Читать интересную книгу Реки не умирают. Возраст земли - Борис Бурлак

— Временно, временно. Ваш покорный слуга неравнодушен к цветным металлам!

— Тут молодежь столько открыла меди...

— Я рад, что вас не обошли, когда молодым присуждали Ленинскую премию.

— Сам удивляюсь, что кто-то там вспомнил обо мне, так сказать, в порядке преемственности поколений.

— Не скромничайте. А вспомнить о Каменицком есть кому в стольном граде, — многозначительно заметил Голосов.

Леонтий Иванович будто и не обратил внимания на этот намек профессора, только подумал, что пусть и не раз они схватывались в открытую, но спор дружбы не портит.

— Читал я недавно вашу статью «На Урале и восточнее Урала», — сказал он.

— Что, согласны, не согласны, дорогой коллега? — насторожился Голосов. — Думаю, что не согласны. Но поговорим потом, а сейчас поедем. Сегодня у нас день воспоминаний!

В Березовку можно было попасть, минуя Ярск, но Голосову хотелось взглянуть и на него. Круг не ахти какой — лишних полтора десятка километров.

Дымы над Ярском поредели, поразвеялись, не то что утром, когда заводы, словно корабли, густо чадили, набирая ход.

Вдоль никелькомбината тянулись черные отвалы отработанной руды. Каменицкий, сидевший рядом с шофером, коротко махнул рукой в сторону отвалов.

— Сколько добра пропадает.

— Главное — взять никель и кобальт, — сказал Голосов.

— А все остальное кто будет брать? Наверное, наступят такие времена, когда наши потомки станут заново разрабатывать эти искусственные горы и удивляться тому, сколько мы тут оставили всего в отходах...

— Может быть, может быть. Потомкам всегда легко судить. Однако мы строили этот комбинат ради никеля. Помните, вас так и называли в войну — г е н е р а л  Н и к е л ь! С легкой руки наркома.

— Любил он громкие сравнения.

— Но вы-то по праву носили свое «генеральское звание». Без вашей руды еще труднее пришлось бы нам на фронте. Ваш никель стрелял из пушек, ходил в танковые атаки.

— Вы, я смотрю, тоже пристрастились к красному словцу.

— Есть грех, Леонтий Иванович. Это у меня от кафедры, от лекций.

Машина, сбавив скорость, шла навстречу длинной колонне самосвалов. Они были совсем новые, без номеров. Легковой автомобиль опасливо прижимался к самому кювету, чтобы — не дай бог! — минские богатыри не задели своими сапожищами. Водители посматривали на утлый легковичок оттуда, с верхотуры, и плавно отворачивали в сторону, узнавая за ветровым стеклом старого геолога. Иные даже улыбались. Голосов замечал в шоферском зеркальце ответные улыбки Леонтия Ивановича, который, кажется, был смущен немного, что его и здесь, на дороге, почти каждый знает.

Он вспомнил изречение Каменицкого: «Бывалый геолог на всю жизнь приписан к своему месторождению». Сколько ни предлагали ему всяких заманчивых должностей в Москве и Ленинграде, Каменицкий остался верен батюшке-Уралу. И вот теперь, в конце жизни, избран почетным гражданином Молодогорска. А еще говорят, что геологи — кочевой народ. Может быть, и кочевой, но до первой большой находки, вокруг которой обязательно должны быть другие клады. И если разведчик не погонится за быстроногой славой, уводящей его все дальше в лес, то слава все равно не проживет одна и рано или поздно вернется с повинной. Так получилось и у Леонтия Ивановича: нащупав медную руду, содержащую малую примесь золота, он не увлекся им, хотя и был соблазн, а продолжал искать медный колчедан вокруг да около; или, открыв полиметаллические руды, не успокоился до тех пор, пока не начали строить комбинаты — никелевый, металлургический, хотя мог бы заняться поисками новых тайников в другом конце страны. Иному разведчику лишь бы  з а с т о л б и т ь  найденное — и поскорее к следующей удаче. Каменицкий любил приостановиться, подумать, повоевать за то, что уже открыто. Может, потому-то вся жизнь у него и прошла на Урале, который не забыл его стараний и воздал ему должное за постоянство. Были годы, когда фортуна покидала геолога наедине с горькими раздумьями, однако он не гнался за ней на перекладных в Сибирь или в Среднюю Азию, на Дальний Восток или на Крайний Север. И пристыженная слава возвращалась к нему на Урал, даже просила извинения. Он все прощал своей легкомысленной спутнице. Ну, а потом она сама остепенилась, поняв, что без такого однолюба жить не может...

— О чем это вы призадумались, голубчик? — спросил Каменицкий.

— Да все о вас, Леонтий Иванович.

— Пустое! Мало ли на свете ворчливых стариков, которым многое кажется не так да не эдак.

— Я не об отвалах никелькомбината. У каждого из нас есть свои  о т в а л ы, в которых остается что-то еще ценное.

— И что же вы нашли там у меня?

— После Каменицкого трудно что-нибудь найти. Чистая работа! Так я ищу после себя.

— Откуда у вас эта самокритика?

— Как видно, от возраста.

— Побойтесь бога! Я в ваши-то годы бегал от шурфа к шурфу наперегонки с сусликами.

— Вы из кремневой породы, у вас и фамилия — кремень.

— Останови-ка, — сказал шоферу Каменицкий.

— Что, решили пройтись по майской травке? — спросил Голосов.

— Идемте, покажу вам одну дудку.

Леонтий Иванович повел его к придорожному холму, на макушке которого был старый шурф. Они поднялись по очень скользкому, будто паркет, ковыльному крутому склону. Шурф давно осыпался, бровки заросли чилигой, приютившей целое семейство жаворонков, которые взлетали прямо из-под ног, когда они подходили к этой дудке.

— Вот она, — сказал Леонтий Иванович и, сдернув соломенную шляпу, отер ладонью пот со лба.

Голосов с недоумением глянул на него, потом на дно шурфа в глинистых натеках.

— Отсюда я начинал разведку Березовского месторождения. В плане его, конечно, не было, копался на свой страх и риск.

— Помню, дружок, помню, — торопливо сказал Голосов и хотел было идти обратно.

— Да вы не спешите, Семен Захарович. Тут недалеко, успеем побывать и у геологов, и на карьере.

— Я не спешу, что вы, Леонтий Иванович. Говорите, говорите!

— Так вот, пробурил я несколько скважин, и все впустую. Пришлось бросить, тем более, что в областной газете появилась сердитая заметка «Деньги на ветер». Шутка ли!..

— Помню, все хорошо помню, дорогой Леонтий Иванович. Но стоит ли бередить старые раны.

— Не побередишь — не вылечишь... И знаете, кто тогда выручил? Был в Ярске один славный человек — Василий Васильевич Крупин, заслуженный чекист. Он еще в тридцать втором помог мне, когда я собрался было ехать в Сибирь, искать хлебные места: пригласил к себе, поговорили мы с ним по душам, а потом он устроил меня в один закрытый распределитель, не имевший никакого отношения к геологам.

Голосов слушал нетерпеливо и все посматривал в сторону меднорудного карьера, где клубилась цветная пыль от приглушенных взрывов.

— Ну, а после войны пришла сюда молодежь, геофизики. Начали разведку сызнова. Другие времена — другая техника. Дело пошло ходко. Вскоре они врезались в первую залежь. Потом открыли вторую, третью, четвертую, пятую...

— Вы же и недобурили-то совсем немного, — сказал Голосов.

— Пустяки недобурил. Но чувствовал, что должна быть тут руда, обязательно должна.

— Без всякой геофизики чувствовали?

— Она, геофизика, штука полезная, однако геологу нужен еще собачий нюх.

Каменицкий снова по-хозяйски оглядел со всех сторон заплывшую охристым илом брошенную дудку и коротко махнул рукой..

— Ладно, поехали, голубчик.

В Березовке они, к сожалению, не застали тех, кого было нужно, и отправились в карьер.

— Да, это зрелище! — громко сказал Голосов, когда машина остановилась около обрыва.

С головокружительной высоты четко просматривались все кольцевые выступы, образующие гигантскую спираль, по которой, натужно гудя моторами, поднимались вереницы груженых самосвалов. Виток за витком описывали они, упруго растягивая за собой мотки густого дыма, который подолгу висел в неподвижном воздухе. На поверхности земли дул свежий ветер, а в карьере стояло абсолютное безветрие. Если бы на всех выступах-террасах, как на трибунах, разместить людей, то здесь, пожалуй бы, хватило места для целого миллиона зрителей. На темно-зеленом поле этого необыкновенного стадиона вместо ворот стояли экскваторы, и порожние самосвалы налегке устремлялись к ним. Тут счет велся на тысячи тонн, и были свои судьи, которые придирчиво следили за тем, чтобы порядок не нарушался. Когда грузовики скапливались в центре поля или у какого-нибудь экскаватора, оттуда долетали зычные автомобильные гудки. Но потом движение опять возобновлялось: порожние машины ловко обходили встречные — с грузом.

Голосов молча наблюдал за ходом  м а т ч а  на этом медном олимпийском стадионе, где люди, стараясь победить друг друга, сообща побеждали саму матушку-природу.