не крестьянкой.
– Сначала она была крестьянкой, – говорит Кейн. – И она была любящей, но очень опекающей матерью – Финнигана, а затем двора, дарованного ей богами.
Финн бросает на него взгляд.
– Кейн, ты забегаешь вперед.
– Королеву Глориану убедили выбрать себе спутника, но не из братьев, – напоминаю я.
Финн подбирает палочку и начинает неосознанно разламывать ее на кусочки.
– Королева, возможно, выбрала бы одного из мужчин королевского происхождения, но обнаружила, что беременна ребенком Финнигана. У нашего вида так редко рождаются дети, что Глориана восприняла это как знак богов, что она должна выйти замуж за Финнигана. Он был в восторге, они начали планировать свою свадьбу и заключение уз. Но утром в день мероприятия она была отравлена, в результате чего оказалась на больничной койке и потеряла ребенка.
– О нет, – шепчу я. – Это ужасно.
– Диглан втихаря смог убедить весь королевский двор и даже саму больную королеву, что ее отравил ее суженый, – говорит Финн. – Диглан утверждал, что Финниган стремился занять трон и получить власть королевы, чтобы распоряжаться ими самому.
– Зачем ему было отравлять ее перед свадьбой? – спрашиваю я. – Если он действительно стремился к власти, это совершенно бессмысленно.
– Отчасти поэтому это была исключительно умная ложь, – говорит Кейн. – Диглан утверждал, что Финниган намеревался отравить ее в брачную ночь, но королева нашла шоколад перед церемонией, разрушив планы Финнигана.
– Почему-то люди поверили в эту ложь и потребовали, чтобы Финнигана повесили за государственную измену.
Кейн с отвращением качает головой:
– Он говорил, что невиновен, пока его шея не сломалась на эшафоте, но его никто не слушал.
– Мэб была в отчаянии, – говорит Финн. – В течение недели она потеряла сына и внука. И она знала, что в этом виноват Диглан. Она отправила во дворец предупреждение, сказав, что наложила могущественное проклятие, которое разрушит королевство, если тот, кто виновен в смерти ее сына, будет править рядом с королевой Глорианой. Проклятие, когда она его наложила, гласило, что королевство будет страдать от бесконечного дня и злые правители никогда не смогут скрыть свои злодеяния под покровом ночи.
– Но Диглан не понимал, насколько Мэб была могущественна, – говорит Кейн. – Он не воспринял ее всерьез, потому что она крестьянка, и продолжил ползти ко двору королевы.
– В месяцы, последовавшие за казнью Финнигана, – говорит Финн, – королева Глориана настолько погрузилась в свое горе, что перестала выполнять все свои обязанности. Диглан нес эту ношу, помогая ей держаться на плаву, чтобы народ не восстал против небрежной королевы и не сбросил ее с трона. Через некоторое время она согласилась выйти за него замуж, хотя бы из благодарности за то, что он сделал для ее королевства, пока она была слишком поглощена своим горем, чтобы служить своему народу.
– Но проклятие Мэб все еще было в силе. Поэтому в тот момент, когда Глориана заключила узы с Дигланом и разделила с ним трон, королевство было проклято и наступил бесконечный день. Стражники Диглана выследили Мэб и силой отвезли ее в Гоблинские горы. Они не могли рисковать и убить ее сразу, поэтому бросили истекать кровью в горах. Ее кровь вместе с ее слезами образовали то, что теперь известно нам как Ледяная река. И когда пролилась последняя капля ее крови, проклятие было разрушено, а в королевстве впервые за несколько недель наступила ночь.
– Если она умерла, как она стала королевой? – спрашиваю я.
– Мэб никогда не хотела править, – говорит Финн, рисуя две линии на земле. – Все, чего она хотела, это добиться справедливости для своего несправедливо обвиненного сына. Но боги наградили ее за то, что она испытывала такую глубокую любовь в мире, в котором любви было так мало. Они воскресили нашу великую королеву и поставили ее перед выбором. Она могла выбрать магию, сохранить свою бессмертную жизнь и обладать большей магической силой, чем кто-либо в истории королевства. Если бы она выбрала силу, она передавалась бы ее потомкам. Или могла отказаться от бессмертия и магии. Взамен боги создали бы Двор Луны, а ей позволили бы править до конца ее смертной жизни.
– Но Мэб не хотела делать выбор, – говорит Кейн. – Она хотела получить и то и другое. Она была умна. И сделала все по-своему.
– Как? – спрашиваю я.
– Она убедила богов, что два двора жизненно важны для королевства, – говорит Кейн, – и заставила их понять, что если позволить Диглану править всем королевством, его двуличие расползется как болезнь. Боги увидели истинность ее аргументов и разделили землю на враждующие дворы. Они раскололи королевство надвое, прямо по центру Гоблинских гор и вдоль Ледяной реки.
Финн кивает.
– Так боги даровали ей Двор Луны, который должен был черпать силу из ночи, звезд и луны. Для равновесия они дали ее врагу силу дня и солнца и назвали его Двором Солнца.
– Но Мэб обманула богов, – говорит Кейн. – Она не выбирала двор и проклятие смертной жизни, а просто объяснила, почему Фейри нужны два двора. Как только королевство было разделено и Мэб надела Корону звездного света, она сделала свой выбор. Она хотела быть сильнее любого фейри в истории и чтобы ее потомки обладали такой же силой.
– Она была жрицей, которая обманула богов, которая умерла и воскресла, – добавляет Кейн, – естественно, Двор Солнца изобразил ее как создательницу темной магии, злую королеву, которую следует бояться и избегать любой ценой.
– И это тоже сработало, – говорит Финн. – Множество фейри покинуло земли, которые сейчас известны как Неблагой двор. Они заявили о своей верности Двору Солнца. Возможно, у Мэб вообще не было бы королевства и ей некем было бы править, но Диглан был жестоким королем, изгонявшим всех, кто ничего не мог ему предложить, требовал десятины с бедных и заставлял рабов строить сверкающий кварцевый дворец. Всем, кого Диглан изгнал из своего двора, Мэб дала убежище; всех, кого он преследовал, она спасла.
– Вот почему ее так любили, – говорю я. – Она в прямом смысле спасла их.
– Именно, – говорит Финн. – И при этом завоевала сердца и преданность многих других. Были и те, кто отказался присягать кому-либо в верности и бежал на дальний запад – сейчас эти территории известны как Земли Диких фейри. Те, кто остался на землях Диглана, были Благими. Они нарекли себя так, чтобы во всеуслышание заявить о том, как они горды, что были частью первоначального двора. Они считали, что они лучше тех, кто был изгнан. Поскольку на востоке никогда не будут править те, в чьих жилах течет кровь первой королевской династии, золотые фейри оскорбительно прозвали их «Неблагими» и сочиняли истории о злой королеве