представления.
Ломми загнал своё племя назад, под перекрытия крыши, после того, как они провели целый день прыгая по стропилам, инстинктивно отрабатывая способ передвижения, который был им необходим в джунглях, откуда были похищены их родители. Если Ломми служил в театре в качестве любимого клоуна труппы, его подруга Оттер, а также их отпрыски, были всего лишь постоянными жителями театра Широкие Королевства. И до тех пор, пока от Талбота что-то зависело, им будут здесь рады. Всю ночь эти ночные существа развлекали его своей болтовнёй и вознёй. Молодёжь была более способна к человеческому языку, чем их родитель, который говорил на смешанном языке, но со своей матерью они общались только свойственными им цоканьем и криками.
После того, как они затихли, Талбот отложил молоток, чтобы не будить остальных. Он размышлял о том, обить ли сиденья кожей или же попросту покрасить древесину, когда он почувствовал, что волосы на его загривке стали дыбом. С того момента, когда в нем пробудился Чёрный Волк, он привык доверять своим чувствам. Один напрягся и повернулся к главному входу.
Он учуял её прежде, чем увидел. Запах её тела был сухим, тёплым и пряным с намёком на какой-то импортный фимиам, но вскоре он инстинктивно понял, что это был не парфюм, а её собственный запах.
Когда он никого не увидел на входе, он поднял голову и увидел, что она стоит на бельэтаже. Она стояла столь неподвижно, что её можно было принять за изваяние, на которое кто-то накинул бордовый плащ. Даже с расстояния тридцати футов он мог почувствовать тепло её тела и утренние сумерки никак не затеняли блеск её волос. Это мог быть парик золотистых кудрей, на манер тех, что носили леди Старого Совета, но пряди выглядели слишком ухоженными и там, где они ниспадали на плечи, они словно парили, как мягкие колосья, подхватываемые летним бризом.
Талбот осознал, что потеет и его омыло какой-то невидимой силой, словно тёплым воздухом во время холодного, ненастного утра. Вне зависимости от происхождения ауры этой женщины, она заставляла его тело тянуться к ней, даже несмотря на то, что его первобытные инстинкты кричали ему «беги». Она была могущественной.
- Мномена, - сказала она.
Талбот открыл рот, осознал, что таращится на неё с открытым ртом и захлопнул его.
- Меня зовут Мномена, - уточнила она. – Это вы Талбот Ускеврен, драматург?
До этого никто и никогда не называл его драматургом иначе, как в шутку. Он никогда не писал весь сценарий самостоятельно. Обычно, они покупали сценарии и адаптировали их под свои силы – бои на мечах и юмор. Это создало вокруг труппы не очень удачную репутацию: «Для актёров они слишком хорошие фехтовальщики» - было обычное замечание. В то время, как другие актёры вздрагивали от такого колкого комплимента, Талбот был в тайне польщён, что под его началом, его приятели прослыли столь же искусными, как знаменитые ученики мастера Феррика.
- Да, - сказал он. – Я это он.
Мномена подошла ближе к перилам и Талбот увидел, что она улыбалась. Его щёки запылали, думая, что её развеселило его самоуверенное построение предложения, но он не мог отвести взгляда от её золотистой кожи, идеально гладкой, словно только что отчеканенная монетка.
- Вы тот, кто мне нужен, - сказала она и в следующую же секунду, Талбот воздал молитву Суне, чтобы это оказалось правдой. Как бы там ни было, Мномена тут же перешла к делу. – Мне нужно, чтобы вы поставили трагедию, чтобы разбить сердце одного скряги. Исполняйте её каждую ночь трижды и я щедро буду оплачивать каждый показ.
Это было хорошее предложение. Даже если зрителей будет немного, гарантированная плата за представление сильно поможет смягчить убытки за последний год. От его крайнего неприятия перспективы работы на заказ не осталось и следа, Талбот почти тут же согласился, но годы жизни с отцом и его суровые уроки оставили несмываемый след в его мировоззрении. Как бы сильно он не старался уйти от судьбы, его наследственность всегда будет оставлять в его душе лаз для клерка, который привык считать каждую монетку.
- Вы оплатите ремонт театра, - сказал он. – Плюс расходы за костюмы, сценическое оборудование и реквизит. В этом случае мы можем обсудить детали.
На этот раз пришла очередь Мномены стоять с открытым ртом. Постепенно она пришла в себя, улыбаясь Талботу с балкона с выражением растущего уважения. Он заметил, что она была очень высокой, а её шея была длинной и элегантной, словно лебяжья.
- Я оплачу половину ремонта, - возразила она. – И если уж я заплачу за костюмы и реквизит, я лично буду тем, кто их одобрит. Кроме того, в театре всегда должны быть забронированы лучшие места для моих гостей.
Талбот кивнул и подошел к основанию балкона. Перила находились в двенадцати футах от пола, но он перепрыгнул их и приземлился на деревянный пол. Одним из преимуществ жизни в качестве Черного Волка было то, что сила зверя оставалась при нём даже когда он был в человеческой форме. Однако он был немного разочарован тем, что судя по выражению лица Мномены, его трюк не вызвал в ней ни одобрения ни даже удивления.
- Наверное вы захотите множество боевых сцен, - сказал он с надеждой.
- Если вы считаете, что это поможет привлечь большую аудиторию, то как вам будет угодно, - ответила она. – Я хочу, чтобы зрителей было как можно больше и чтобы молва о представлении разошлась далеко. Придерживайтесь этой концепции, а остальное я поручаю вам.
С этими словами она вручила ему свёрнутые в трубочку страницы пергамента, запечатанные красной восковой печатью с золотыми вкраплениями.
Талбот взял свиток и сломал печать. Его пальцы покалывало, пока он разворачивал страницы и знакомился с содержание. Пока он читал, Мномена, грациозно, словно птичка на ветке, уселась на перила балкона. Всякий раз, когда Талбот отрывал глаза от текста, чтобы взглянуть на неё, он замечал, что она, в свою очередь, тоже на него смотрит и чувствовал, как его щёки начинают гореть. В конце концов он не мог выдержать этих продолжительных гляделок.
- Это… имеет потенциал, - заключил он.
- Здесь нужна рука таллантливого человека, - сказала Мномена. Она соскользнула с перил и положила ладонь на его руку.
- Этот Король Крион, - начал Талбот, - из него мог бы получиться неплохой трагический герой.
- Нет, - сказала Мномена. – Не пытайся делать из него героя.