На плечи Рейчэл легла задача возведения дома. Поскольку теперь за дом отвечала она и ей приходилось принимать решения, где разместить камин, а где винный погреб, Рейчэл обнаружила, что у нее появляется интерес и теплое чувство к дому. В конце концов здание не будет чрезмерно большим — всего лишь кирпичный квадратный дом, окруженный оградой. Сохранится и уединение, ибо дом отстоит от дороги на сотню ярдов и его прикрывает плотная завеса деревьев.
Когда в середине ноября возвратился Эндрю, задержавшийся из-за поездки в Алабаму, где он приобрел хлопковую плантацию по соседству с той, на которой теперь жил Джон Коффи, то одобрил план дома. Спустя шесть недель Эндрю выехал в Вашингтон-Сити, чтобы быть на месте, когда его противники в конгрессе начнут против него процесс импичмента. Он поехал верхом в проливной дождь, отвергнув ее предложение взять карету. Через неделю Рейчэл получила письмо из Ноксвилла, подтверждавшее, что она была права: он не мог долго сидеть в седле и был вынужден арендовать для путешествия экипаж.
Дни Рейчэл были заполнены достройкой большого дома. Она поставила отдельную кухню напротив входа в столовую, вырыла глубокий колодец, из которого с помощью ведра и лебедки черпалась холодная вода, разбила первый сад за невысокой белой оградой. И, как всегда в отсутствие Эндрю, ей пришлось пережить глубокие трагедии: молодая Джейн Эрл умерла при родах ровно через десять месяцев после свадьбы и была похоронена на семейном участке рядом с миссис Донельсон, Сэмюэлем, Стокли и Северном. Через несколько дней заболел Роберт Хейс и скоропостижно скончался. Рейчэл потеряла самого дорогого и верного друга.
Ее сестра Джейн уехала к одному из своих сыновей в Западное Теннесси, Энди учился в Вест-Пойнте, Эндрю-младший — в школе в Нашвилле, а Эрл, удрученный потерей жены, уехал. Однако Рейчэл не могла сказать, что была одинока, ибо все время приходили известия об Эндрю: комитет по военным делам осуждал его за казнь Эмбристера и Арбатнота; спикер палаты представителей Генри Клей из Кентукки критиковал за нападки на договор с племенем крик и захват Пенсаколы, утверждая, будто Эндрю Джэксон — военный диктатор, который однажды уничтожит свободы американского народа.
Рейчэл оседлала любимого коня Эндрю — Дьюка, превосходного жеребца, который возил своего хозяина в сражении при Новом Орлеане и во флоридских войнах, постаревшего, но оставшегося любимцем семьи. Она поехала в Травелерс-Рест, где нашла Овертона, устанавливающего теплицу среди молодых деревьев.
— Мне непонятна ярость этих нападок, Джон.
— Мистер Клей хочет стать следующим президентом, — ответил Джон. — Он убил бы собственную бабушку, если бы счел, что она стоит на его пути. Это же справедливо в отношении мистера Крауфорда. Каждый из этих джентльменов думает, что Эндрю Джэксон ему мешает.
— Но Эндрю сказал, что он не гонится за постом президента.
Овертон застегнул воротник — в теплице было еще прохладно.
— Господа Клей и Крауфорд не убеждены в этом. Никто из них не будет спать спокойно до тех пор, пока Эндрю не снят с поста и не наказан за захват Флориды. Но наша сторона получит свое. Позволь мне дать тебе эти пурпурные ирисы для дома, они прекрасно прорастут в твоем новом саду.
В течение следующих двух недель газеты Нашвилла были заполнены статьями друзей, отчаянно защищавших Эндрю и описывавших его действия как часть общей стратегии, направленной на обеспечение безопасности американского народа. Когда состоялось окончательное голосование, Эндрю был оправдан. Филадельфия устроила в его честь четырехдневные празднества, Нью-Йорк — пятидневный прием, когда он находился на пути в Вест-Пойнт, чтобы встретиться с Энди. В своих письмах Эндрю уверял Рейчэл, что даже в самые бурные часы дебатов он оставался спокойным в своей гостинице и лично в спор не вмешивался. Разве в таком случае не естественно для человека, только что одержавшего победу над своими самыми яростными противниками, покрасоваться на публике? Рейчэл была убеждена, что, если бы не было нападок на военную карьеру Эндрю, он остался бы генералом и плантатором. Но удовольствуется ли он теперь этим, когда в его ушах звучат приветствия Филадельфии и Нью-Йорка?
/5/
Ко времени возвращения Эндрю из Вашингтона, в середине апреля, Рейчэл завершила постройку дома, расстелила ковры в спальнях, повесила занавески на окнах, а в столовой поставила стол из черешневого дерева. Диван и стулья поизносились, пианино требовало полировки, но ее радовало чувство преемственности: все старые вещи были перенесены в дом и все еще слегка пахли краской. Несмотря на то что у нее было восемь комнат вместо трех, в которых они прожили пятнадцать лет, дом выглядел компактным, поскольку Эндрю спроектировал помещения меньшего размера, чем в Хантерз-Хилл. Прихожая и лестницы были облицованы темным полированным деревом. Слева от прихожей находились гостиная и столовая с прекрасным видом на пологие холмы, спускавшиеся к старому зданию Эрмитажа. Комнаты были почти квадратными — примерно двадцать на двадцать ярдов. Направо от прихожей находился кабинет Эндрю, в котором Рейчэл поставила письменный стол отца и книжные полки. За кабинетом Эндрю был проход к боковой двери наружу и сразу же за проходом спальня Эндрю-младшего, который мог вставать так рано, как ему захочется, и выйти на воздух, не беспокоя остальных членов семьи.
Эндрю расхаживал целый день по дому, решая вопрос, какие комнаты он должен оклеить красивыми обоями, привезенными им с Востока, и какая мебель нужна, чтобы полностью обставить комнаты. В этот вечер они ужинали при свете многих свечей в хрустальной люстре. Приготовила ужин Ханна, но Молл и Джордж настояли, что на стол будут подавать они. После ужина Эндрю и Рейчэл вышли наружу, чтобы посмотреть, как выглядит дом на фоне ночного неба. Здание выглядело гармонично и просто, и это наполняло гордостью их сердца. Эндрю извлек из кармана сюртука шкатулку, наклонился к Рейчэл и поцеловал ее:
— Кажется, я каждый раз заставляю тебя доделывать начатое мною.
Рейчэл открыла шкатулку, в ней лежал набор украшений — ожерелье, серьги и пряжка для пояса. Эндрю стоял сзади нее и помог застегнуть ожерелье, потом заключил ее в объятия. Он так часто уезжал и так долго находился вдали и все же каждый раз возвращался к ней, полностью принося самого себя, свою душу, любовь и желание. Рейчэл повернулась и прижалась к нему всем своим телом. Он был одержимым и делал то, чего требовала эта одержимость. Он обладал сильным характером, видением, отвагой, способностью вести людей; она знала, что половину жизни он был скорее физически мертв, чем жив, но внутри него никогда не затухал огонь, который поддерживал сам себя, создавая свою собственную энергию, даже когда ее потреблял.
В начале июня они получили от президента Монро, объезжавшего Джорджию, записку, сообщавшую о согласии принять приглашение Эндрю посетить на несколько дней Эрмитаж. Рейчэл восприняла это известие спокойно. Ей казалось само собой разумеющимся, что она должна проявить гостеприимство в отношении президента Соединенных Штатов. Ведь ее отец принимал Джорджа Вашингтона, Патрика Генри и других лидеров дома Бургесс. Блокгауз Донельсонов был промежуточным пунктом для многих посетителей с Востока, и теперь ей представлялось вполне естественным, что мистер Монро заедет в Эрмитаж.
Рейчэл решила, что президенту следует отвести большую переднюю спальню над гостиной, и в этот же день она отправилась в Нашвилл купить солидную кровать из красного дерева с балдахином, столик с мраморной доской, удобное кресло и туалет из красного дерева, который хорошо вписался в угол позади камина. Последние белые занавески и шторы из дамаста были повешены вечером накануне его приезда.
— Мы закончили дом своевременно, — сказал Эндрю, наблюдая с одобрением за ее приготовлениями. — Здесь более подходит принять президента.
— Ой, уверена, что смогла бы обеспечить мистеру Монро надлежащий комфорт и в хижине.
Джеймс Монро оказался нетребовательным гостем. Глубокая взаимная привязанность между президентом и Эндрю была очевидна в каждом слове, когда они втроем в уютном уединении столовой беседовали после позднего ужина. В распоряжении Монро было всего два-три дня до отъезда в Нашвилл на прием, устраиваемый Женской академией, и большой бал. Рейчэл сделала все, чтобы президент мог полностью расслабиться.
Но после того как Эндрю поехал сопроводить президента, она обнаружила, что единственным центром спокойствия во время пребывания президента оставался кирпичный дом Эрмитажа. Редакторы газет и политические деятели по всей стране задавались вопросом: каковы политические последствия визита Монро к Джэксонам? В одной из газет Вашингтон-Сити Рейчэл прочитала, что этот визит планировался президентом, чтобы придать официальное одобрение всем действиям генерала Джэксона — от договоров с племенем крик до захвата Флориды. Другие утверждали, что визит связан с внутренней политикой: мистер Монро полагал, что, если Джэксоны примут его в качестве гостя, они не станут после этого пытаться отобрать у него пост президента, что, оказывая гостеприимство мистеру Монро, генерал Джэксон давал понять стране, что поддерживает переизбрание Монро в 1820 году. Их друзья в Теннесси утверждали, что, направившись прямо в Эрмитаж до визита в Нашвилл, мистер Монро публично прокламировал, что настроен в пользу въезда генерала и миссис Эндрю Джэксон в особняк президента в Вашингтон-Сити в 1824 году.