мне прибежал на работу проситься. Помню, брякнулся в ноги и давай меня уверять, что ты самый лучший. Понравился ты мне. Наглый, думаю, пострелок. Потом что-то ты пропал, хотя я справлялся, как там мой Балда-работник.
- Побродить по свету захотелось.
- Набродился? Ну-ну. Все равно ко мне прибежал. Егоров не обидит того, кто ему предан. Держись меня, парень. - Федор зевнул. - А теперь ступай.
Никита оглянулся, встретился взглядом с Ариной и ушел. Егоров зевнул еще раз, потянулся, после, увидев жену, неподвижно стоящую на лестнице, выругался и, недовольный, пошел в столовую.
Арина не шевелилась. Она замерла вся, даже кровь, казалось, остановилась, только сердце с оглушительным буханьем стучало в груди.
Никита. Любимый Лошадник. Ее боль и счастье.
Только теперь она поняла, зачем жила последние годы. Стоило ей увидеть его глаза, как наступило прозрение. Сколько раз она пыталась покончить с собой. Удавиться, утопиться, отравиться. Когда становилось нестерпимо и боль и отчаяние наполняли ее всю, она брала в руки веревку, привязывала ее, совала голову в петлю… и останавливалась. «Почему? - спрашивала она себя постоянно. - Что меня держит на этом свете?» Ответа она не находила. До сегодняшнего дня. Теперь ответ, как лава, вырвался из нее…
НИКИТА.
Все эти страшные годы, годы, когда не было ни островка света среди черного грозного океана, она мечтала о НЕМ. Увидеть хоть разок его улыбку, глаза, руки. Услышать голос, вдохнуть запах - пшеницы и васильков, - исходящий от него.
И вот день настал. Что теперь? Опять нет ответа. Арина вздрогнула, поникла, а потом, подстегиваемая каким-то странным чувством, взбежала по ступеням, заперлась у себя в комнате и от души поплакала. Впервые за последние годы.
* * *
Прошла неделя. Арина спустилась в сад. Зимой он не отличался красотой: ни елей, ни сосен, только голые стволы, но она любила в нем бывать. Особенно в одном уголке его, где стояла лавочка, а ненавистного дома было почти не видно из-за высокого сарая. К тому же в заборе был небольшой лаз для собак, а на ветке тополя - кормушка для птиц.
Арина подсыпала пшена синицам, положила кость в собачью миску и взяла пригоршню снега, чтобы избавиться от жира на пальцах.
- Арина. - До боли знакомый голос раздался совсем рядом. Арина вздрогнула, сжалась вся, но не обернулась.
- Девочка моя, неужели ты и вправду ничего не понимаешь? Не помнишь своего Лошадника? - Говорил он тихо, больше для себя, потом голос его стал громче. - Арина, посмотри на меня.
Она обернулась, снег выпал из ослабевших пальцев. Никита стоял совсем рядом. Высокий, мужественный, прекрасный, по-прежнему похожий на молодого Мороза Ивановича.
- Арина, неужели ты не узнаешь меня?
- Никита, как ты сюда попал? - спросила она; только теперь Арина заметила, что он весь запорошен снегом.
- Через собачий лаз, я его немного расширил, - удивленно ответил Никита, потом просиял, сделал шаг навстречу. - Я знал, что Егоров врет.
- Уходи, - решительно заявила она.
- Почему? - Никита подбежал к ней, прижался губами к ее руке. - Почему ты меня гонишь? Я все эти годы мечтал о тебе.
- Ты предал меня. - Она вырвала руку, развернулась, намереваясь уйти.
- Я даже в мыслях не предавал тебя. Девочка моя любимая… - Никита упал на колени, обхватил ее тело своими большими руками, прижался щекой к ее животу.
- Посмотри. - Арина задрала рукав шубы; оголившееся запястье пересекал бордовый вздутый шрам. - Все это из-за тебя.
- Что это? - Он припал губами к страшному рубцу. - За что он тебя так?
- За тебя. За любовь мою, за ребенка нашего.
- У нас есть…
- Был бы. Но ОН отнял у меня и его. - Арина, плача, обхватила его голову руками. - Почему ты уехал? Почему бросил меня одну?
- Я бежал и не мог остановиться. Боялся, что меня арестуют. Не за себя боялся. За тебя. Как представлял, что ты останешься совсем одна, меня даже трясло. Я решил, что безопаснее для меня будет покинуть город. На месяц, не больше. За это время я хотел заработать немного денег на жизнь, а потом выкрасть тебя из дома. Я не писал, потому что знал, что письма мои до тебя не дойдут, но я был уверен, что ты ждешь меня, и не сомневался, что дождешься.
- Я ждала. Днями и ночами я просиживала у окна. Но ты не появлялся.
- Я устроился матросом на торговый пароход и отправился в Саратов. Сначала по Оке, потом по Волге. Когда мы первый раз вернулись в N-ск, я сбежал на берег, помчался к твоему дому. Я так спешил, что не заметил приближающегося экипажа. Меня сшибло. Я потерял сознание. Очнулся, когда меня выгружали у ворот больницы. Оказалось, что прошло уже полчаса. Я мог опоздать на пароход, стоянка была всего час, а завезли меня далеко от порта. Я вырвался из рук доктора и, не обращая внимания на головокружение, побежал в сторону реки. Только потом додумался, что привез меня извозчик и я мог добраться на нем. Но я плохо соображал в те минуты. Только бежал и бежал. К счастью, я успел. Отплытие задержали из-за недостачи груза. Плавание должно было продлиться не дольше двух недель, но мы вернулись через месяц. На обратном пути мы сели на мель, часть груза потонула. Пока искали новый товар, время шло. Когда я вернулся в N-ск, был конец весны. Первое, что я сделал по прибытии, это понесся к твоему дому. Я бежал и рисовал в воображении картину нашего будущего. Как мы поженимся, как я буду работать на фабрике, а ты жить в имении, и как на выходные мы будем встречаться. Я мечтал о том, что, поднакопив денег, арендую баржонку и буду возить товары по Оке, продавая их деревенским жителям. Я был счастлив и смел. Твоего отца я больше не боялся. Я постучал в дверь. Мне открыл Алексей Ананьевич, что удивило. Я справился с волнением и попросил позвать тебя. В любую минуту я готов был бежать. Если бы твой отец попытался меня сдать полиции, я бы скрылся, а ночью вернулся и выкрал тебя через балкон. Но граф меня удивил. Ни злости, ни удивления на лице, только злорадство. Он и поведал мне о твоем удачном замужестве. Рассказал, как ты счастлива, богата, как любишь мужа