— Да, это не Рим! — восторженно выпалила я, глядя на ниши и апсиды, украшающие каждую стену. — Какие колонны!
— И росписи на потолках, — прибавил Витрувий.
Тиберий полюбопытствовал:
— Как они были сделаны?
— Фрески? Селена тебе расскажет.
— Сперва на стену наносят три слоя строительного раствора и три слоя известки, перемешанной с мраморным порошком. Затем, пока все не просохло, художник делает роспись.
— Ты много знаешь, — заметил юноша.
— Она способная ученица, — произнес наставник.
Приемный сын Цезаря в задумчивости кивнул.
— Что правда, то правда. Моя единственная достойная соперница в школе.
Несмотря на его несносное высокомерие, я все же почувствовала себя польщенной.
— Покажем ей библиотеку? — предложил Тиберий.
— Мы как раз туда направляемся.
Библиотека поразила меня великолепием. Массивные деревянные полки от пола до потолка были переполнены свитками. На потолке красовались резные морские птицы, в нишах стояли чудесные урны. Рассказав об устройстве полок, Витрувий провел нас дальше — в триклиний и гостевые комнаты, по пути обращая наше внимание на замысловатые мелочи вроде каннелюр на колоннах или полуцилиндрических сводов, расписанных золотом и лазурью. Повсюду стояла роскошная мебель: отделанные бронзой кушетки, столики с мраморными столешницами, кресла со спинками, инкрустированными драгоценной слоновой костью. Но вот мы поднялись по лестнице и вошли в комнату, предназначенную для меня и брата. Она оказалась такой просторной, что с порога ее невозможно было окинуть взглядом целиком. Для нас уже приготовили веера из перьев, соломенные шляпы и даже крепкие кожаные сандалии для горных прогулок. Я поспешила к балкону, откуда открывался вид на море.
— Не хуже, чем в Александрии? — серьезно спросил Тиберий из-за спины.
Не было смысла лгать.
— Здесь так же прекрасно, — ответила я и обратилась к Витрувию: — Сколько времени занял этот заказ?
— Всю мою юность.
— А что было самым сложным?
Он указал на безупречные сады с тенистыми беседками и маленькими мраморными святилищами.
— Посмотрим? — жадно спросила я.
Спустившись по лестнице и открыв двери, мы вышли в портик. Вокруг, насколько хватал глаз, зеленели сады с колоннами, спускавшиеся ярусами к воде. Росписи на беседках проглядывали сквозь разросшиеся виноградные лозы.
— Сад подобен луковице, — объяснял по дороге Витрувий. — Лишь постепенно, слой за слоем он превращается в единое целое. Сначала нужно возделать землю, затем поменять ландшафт… — Он обвел рукой кущи мирта и эвкалипта, сады, где по соседству с персиками вызревали инжир и лимоны. — Но завершенность ему придают незначительные на первый взгляд подробности.
Массивные урны извергали целые потоки бледно-желтых нарциссов и лилий, а мраморные фиванские божества, воздевавшие руки к яркому солнцу, охраняли беспечно журчащие струи фонтанов. Достигнув нижнего садового яруса, наставник повел нас к подогреваемому бассейну, откуда пловцы могли любоваться морем. Даже в Александрии мне не приходилось видеть подобной роскоши. Сказать по совести, до конца прогулки моим глазам предстало еще немало удивительных архитектурных сокровищ под стать чудесам Египта.
Мы вернулись в триклиний как раз к началу ужина. Оказалось, что Александр уже переменил тунику, тогда как я все еще оставалась в дорожной одежде.
— Чем ты занималась целый день? — спросил он.
— Изучала окрестности вместе с Витрувием и Тиберием.
— И только-то? — бросила Юлия, открывая устрицу.
— Здесь много красот, о которых ты даже не имеешь понятия, — возразил приемный сын Цезаря.
Марцелл поднял бровь.
— Например?
— Комнаты для рабов, — ответила я. — Между прочим, вы видели их купальни?
— Кому это интересно? — засмеялась Юлия.
— Тебе, — серьезно произнесла я. — Там невообразимо красивые фрески на стенах. А розовая вода куда лучше той, которой ты пользуешься в Риме.
— Да неужели? — Девушка сморщила нос. — С чего это вдруг рабам такое раздолье?
— Мы же бываем здесь раз в году, — догадался Марцелл. — В остальное время они живут в свое удовольствие. Твой отец неспроста зовет это место Страной Бездельников. — С этими словами он улыбнулся мне. — Хотел бы я посмотреть на купальни.
— Витрувий тебя отведет…
— А может быть, ты?
За столом повисло молчание. Брат метнул на меня предостерегающий взгляд. Но Юлия беззаботно прощебетала:
— Точно, завтра после обеда. Все вместе и сходим.
Марцелл покачал головой.
— По словам твоего отца, в это время мы будем гостить у Поллиона.
Юлия опустила устрицу.
— Что?!
— Поллион постоянно дает большие займы в казну, — пояснил молодой человек. — И ты же знаешь, он каждый год бывает на море…
— Значит, отец готов обедать с убийцей за горсть проклятых денариев? — выпалила она.
К счастью, Октавиан был занят разговором с Юбой о древних диковинах. Марцелл предостерегающе прижал палец к губам, а потом заметил:
— По крайней мере, увидишь Горацию.
— И что дальше? — прошипела девушка. — Спрошу, хорошо ли ей отдыхается? Мне все это надоело!
Оттолкнув тарелку с едой, она поднялась и ушла из триклиния. Марцелл не знал, как ему поступить: остаться с нами либо пойти за ней.
— Оставь Юлию в покое, — посоветовал Александр. — Пускай сестра с ней поговорит.
— Почему я?
— Потому что ты девушка и понимаешь эти причуды.
У меня уже несколько раз были месячные, и брату пришлось натерпеться от моих перепадов настроения.
— Да, — взмолился племянник Цезаря. — Уж лучше ты.
— А тебе разве не хочется? — поддразнила я.
Марцелл замотал головой.
— Она такая злая, когда не в духе.
Подавив улыбку, я встала с места. В отличие от Рима, здесь никого не волновало, кто из нас и когда покидает триклиний. Юлия была у себя, на освещенном факелами балконе, и смотрела на волны.
— Марцелл? — с надеждой спросила она. Потом, обернувшись, заметила меня, и ее плечи поникли. — Селена…
— Вряд ли отец нарочно хотел причинить тебе боль, — произнесла я.
— Нет. — Девушка в затрепетавшей на ветру тунике вдруг развернулась, и я увидела, что ее щеки мокры от слез. — Это все Ливия. В Риме тысяча человек, у кого папа мог брать взаймы. Почему непременно Поллион? Почему завтра, когда мы только-только вырвались на свободу из школы и начали наслаждаться жизнью?
Она побрела к себе в комнату, и я последовала за ней. В глазах у Юлии опять задрожали слезы.