я тебе покажу. Но сначала сядь, – говорит Финн, беря меня за руку. Идея посидеть звучит так восхитительно, что я с радостью позволяю ему отвести меня к скамье у костра.
У меня едва есть шанс насладиться жаром пламени, прежде чем я понимаю, что все фейри, которые поднимались с нами на холм, собираются позади Финна и улыбаются, наблюдая за нами.
Финн подмигивает мне.
– Не двигайся, – говорит он.
Как будто я могу. Теперь, когда я сижу, усталость сильнее давит на мои плечи – из-за физической нагрузки, но и из-за того, что ночью я не могла заснуть. Нет, теперь, когда я сижу, я, возможно, вообще не смогу встать.
Финн достает из-под скамьи две большие миски, поворачивается к огню и наполняет их водой из черного металлического котелка. Подмигнув мне, он высыпает измельченные сухие цветы в одну миску и капает несколько капель масла в другую.
Его движения настолько точны, что я понимаю: это ритуал, такая же часть этой традиции, как и цветы у меня в волосах. Толпа вокруг костра становится все больше – и мое смущение растет вместе с ней.
Финн возвращается к скамье, ставит миски на землю и опускается на колени между ними. От воды идет пар, и мне не терпится погрузить в нее свои ноющие ноги, но я жду, слишком хорошо осознавая, что за мной наблюдает множество глаз и я не могу совершить какую-то ошибку.
Финн засовывает руки под подол моего платья, и у меня перехватывает дыхание. Его руки обхватывают мою голень и скользят вверх. Я чувствую тепло его рук через кожу сапог.
– Для меня большая честь омыть ноги моей будущей королеве, – мягко говорит он, начиная расшнуровывать сапоги под моей юбкой. – Показать свое почтение и доказать свое подчинение.
Мои щеки снова пылают. Участвовать в этих ритуалах, когда на самом деле мы не пара, так неправильно. Я не стремлюсь занять трон, я хочу, чтобы трон принял нового короля. Более того, его прикосновение кажется слишком интимным. Он положил одну свою большую руку мне на колено, а другой снимает сначала один мой сапог, а потом второй. Это сбивает с толку и так похоже на соблазнение. Если бы за нами не следили пристальные взгляды нескольких десятков глаз, я бы наверняка попросила его остановиться.
Или, наоборот, попросила бы его не останавливаться.
Тот факт, что я не знаю, как поступить, заставляет мои щеки гореть еще жарче.
Финн проводит своими мозолистыми пальцами по моей ноге. Дойдя до середины бедра, он поднимает голову и, не сводя с меня глаз, касается подушечкой пальца края шелка, как будто его завораживает контраст между кожей и тонкой тканью чулка. У меня перехватывает дыхание.
– В чем проблема, Финниан? – раздается голос Джулианы откуда-то сбоку. Должно быть, я так отвлеклась на Финна, что не заметила ее. – Ты что, забыл, как раздевать женщину?
При напоминании о том, что мы не одни, мои щеки пылают от смущения, но Финна, похоже, ее комментарий совсем не смутил. Даже не оглянувшись в ее сторону, он кладет ладонь на мою ногу и проводит большим пальцем по внутренней стороне бедра.
– Все нормально?
Нормально?
Когда он проводит большим пальцем по моей коже? Его руки так глубоко у меня под платьем, что он может…
– Все хорошо.
Лгунья.
«Хорошо» – не совсем подходящее слово. Я горю. У меня все болит. Я одновременно безумно хочу, чтобы мы остались одни, и радуюсь, что это не так.
Он нежно запускает пальцы под верх шелка и медленно скатывает чулок с моей ноги. Затем быстро снимает и второй чулок, но когда он ищет край шелковой ткани на этот раз, его пальцы поднимаются намного выше, чем необходимо.
Почувствовав, что я дрожу, он хмурится.
– Как только выглянет солнце, станет теплее, – говорит он, аккуратно кладя второй чулок поверх первого. – Но я обещаю, что когда мы закончим здесь, нас ждет горячая ванна.
Звучит великолепно, но где она? Мы будем мыться на глазах у всех этих людей?
– Нужно ли готовиться к особой традиции принятия ванны?
Я хочу, чтобы вопрос прозвучал легкомысленно, но вместо этого он звучит так, как будто я предлагаю что-то неприличное.
Финн только подмигивает в ответ и опускает мочалку в одну из приготовленных мисок с горячей ароматной водой. Его руки проскальзывают обратно под мою юбку, и он моет мои ступни и лодыжки, проводя мочалкой по моей коже от пальцев ног до колена, а потом – по задней стороне ноги вниз по икре. И я не могу понять, специально ли его прикосновения такие чувственные или он просто выполняет ритуал. Моя кожа горит огнем, и, возможно, все дело в моих мыслях и моих желаниях. А может быть, все дело в словах, которые он сказал вчера в темноте.
«Я хочу тебя всю».
Но так ли это? Или на самом деле ему нужна только эта сила? Убедить себя в том, что ему больше ничего не нужно, становится все сложнее.
Когда Финн стоит передо мной на коленях, а его мыльные руки скользят вверх и вниз по моей коже под юбкой, трудно рассуждать здраво, но правда заключается в том, что все оставшиеся подозрения в том, что его мотивы могут быть нечисты, развеялись прошлой ночью, когда он заснул, держа меня за руку. Если я сейчас пытаюсь придерживаться этой веры, то это всего лишь отчаянная попытка самосохранения.
У меня уже есть чувства к Финну, и было бы слишком легко влюбиться в него чересчур сильно.
Кто-то подает Финну сухое полотенце, и он проводит им по моим ногам и ступням, при этом не сводя с меня глаз. Я дрожу, но уже не от холода. Я представляю, что ждет нас в палатке – нашей палатке. Он обещал ванну.
– А теперь, – говорит Финн, когда мои ноги полностью сухие, – цветы.
Он встает и начинает вытаскивать бутоны из моих волос и опускает их в миску с водой с сухими травами, которой омывал мне ноги. Вытащив последний цветок, он передает миску рогатому фейри, который отпускал комментарии, и подхватывает меня на руки.
Я взвизгиваю и обнимаю его за шею. Финн ухмыляется, и толпа ликует.
– Это действительно необходимо? – шепчу я ему на ухо.
– Расслабься и получай удовольствие, принцесса. Это традиция. – Он проносит меня вокруг костра, а затем к большой палатке, но когда он доходит до двери, он не заносит меня внутрь. Вместо этого он поворачивается к рогатому фейри, который ждет позади нас с миской