В ночь на 1 декабря 1761 года неприятель своими маневрами давал понять, что он намерен прорваться через дип, по которому недавно прошел корпус принца Вюртембергского. Но Румянцев принял необходимые предосторожности и был спокоен: прежней дорогой принц не пройдет.
Тревожной была эта ночь. Повсюду неприятеля встречали русские заградительные посты. В девять часов Румянцев увидел, как две колонны неприятеля, поднявшись на высоты, лежащие перед Шпигской высотой, построились в две линии. «Вот теперь все ясно, предстоит открытая игра, – подумал Румянцев. – Началась канонада с обеих сторон, все пошло как положено».
Легкие войска Румянцева начали умышленное отступление, как бы под напором превосходящих сил неприятеля, а пехотные батальоны, скрытые от глаз пруссаков, затаились, готовые к бою.
Румянцев движением руки подозвал адъютанта. Подскакал волонтер.
– Немедленно передайте мой приказ: легким батальонам, перешедшим Неймернский пас, занять на сей стороне небольшую рощицу, лежащую на высоте… Придвинуть с правого фланга несколько больших орудиев к самому болоту для подкрепления и обороны штерншанца.
Как и предвидел Румянцев, неприятель обрушил свои силы на этот штерншанц, понимая, что без взятия его он не может сделать себе свободный проход. Более двух часов оборонялся батальон капитана Штакельберга, несколько атак отбил. Но превосходящие силы снова и снова накатывались на него, и батальон вынужден был ретироваться, как и было заранее условлено. Неприятельская кавалерия, заметив ретираду батальона, бросилась вдогонку, несмотря на сильный заградительный огонь наших орудий. Охваченные наступательным порывом, пруссаки и не заметили, как в их сторону двинулись батальоны генерала Яковлева. Наконец они поняли свою оплошность и поспешно покинули занятый штерншанц.
Пока все шло, как и было задумано. Румянцев, заметив отступление неприятеля, тут же приказал своим легким войскам и кавалерии преследовать его.
Конечно, были колебания у Румянцева: стоит ли преследовать и дробить свои войска, занимавшие самые выгодные позиции, есть ли смысл в этом? Но уж так поспешно ретировался неприятель, что не преследовать его было просто грешно. К тому же по всей дороге отступления были брошены раненые и больные, много замерзших солдат и офицеров. Стужа стояла в то время небывалая.
Больше тысячи пленных оказалось у русских после этой вылазки противника. В их числе были и обер-офицеры. Они подтвердили, что принц потерял при атаке штерншанца около семисот солдат и офицеров.
Конечно, Румянцев мог бы полностью сокрушить корпус принца, но нельзя было увлекаться решением одной, сиюминутной задачи. Главное – это Кольберг. А после неудачной попытки прорваться принц вряд ли найдет силы снова идти на прорыв.
Румянцев немедленно послал нарочного известить коменданта крепости, что принц отогнан и разбит.
– Скажите этому отверделому полковнику, что принц сделал все, чтобы доставить ему необходимые припасы, но не доставит теперь. Скажите, что сопротивление бесполезно, сделана брешь в стене, так что он не может быть в ответе перед королем, но будет в ответе перед Богом в погублении толикого числа неповинных людей без всякого резона. Пришло время, когда его действиями руководит вовсе неумеренная и непристойная амбиция упрямого себялюбца. А я доведу свою экспедицию до полной победы, и тогда, по справедливости, победителю достанется все.
Вскоре Румянцев получил ответ коменданта, что в связи с тем, что все предпринятые прусским королем меры не принесли желанных результатов, а со своей стороны он использовал все военные резоны, чтобы оставить крепость в целости и сохранности, то теперь не видит иного выхода, как сдать крепость на милость победителя. Он пришлет своего штаб-офицера с капитуляцией.
Только теперь, получив долгожданное известие о капитуляции, Румянцев послал легкие войска преследовать пруссаков.
5 декабря в восемь часов утра Румянцев прибыл из деревни Грине к Кольбергу. С распущенными знаменами, с барабанным боем начал выходить из крепости неприятельский гарнизон. Сложив оружие, солдаты и офицеры становились военнопленными ее императорского величества. Весь гарнизон был налицо. Не было лишь старого полковника фон дер Гейдена, коменданта, сказавшегося больным и испросившего у Румянцева разрешения не присутствовать при капитуляции.
88 штаб– и обер-офицеров и 2815 солдат было взято в плен; 45 знамен и 3 штандарта, 146 крепостных орудий, снаряды, оружие, амуниция достались в качестве трофеев русской армии.
Приняв капитуляцию, Румянцев поехал осматривать Кольбергскую гавань… Другие заботы навалились на него. Он видел, как изголодались солдаты и офицеры, как измучены местные жители. «Конечно, я правильно сделал, что не принял многие неприятельские претензии при капитуляции, оставив только те, кои единственно милосердию и человеколюбию нашему соответствуют. Но ведь надо кормить этих людей, настолько истощенных, что на них страшно и тоскливо смотреть. Недостаток в пропитании здесь крайний. И мнится мне, что весьма было бы небесполезно магазины здешние наполнить как можно больше съестными припасами для раздачи за деньги местным жителям, яко до крайнего голода доведенным. Для нас-то три только что прибывших галиота с провиантом из Лебе пока хватит, четвертый вскоре прибудет. На первый случай для гарнизону оного достаточно будет. А вот немедленно нужно написать генералу В.И. Суворову, чтобы он дал распоряжение отправить из Пиллау все груженые галиоты… Казалось бы, после всех этих многомесячных забот и тревог можно было бы и отдохнуть, расслабиться душой, но нет, столько забот, новых и неизведанных, снова гложут меня… Как быть с пленной маркграфиней? Допустим, жители Кольберга приняли присягу, а как быть с жителями прочих городов, принадлежащих к Померанской провинции? Придется ждать императорского указа…»
Нет, война еще не закончилась, и новые заботы обрушились на командующего корпусом. Конечно, главное дело было сделано, в будущем году уже не придется начинать с осады Кольберга, а нужно будет продолжать другие операции. Но принц ушел за Одер, там будет накапливать силы, готовиться к кампании будущего года. Генерал Платен сначала ушел в Берлин, а потом по приказу короля помаршировал в Саксонию. Только теперь можно было отдохнуть всему корпусу Румянцева.
В эти дни Румянцев получил множество поздравлений с блестящей победой русского оружия. Граф М.И. Воронцов писал из Петербурга 14 декабря 1761 года: «Государь мой граф Петр Александрович! Чем всегда дружба моя к Вашему сиятельству искреннее была, тем натурально больше и участие, которое принимаю я в оказанной Вами ее императорскому величеству и отечеству важной услуге. Твердость и мужество, с коими Ваше сиятельство преодолели напоследок толико препон, делают Вам справедливую честь, и как уже вся публика единогласно превозносит похвалами мудрое Ваше в Померании предводительство, то не сумневайтесь равномерно, чтоб ее императорское величество не изволила оказать Вам высочайшей своей милости. Сердечно желаю я, дабы Вы действительными опытами вскоре обрадованы были».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});