними невидимый барьер. Значит, так тому и быть.
Движимая горячим сочувствием к неведомой ей боли, Джейми обвила его шею руками и нежно поцеловала в висок.
У Корда кровь закипела в жилах, и он надолго приник к ее губам.
Затем он стал осыпать поцелуями ее лицо, шею, плечи. Платье упало, обнажив грудь, жаждущую его ласк. Корд обежал горящим от восторга взглядом ее тонкую талию, округлые бедра и стройные ноги.
С хриплым стоном он поднял ее и отнес в постель. Отстегивая кобуру, спросил:
– Дверь заперта?
Джейми кивнула. Он быстро скинул с себя одежду.
Их охватила всепожирающая страсть, которую невозможно было сдерживать. Корд, распростертый рядом с Джейми, сильно прижал ее к себе.
– Сегодня, – глухим от страсти голосом сказал он, – я буду настоящим дикарем, дорогая, потому что я хочу тебя, как никогда раньше не хотел ни одну женщину.
Дорогой мой, безмолвно молила Джейми, будь кем хочешь, только желай меня всегда, всегда и везде.
Не в состоянии выразить свои чувства словами, она могла рассказать о них только всем своим любящим и жаждущим телом.
Спотыкаясь о камни, Энолита с пронзительным криком бежала от оранжереи к дому.
В спальне Джейми ее крик был едва слышен, так как оранжерея была расположена с противоположной стороны. Корд только слегка шевельнулся. Голова Джейми покоилась на его плече, и ее рука, обнимавшая Корда, на секунду сжалась, словно что-то встревожило ее во сне. Утомленные бурными ласками, они крепко спали.
А Блейк после безобразной сцены в оранжерее сидел в маленькой гостиной, погруженный в тяжелые раздумья. Очнувшись от отчаянных воплей Энолиты, превозмогая боль, он встал и вышел посмотреть, что случилось.
Не переставая визжать, Энолита влетела в дом с обезумевшим от страха лицом и наткнулась на Блейка, который схватил ее за плечи и грубо тряхнул.
– Возьми себя в руки и скажи вразумительно, что случилось.
Энолита не в силах была вымолвить ни слова, задыхаясь от бега и ужаса. Наконец ее трясущиеся губы зашевелились.
– О сеньор Блейк, это так ужасно… Мне так жалко… Ваш отец… я нашла его там, в оранжерее. Он мертв… Убит. О mi Dios, mi Dios[2]! – в волнении перешла она на родной язык.
Блейк оттолкнул ее и, прихрамывая, побежал в оранжерею. Еле сдерживаясь от истерики, Энолита поспешила за ним.
Блейк увидел ножницы. Они торчали из горла отца, кровь уже подсохла. Юноша схватился за край стола, чувствуя, что сейчас просто упадет.
– Кто же, кто мог это сделать? – завыла Энолита.
– Позови стражу, – хрипло приказал Блейк. – Скорее.
Она мгновенно исчезла.
Блейк заставил себя подойти к отцу и, побледнев, посмотрел в его остекленевшие глаза. В них навсегда застыл ужас последних секунд жизни несчастного.
Позже Блейк никак не мог понять, почему решил извлечь орудие убийства. Видимо, он сделал это совершенно бессознательно. Просто не смог оставить ножницы торчать в горле его отца, как будто так и надо.
Его руки прикоснулись к ручкам ножниц.
– Нет, о Господи, нет!
Сделав усилие, он выдернул их, и вновь освобожденная кровь брызнула на его руки, одежду. Он услышал шаги и, обернувшись, увидел вбежавшую Морену.
– Что ты наделал?
Она увидела окровавленные ножницы в ее руках и, отчаянно отмахиваясь, отступила от него.
– Нет, не трогай меня! Господи, за что ты его убил?
Возмущенный Блейк отшвырнул ножницы в сторону.
– Я этого не делал, он был уже мертв. – Он сильно сжал руками виски, как будто хотел удержать какую-то мысль. – Ты должна мне верить. Я не делал этого, я не смог бы, ни за что не смог бы, даже если бы захотел.
Неожиданно он замолк, сообразив, что унижается перед женщиной, которую глубоко презирал, и покачал головой.