Не было нужды спрашивать, кем было это цветное дитя.
— Егерь испугался: он никогда не видел таких крохотных и крикливых людей. Он позвал на помощь соседку Урсулу. Она работала кухаркой и успела настряпать себе четверых дочерей. Урсула взглянула на дитя и заохала: «Он матери-то своей не нужен, зачем он сдался тебе?» Егерь пожал плечами: «Расскажи, как кормить и мыть, а потом ступай». И Урсула все ему показала. У него получалось плохо, но он полюбил малыша и старался изо всех сил. Он менял пеленки, уложив сына рядом с карабином, и грел ему молоко, ставя бутылку на раскаленную крышу джипа. Так мальчик жил и рос, а потом пришла красная лихорадка.
Найтон больше не улыбался, и смуглое лицо, не озаряемое улыбкой, вдруг потемнело.
— Белые люди в черной одежде прилетели на самолетах и сказали, что у них все под контролем и вакцина вот-вот будет готова, — продолжил он. — В доказательство они показали свои винтовки. Сперва африканцы поверили. Они заперлись в своих домах, как им велели, часто мыли руки и ели много чеснока. Но лихорадка проходила сквозь двери и окна, не боялась мыла и приправ. Она залетала в ноздри, впитывалась в кожу и попадала в рот вместе с едой. От нее поднималась температура, и кровь становилась такой жидкой, что сперва шла носом, потом текла из глаз и ушей, а под конец сочилась через поры. И африканцы взмолились, чтобы их увезли подальше от этого кошмара. Но белые люди подняли винтовки и стали стрелять.
Кирина похолодела. Эта сказка была ей очень и очень знакома, только Найтон рассказывал ее не верно.
— Африканцы вновь попрятались в домах, и егерь с сыном тоже. Каждую ночь перед сном он целовал мальчика в лоб, и губы его дрожали от страха — так боялся он почувствовать под ними жар. Мальчик поворачивался на бок и делал вид, что спит, чтобы не тревожить отца. Но всю ночь напролет он слушал, как тот молится старым богам со странными именами. А еще он слушал стоны и плач за стенами, и однажды расслышал их совсем рядом с собой. То умирали дочери Урсулы. Четыре черных искрящихся уголька угасали одним за другим так, что она едва успевала закрывать им глаза. Когда погас последний, раздался вой, такой страшный, что егерь перестал молиться. Он встал на ноги, снял карабин со стены и пошел к Урсуле. «Возьми свои самые острые ножи, — сказал он ей, — мы уплывем от заразы по красной реке». Их слышали другие соседи, и каждый взял, что мог: ружья и пистолеты, ножи и топоры. А за ними пришли соседи соседей и друзья друзей. Так поднялась вся Африка.
— Как звали твоего отца, — дрожащим голосом перебила Кирина.
— Его давно уже нет в живых, — покачал головой мужчина. — Лучше спроси, как зовут меня. Рад представиться, Янис Зэмба-Найтон, черно-белое дитя, сын шлюхи и героя.
— Зэмба не герой! — выпалила Кирина. — Он преступник, который едва не сгубил половину человечества.
— Белую половину, ты имеешь в виду? Ведь от черной и так хотели избавиться.
— О чем ты? — вскричала девушка. — Ученые готовили вакцину, вам надо было лишь подождать.
— Как здорово совпало, что им удалось изготовить препарат, когда Зебоин привел своих людей на порог Панграда, — усмехнулся Найтон. — Вакцина была давно, но правительство посчитало лихорадку хорошим способом проредить голодные рты. И блокаторам был дан приказ удерживать африканцев на зараженной земле, пока она не сделает свое дело.
— Ты врешь, — гневно прошипела Кирина, — врешь. Блокаторы прилетели блюсти карантин, а их растерзали в клочья. На каждого из них были тысячи вас.
— Зато у них были винтовки, напалм и много других чудных штук, — пожал плечами Найтон. — По-твоему, легко воевать кухонным ножом против пуль и огня? Зебоин был героем, который спас свой народ, и как настоящий герой он был обязан умереть, совершив подвиг. Когда мы переплыли Суэцкий канал, отец велел мне позабыть его имя и всегда называться фамилией матери. «Пусть расстреляют меня и решат, что больше некому мстить, — сказал он, — и я умру, зная, что они круглые дураки», — Найтон посмотрел на Кирину. — Теперь африканцы поют о нем песни и называются его детьми. Вот только ребенок у него был всего один, и именно ради него ему пришлось сделаться героем, — Найтон вздохнул, запрокинув голову к небу. — Уверен, половина его мужества и силы теперь живет во мне, а значит, не так уж я и пропащ.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Кирина молчала. Мужчина обернулся к ней, и в его глазах снова заплясали черти.
— Теперь, когда ты знаешь, кто я такой, ответь: достоин ли я твоего поцелуя, Кирина Ферия?
Девушка отшатнулась и уперлась спиной в шероховатый ствол.
— Ты знаешь, кем был мой отец?
— Думается, я видел его однажды.
Голова Кирины шла кругом, когда Найтон сделал к ней шаг и склонил улыбающиеся губы к ее лицу.
— Тогда зачем все это? — слабо спросила она, уперев ладонь ему в грудь.
— Я увидел тебя в реалити и узнал, а потом решил, что наши отцы славно посмеются на том свете, когда увидят, как поладили их дети.
Кирина попыталась его оттолкнуть.
— Ты безумен, — ей не удалось сдвинуть Найтона и на волосок. Однако мужчина не пытался наступать дальше.
— А по мне, так просто честен. И, зная, сколь я откровенен, вспомни: я не говорил, что твои чувства не взаимны.
— Что здесь происходит? Кирина, ты в порядке?
Из-за спины Найтона раздался обеспокоенный голос Селены, и Ферия издала облегченный вздох.
— Мы как раз искали вас, — весело отозвался Найтон, обернувшись на звук, — негоже сбегать с праздника, устроенного в вашу честь, господин Метеор. Гости хотят погреться в лучах своей звезды.
Алконост вопросительно посмотрел на Кирину, но та спрятала от него глаза.
— Вы правы, Янис, — медленно кивнул аёрнец, — пожалуй, нам всем стоит вернуться на торжество.
Найтон ловко выпрыгнул обратно на тропинку и подал руку Кирине. Девушка приняла помощь, чтобы не вызвать у Селены и Алка вопросов, на которые не готова была сейчас отвечать.
— Кстати вы еще не забронировали каюту на Олимпике? Смею рекомендовать роскошные апартаменты на верхней палубе, под самым куполом корабля. Правда, там всего одна спальня, но не думаю, что это станет для вас проблемой, — землянин улыбнулся шире обычного, окинув Селену и Алка странным взглядом, — ведь она так велика, что ее легко можно разделить перегородкой.
Метеор ответил снисходительным кивком.
— Вышлите мне буклет или что-нибудь в этом роде. Буду рад воспользоваться вашим советом, если стены спальни достаточно толсты, — в тон пилоту ответил он, — чтобы выдержать перегородку.
Вчетвером они вернулись на освещенную пестрыми огнями поляну. Некоторые пары еще танцевали, но большинство гостей уже переместилось к шатрам с закусками. Отовсюду слышался звонкий молодой смех. Министры и магнаты, утратившие всякий контроль над собственными чадами, с тревогой следили за детьми, накидываясь шипучим шампанским.
— Селена Сорса — волшебная принцесса, — провозгласил Найтон, — а Сказки космоса — ее поцелуй любви, который превратил чудищ в прекрасных принцев. Не в обиду вам, господин Метеор. Я всегда находил ваш облик весьма элегантным.
— Кстати о Сказках, — проговорила Селена, поймав взгляд Инги Реон. Женщина хищно улыбнулась ей над кромкой бокала. — Нужно сделать снимок для блога.
— Пусть фото будет групповым, — тут же предложил Найтон, — ведь вы не скоро снова соберетесь вместе. Зовите друзей, я вас сфотографирую.
Селена подала ему телефон и окликнула Гвен и Лернэ. Алконост отыскал в толпе изогнутые рога Капитана. Все вместе они замерли на фоне сияющего Посольства.
— Кирина, иди к нам! — поторопила Селена.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ферия замялась.
— Давайте позовем Бастета, — наконец попросила она.
Гвен зашипела, словно рассерженная кошка, но Селена не захотела спорить с подругой и нарушать только восстановленный между ними мир.
— Он был с нами все это время. Его будет не хватать на снимке. Где он?
Принц грациозно скользнул к ним от ближайшего шатра.
— Однажды это фото станет историческим, — фыркнул он, придирчиво оглядев композицию, — а вы стоите точно истуканы. Ну-ка, — маёлец сорвал с головы Селены серебряную корону и нахлобучил на себя. — Отдай ей свой плащ, — скомандовал он Алконосту, — а ты надень мой, — Гвен сжалась, когда руки принца закутали ее в золотую парчу. — Дайте что-нибудь Ло, а то он не знает, куда деть свои перепонки.