– Он решил, что я позаимствовал некоторые свои теории из Интернета. Это была чушь, и я сказал ему об этом.
– И что произошло?
– Ничего. Он не смог этого доказать. И выглядел, как осел. Я все еще помню, как он стоял перед классом с красным лицом и дергающимся глазом. Думаю, он на стенку от злости лезет из-за того, что я вернулся.
– И тебе это нравится?
– Он заслуживает, чтобы ему вышибли пару зубов. Напыщенный осел.
Она смутилась, но увидела оттенок гордости в посадке его челюсти.
– Ну-у... а ты это сделал?
– Что? Присвоил? Плагиат? Конечно, нет. – Он фыркнул, словно подобная мысль была абсурдной. – Если бы я так сделал, это бы все погубило, мои планы, мою жизнь, лишило бы меня возможности преподавать.
– Но только если бы тебя поймали, – сказала она, не в состоянии перестать играть адвоката дьявола, и покачала стаканом, размешивая лед, прежде чем сделать большой глоток. Все это время она не сводила с него глаз.
– Ты думаешь, я способен смухлевать?
– Не знаю. А ты бы смог? – спросила она и заметила, что ее сердце начинает бешено колотиться и что она слегка вспотела, словно боясь услышать ответ. И почему он так на нее действует, а?
– Нет. Если тебе интересно мое мнение, Саттер точил на меня зуб. – Как только эти слова сорвались с его губ, он, казалось, захотел взять их обратно. – Наверное, я выгляжу параноиком, а? Сначала мои родители, затем доктор Саттер. Осторожно, весь мир ополчился на Брайана Томаса.
– Ты и вправду так думаешь?
– Не-а. – Помощник официанта принялся убирать посуду с соседнего столика, и Брайан понизил голос. – В действительности я думаю, что мне очень хочется, чтобы ты осталась здесь на уикенд, и тогда мы смогли бы узнать друг друга немного лучше.
– У нас еще будет время.
– Как скажешь. – Он откинулся на спинку стула, и она почувствовала, как испаряется зародившаяся между ними интимность. Внезапно он стал казаться очень одиноким и отчужденным. Ее действительно тронуло, что у него нет семьи, и что родители его отвергли, но она не могла отделаться от своего отца.
Или могла?
Может, все-таки найдется способ.
– Мне пора, – сказал он, бросая взгляд на часы над кассой, где несколько ребят платили за сэндвичи. – Черт. У меня пять минут на то, чтобы пересечь кампус. – Резко отодвинув стул, он встал.
Она не хотела, чтобы Брайан уходил на нее сердитым. Не то чтобы она сделала что-то не так. Она знала, что он пытается манипулировать ею, ссылаясь на свои страдания и одиночество, и не хотела на это покупаться, но он действительно ей нравился.
– Что ж, увидимся, когда я вернусь.
– Да, конечно, – ответил он, растерянно хватая рюкзак и направляясь к двери. Затем, словно осознав, как грубо он разговаривал, он сделал несколько шагов назад, наклонился и прошептал ей в ухо:
– И когда ты вернешься, тебе лучше быть готовой.
Она почувствовала покалывание вдоль позвоночника.
– К чему? – спросила она.
Он медленно растянул губы в широкой сексуальной улыбке.
– Угадай.
Глава 26
– Мне нужен адвокат? – спросил Оскар Кантрелл. С красным лицом и незажженной сигарой во рту он вышел из аэропорта. Он был страшно зол и воинственно настроен, как и все люди, которым полиция портила жизнь.
– Вам видней, – ответил Бенц.
– Вы меня в чем-то обвиняете? – Кантрелл, невысокого роста мужчина с брюшком, в соломенной шляпе и с узкими короткими баками, одарил Бенца взглядом, который смутил бы простого человека. Однако Бенц и бровью не повел. Пусть себе понервничает. Он встретил Кантрелла у ворот, показал ему свой значок и проводил к своему джипу.
– Нет. Только хочу задать вам несколько вопросов.
– Эй, у меня здесь своя машина. – Кантрелл переложил сумку в другую руку. – Меня не нужно подвозить.
– Не беспокойтесь. Я привезу вас обратно.
– Сукин сын, – пробормотал Кантрелл, снова перекладывая сумку из руки в руку. Но спорить не стал. Сеточка вен, обесцвечивающих щеки Кантрелла и нос, стала краснее, когда он неохотно забрался на заднее сиденье машины.
Бенц завел двигатель и бросил взгляд в зеркало заднего вида.
– Расскажите мне о вашей бывшей жене.
– О какой именно?
– О Бернадетт Дюбуа.
Кантрелл фыркнул и передвинул сигару в угол рта.
– Святая Бернадетт, – произнес он, и Бенц напрягся.
Святая Бернадетт?
– Это ваше особое имя для нее?
– Да, точно. Вы когда-нибудь с ней встречались? – спросил Кантрелл, и когда Бенц покачал головой, добавил: – Ну, с ней непросто. Очень непросто. Красивая женщина. Совершенно обалденная и при этом манипулятор. Всегда хочет больше, чем мужчина может ей дать. От таких женщин одни лишь неприятности. – Он откинулся на заднее сиденье. – Че-ерт, у нее какие-то проблемы с законом? – спросил он. – В этом все дело?
– Я просто хотел задать вам несколько вопросов.
– О чем?
– О пожаре в доме, который вы сдаете в аренду в районе Сент-Джон.
– Я так и подумал. – Кантрелл смотрел в окно, жуя сигару и наблюдая за пейзажем, когда Бенц въезжал в город. – Я ничего о нем не знал. Ничего. Спросите у моей секретарши. Меня не было в городе. Я проводил время с... с подругой. Можете ей позвонить.
– Обязательно позвоню, – сказал Бенц, но подумал, что Кантрелл с ним откровенен. Вероятно, опять тупик. – Вы знаете ее дочь?
– Оливию? Да, я видел ее раз или два. – Он снял шляпу и вытер лоб платком. – Знаете, ее другая дочь умерла. Не думаю, что она смирилась с этой потерей. Она чувствовала какую-то вину. Она дремала, когда ребенок упал в воду и утонул. Бернадетт винила во всем старшую дочь, Оливию, но думаю, в глубине души она чувствовала вину. Черт, эта женщина из-за многого чувствовала вину.
– В самом деле? – Бенц не ожидал, что Кантрелл окажется таким откровенным. Кантрелл засунул платок в карман. – Как это так? Откуда эта вина?
– Будь я проклят, если знаю. Ее отец умер, ее мать – наполовину сумасшедшая со всеми этими разговорами о вуду и прочей ерунде. Неудивительно, что она так страдала. Это, вероятно, началось с младенца.
– С Оливии?
– Нет.
– Значит, с девочки, которая утонула? С Чандры?
– Да нет же, черт возьми, – раздраженно воскликнул Кантрелл. – Я говорю о самом первом ребенке.
Бенц почувствовал, как что-то щелкнуло у него в голове. Он снова посмотрел в зеркало заднего вида.
– О самом первом?
– Да, о ее сыне... Кажется, это ее большой секрет, но как-то вечером мы с ней пили, и она так напилась – чуть ли не в стельку. И вдруг начала ныть о своем ребенке. Она без остановки нудела о том, как забеременела, и ей пришлось отдать младенца. Старушка, Вирджиния, мать Бернадетт, ни в коем случае не потерпела бы его. Она настояла на этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});