Читать интересную книгу Батарея - Богдан Сушинский

– Пулемет искорежен.

– Тогда выбирайся.

Последнюю роль, которая выпала «Королевскому кошмару», он сыграл в виде прикрытия, за которым скопилась передовая группа атакующих пограничников. «…И вроде бы неплохие солдаты, эти „погранцы“, – подумалось капитану, продолжавшему держать на расстоянии всю уцелевшую румынскую рать, – но все-таки это тебе не морская пехота. Лихости нет, азарта, нацеленности на рукопашный бой, куража, наконец».

– Уходи, комбат, к своим батарейцам, – послышался чей-то хрипловатый басок у подножия его командирской башни. – Уступи пулемет старому пулеметчику. Ты свое дело сделал, теперь мы ими займемся!

– Спасибо, старший сержант, – хлопнул он по плечу не по возрасту седеющего пограничника. – Сейчас я прикажу своим батарейцам прикрыть вас, – вынул из гнезда микрофон, помня, что рация была настроена на волну батареи. – Всем, кто меня слышит на батарее – береговой и полевой: беглый огонь по восточной части григорьевской дамбы. Беглый огонь по восточной части!..

– Слышим, капитан, – отозвался чей-то голос. – Батарея заряжена. Минута – залп!

Пока пограничник приноравливался к новому оружию, Гродов метнулся к Пробневу. Зрелище, которое ему открылось, было не для слабонервных.

– Прости, парень! – проговорил комбат, сдерживая подкативший к горлу комок. – Ты сражался, как подобает солдату, – и это закоренелый факт! Умер тоже, как подобает…

Своих бойцов он догнал уже за прибрежным заслоном пограничников.

– Все отошли? – спросил он, чувствуя, что неожиданно на него накатывается какая-то глухота.

Судя по всему, удар в голову, который Гродов получил во время взрыва, был куда серьезнее, нежели он предполагал. Жодин тоже шел с рассеченным лбом и сильно окровавленным затылком, но пока что держался.

– Сизов остался там, – ответил ефрейтор Солохин.

– Что значит «остался»? С пограничниками, что ли?

– Да нет, уже с ангелами. Он к плавневому островку метнулся и прямо под шальную пулю.

Молчаливо проведя группу еще метров сто пятьдесят, комбат облюбовал небольшую каменистую ложбинку между двумя скальными стенками и объявил привал. Краснофлотец, которого он послал на гребень прибрежной возвышенности, доложил, что никого подозрительного поблизости не обнаружено, и капитан попросил бойцов перевязать сержанта Жодина и себя.

Бой то ли уже затих, то ли просто звуки его сюда не долетали, но ничего такого, что свидетельствовало бы о войне, в этом приморском закутке не было заметно. Мирное августовское солнце над охваченным штилевой невозмутимостью морем; умиротворенная каменистая коса, лениво заползавшая в море метрах в двадцати восточнее их стоянки; мирный силуэт корабля на дальнем рейде, и теплая, обкатанная волнами галька, которой, словно яйцами невиданных птиц, было усыпано все пространство перед бойцами…

Вспоминать о том, что еще несколько минут назад они буквально чудом вырвались из боя, Гродову не хотелось. Он неожиданно понял, что чувствует себя командиром горстки моряков, которым удалось спастись с тонущего корабля и которые теперь оказались на необитаемом острове.

Пока перевязанный краснофлотцем Лопатиным сержант принялся неумело колдовать с бинтом над раной командира, сам капитан, слегка морщась от боли, умиленно всматривался вдаль, на силуэт проплывавшего мимо корабля, тайно радуясь, что и это судно тоже прошло мимо, не обращая внимания на их сигнальные огни. Уставший от всевозможных невзгод и корабельной суеты, он теперь был настолько восхищен самой возможностью хоть какое-то время пожить на этом клочке забытой богом и людьми суши, что даже общество немногих своих спутников воспринимал как вынужденную дань обстоятельствам.

– Вижу группу моряков, которая идет со стороны фронта, – вырвал его из плена робинзоновских фантазий второй стрелок уже несуществующего броневика Ичнев. – И явно держат курс на батарею. Рассекретиться перед ними?

– Рассекречивайся, – позволил Гродов.

Ичнев тут же по-разбойничьи свистнул и прокричал:

– Братва, комбат здесь! И вся бронебойная команда наша – тоже!

Как оказалось, это была группа из пяти десантников во главе с ефрейтором Рожновым, которую комбат высадил при подавлении вражеского прорыва через линию обороны. Одного бойца они потеряли в схватке с кавалеристами румынской королевской гвардии, еще один из них был ранен в руку.

– Так вы, знаться, все живы-здоровы?! – еще издали прокричал ефрейтор, приземистый мужичишка с непомерно большим, избитым оспой лицом. – И даже комбат наш?! А нам, знаться, сказали, что броневик на противотанковой мине подорвался, и все вы, знаться, того…

– Это ж кто такую подлянку мог сочинить о нас?! – возмутился Жодин. – И почему на мине, если на самом деле нас рванули противотанковой гранатой?

– Мне-то откуда знать-ведать? Пограничники, знаться, и сочинили. А уж мы, грешным делом, знаться, сообщили об этом на нашем корпосту.

– Э-э! На кой же дьявол сообщали?! – впал в еще большее изумление сержант.

– Как же не сообщить, если комбат погиб и весь экипаж, и сам «Королевский кошмар»?! – последними аргументами, как последними патронами, отстреливался Рожнов, все болезненнее ощущая, какой конфуз он при этом накликает на себя. И сколько кровушки попьют теперь из него даже не враги, а свои же однополчане своими подковырками.

– Выходит, что только вы живехонькими возвращаетесь, а мы уже у святого апостола в предбаннике маемся? – оскорбленно уточнил Лопатин, добровольно взявший на себя обязанности санитара группы.

– В самом деле, почему живы именно вы? – и себе возмутился Солохин. – Меня это даже оскорбляет. Вы бы и себе заодно похоронки выписали.

– Да не в том дело, кто жив, кто мертв! – осадил его Жодин. – Здесь в другом сикус-фикус. Это что ж получается, братва? Это ж получается, что, пока мы до батареи доберемся, нас там уже ста граммами помянут?! А, товарищ капитан? Не-справед-ливо!..

– Так, может, послать гонца к корректировщикам, попросить, чтобы предупредили пушкарей: ни в коем случае нас без нас не поминать? – под всеобщий смех предложил Солохин.

– Вот тебя-то мы, знаться, и делегируем, – сконфуженно огрызнулся Рожнов, понимая, что слишком погорячился со своим известием на корпосту.

27

Перевязав еще и раненого десантника и, в самом деле, вдоволь попив кровушки у сконфуженного и затюканного Рожнова, вся группа наконец поднялась по береговому склону наверх, на степную равнину. Здесь идти было значительно легче, нежели по галечнику, тем более что вдоль каменистого обрыва как раз в сторону центрального командного пункта уводила едва приметная рыбачья тропинка.

Но не сделали они и двадцати шагов, как, подчиняясь какой-то странной логике то ли войны, то ли чьей-то конкретной судьбы, рядом с тем местом, где только что моряки устроили себе привал, с пронизывающим воем шлепнулась мина, взрыв от которой обдал водой и песком всю группу.

– Ложись! – прокричал Гродов, первым падая на землю. По силе взрыва и радиусу поражения комбат сразу определил, что это бьет 160-миллиметровый дивизионный миномет или какой-то приравненный к нему румынской или немецкой модификации с дальностью стрельбы более пяти километров. Но кто сумел засечь присутствие здесь его группы? Чья рука навела на нее вражеский ствол, и почему вдруг такая честь: вокруг полно более масштабных и близких целей?

Как всегда в подобных ситуациях, секунды превращались в вечность. Кто-то из расхрабрившихся бойцов прокричал: «Проверка нервов завершена! Подъем!», однако капитан грозно приказал ему и всем прочим: «Лежать! Следить за тем, куда падает второй снаряд!».

Едва он произнес это, как недалеко, в степной ложбине, взорвался еще один снаряд. Вроде бы прямой вилки не возникало, однако Гродов прокричал: «Уходим! Считаем до двадцати – и падаем!» Он сам громко вел этот счет и на числе «двадцать» упал на землю, в небольшую ложбинку, силой увлекая вместе с собой оказавшегося рядом Рожнова.

Третья мина рванула метрах в пятидесяти восточнее того места, на котором они недавно лежали. Крупные осколки смертоносным градом упали буквально в метре от ног бойца, пришедшего к этому спасительному финишу последним.

Капитан посчитал до тридцати и только потом позволил бойцам подняться.

– А теперь, – сказал он, – «храбрецы», которые хотели оставаться на том месте, откуда мы недавно сбежали, могут вернуться туда и посмотреть, сколько металла нашлось бы там для наших спин и всех прочих частей тела.

– Да неужели действительно были посланы по нашу душу?! – изумился Рожнов.

– Не по нашу, а персонально по твою, – съязвил Солохин. – Мы тут оказались по случаю… И теперь это уже действительно были мины, а не что-либо другое. Это тебе, Рожнов, наказанье божье, чтобы думал, прежде чем с черной вестью по передовой и тылам носиться. Комбата благодари, что вовремя вывел тебя из этого прибрежного могильника.