Глава 26. Присяга
Кирина проснулась с пустой головой. Воспоминания возвращались к ней обрывками, но она чувствовала, что многого не достает. Она помнила, как обожгли ее слова брата, помнила свои вопли, которыми пыталась составить Бастету дуэт, помнила холодную воду и черное небо, взмывающее все выше по мере того, как она погружалась на дно. Девушка содрогнулась всем телом и, откинув одеяло, обнаружила себя совершенно нагой. Некоторое время она молча рассматривала голые колени, и это зрелище подтолкнуло новый виток воспоминай. В них преобладали озноб и дурнота, но еще там был Капитан, стыдливо отводящий глаза и убеждающий ее оставить рассказы о Майло при себе. Кирина застонала, но в следующий миг ужаснулась по-настоящему. Кроме связи с Сороном была еще одна тема, которую она не поднимала ни с кем и никогда.
Сперва руки, а затем и все тело охватила мелкая дрожь. Кирина воззрилась на дверь и, заслышав за ней шаги Церсея, остолбенела, скованная страхом. Что она успела выболтать Капитану, прежде чем отключиться? Девушка напрягла память, но после исповеди о Сороне все застилал туман забытья. Она не помнила, как покинула ванну и очутилась в кровати, и самое главное — что нес при этом ее пьяный язык.
Капитан все не уходил. Кирина следила за его траекторией, напряженно вслушиваясь в каждый шорох. Вот он прошествовал к дивану и шумно вздохнул, очевидно, принимаясь за чтение отчетов, следом поднялся и заказал себе кофе, вернулся на место и затих. Его поведение было привычным настолько, насколько можно было судить через закрытую дверь.
Кирина оделась и опасливо вышла в гостиную. Капитан приветствовал ее хмурым кивком.
Что делать, если он знает о том, что она солнечная сестра? Кирина бросила безнадежный взгляд в сторону выхода. Даже если ей удастся бежать из здания, с территории Посольства ей не выбраться ни за что. Капитан свяжется с караулом прежде, чем она пересечет сад.
— Кофе? — Церсей кивнул на поднос, где дымились две белые чашки. — Я взял на себя смелость заказать покрепче. Решил, что ты захочешь взбодриться.
Кирина обречено опустилась в кресло и с трудом донесла чашку до рта — так дрожали руки. Касианец заметил ее тремор и недовольно покачал рогами.
— Как ты себя чувствуешь? Надеюсь, ночное купание не отразилось на твоем здоровье?
Девушка помотала головой. До горечи крепкий кофе обжег горло и язык.
— Хорошо. Но не напивайся так впредь, — Кирина посмотрела на пришельца с отчаянной надеждой. — Ты говоришь опасные вещи, когда пьяна, — с нажимом проговорил Капитан.
Кофе выплеснулся ей на колени.
— Ч-что я тебе наболтала, Церсей? — пролепетала она.
Капитан издал досадливый вздох.
— Я не тот, кому следует знать о твоих любовниках, Кирина, — разочарованно произнес он, — как бы плохи они ни были. Мы можем сделать вид, что я ничего не слышал, но в другой раз твои откровения достигнут менее лояльного слушателя. Это нанесет вред тебе и твоей репутации.
Облегчение Кирины было столь оглушительным, что на мгновение она и впрямь перестала слышать Церсея.
— Это все? Я рассказала тебе только о Майло?
— И этого более чем достаточно, — пришелец отшатнулся и упреждающе вскинул ладони. — Об остальных я предпочту не знать.
Землянка была готова рассмеяться в голос. Охватившее ее оживление пришлось собеседнику не по душе.
— Пообещай, что впредь будешь держать себя в руках, — потребовал он, не разделив ее веселья. — Тебе осталось провести в этих стенах не так много времени.
Кирина быстро посерьезнела.
— Такого больше не повторится, Церсей, даю слово. Вчера я перебрала из-за ссоры с братом.
— Ты поругалась с Бруно? — с искренней тревогой переспросил Капитан. Кирина подивилась, что он помнит имя ее брата, но еще удивительней было то, что ему вообще есть дело до ее семейных склок.
— Такое случалось и раньше, — нехотя призналась она, — но вчера его слова ранили меня как никогда.
— Он — твоя родная кровь, вы примиритесь.
Кирина закусила губу и опустила ресницы, набираясь храбрости как перед прыжком в омут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Возможно, это произойдет однажды. Когда он повзрослеет. Но пока Бруно остается мальчишкой, готовым поверить в любую сказку Айзека, я больше ничего не смогу сделать для него.
Церсею не понравились ее слова.
— Ты его старшая сестра. Он не справится без твоей поддержки.
— Это я не справилась с ним, — горько вздохнула Кирина и решилась, — ты можешь кое-что сделать для меня, Церсей?
— Что именно?
— Уволь их из Посольства. Бруно и Айзека. Как можно скорей.
Касианец напрягся.
— Я не могу сделать этого сейчас.
— Почему?
— Нас ждет большое торжество, — сообщил Церсей, отведя взгляд. — Через три дня Алконост дает присягу Охотника.
— Неужели Мастер Гамаюн так быстро смирился?
— Похоже на то.
— Тогда отошли их сразу после присяги.
Церсей сухо кивнул.
— Постараюсь, — Кирине показалось, что Капитан недоволен. Он вернулся к отчету, и девушка поняла, что следует оставить его одного. Уходя, она почувствовала спиной его тяжелый взгляд. Похоже, он разочаровался в ней сильней, чем хотел показать.
Ей было плевать, если это так.
«Это лучшее, что я могу сделать для Бруно, — подумала Кирина, — убрать его из Посольства, пока он не натворил чего-то непоправимого».
Однако чувство вины не покидало ее, несмотря на неоспоримую верность решения. Должно быть, от того, что, принимая его, она руководствовалась не только заботой о брате. Кирине было стыдно признать, но она хотела, чтобы он ушел, потому что устала. Устала от безнадежной борьбы с Пензом, устала быть вечной нянькой при взрослом брате, устала жить не своей жизнью.
Девушка вернулась в спальню и навалилась на подоконник. За окном девочки Гамаюна расчищали от весеннего сора круглую поляну перед зданием. Прислуга под их руководством подметала дорожки и крепила на деревья химические факела. Бруно был среди них: остервенело размахивал граблями, сжимая в зубах чадящую сигарету. Сердце Кирины сжалось.
«Он сам выбрал свой путь, — напоминала себе она, глядя, как в ответ на замечание Ндеи брат с ненавистью втоптал окурок в грязь. — И этот путь приведет его к беде», — добавил неумолимый голос в голове.
Когда земляне не проявляли должной прыти, рослые касианки сами хватались за садовую мебель, а мантикоры, скинув туфли и закатав рукава, ловко взбирались в кроны. Все, кроме Гвен. Теперь Кирина отчетливо видела ее округлившийся живот даже под мешковатой одеждой. При виде беременной мантикоры мысли Кирины невольно обратились к собственным родителям. Она вынула их фото из комода, и школьница с офицером хмуро воззрились на нее выцветшими глазами. Кирине почудилось в них осуждение.
«Вы не представляете, каким он стал, — заявила она покойниками, но взоры родителей не смягчились. Девушка со вздохом убрала снимки в ящик, но все последующие дни снова и снова доставала обратно, словно надеясь, что они сжалятся над ней.
На утро четвертого дня поляна перед Посольством превратилась в маленький амфитеатр. Круглая дощатая сцена, стулья с резными спинками, столы под воздушными шатрами, гирлянды из свежих лилий — все сияло торжественной белизной и утопало в солнечном свете, навевая воспоминания об аёрнском чертоге, который Кирина видела на фото. Землянка представила, как Президент и Инга Реон жмутся на жестких стульях под открытым небом. Вряд ли поднебесяне оценят по достоинству задумку Гамаюна. Простота, пусть и столь утонченная, здесь ассоциировалась с бедностью, а худшего порока на седьмой платформе было не сыскать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
По случаю присяги, Кирину поджидал еще один сюрприз: никто из девочек Гамаюна не явился, чтобы превратить ее волосы в жуткое гнездо. Прождав до обеда, она сама вызвала Тесс да так и опешила. Касианка была обернута в золотую сеть, и это был единственный предмет ее выходного гардероба. Крупное плетение не скрывало мускулистой груди и впалого живота. Опустить глаза ниже Кирина не дерзнула.