Эвиан знала, что ей надо рассказать и объяснить ему бесконечно много, и точно так же чувствовала, что в этот миг можно обойтись без слов. Она ощущала нечто странное. Вчерашний день был бесконечно далек, а завтрашний мог никогда не наступить. Она должна была принять решение уже сегодня.
Она зажмурилась, а потом вновь распахнула глаза.
— Ты? — произнес Кларенс. — Что ты тут делаешь?!
— Я надеялась встретить тебя на оленьей тропе. Арни сказал, что ты ходишь сюда.
Кларенс кивнул, а потом спросил:
— Зачем ты хотела меня видеть?
Эвиан молчала, и тогда он добавил:
— Я все знаю. Я уйду, и я отпускаю тебя туда, где ты можешь быть счастлива.
— Зана сказала, что впервые я встречу свою судьбу на тропе, которую протоптали олени, а окончательно — на железной дороге.
— Заны больше нет, и ее слов тоже. Они были произнесены давным-давно и канули в никуда.
Эвиан подошла ближе.
— Ты действительно хочешь уехать?
— Я не могу перекладывать свой груз на тебя. Это жестоко.
— Когда-то мне казалось, что ты — единственный человек, способный понять, что несу я. Потому и ушла с тобой.
Он покачал головой.
— Я не думал ни о каком грузе. Мне нужна была только ты.
— Разве сейчас не может быть наоборот?
Он вздохнул.
— Теперь ты богата, а у меня по-прежнему ничего нет.
— Я никогда не поверю, что тебе будет нужно что-то, кроме моей любви.
Услышав желанное слово, Кларенс едва не задохнулся. Это казалось чудом, а он давно не верил в чудеса.
Проглотив комок в горле, он произнес:
— Все это слишком сложно.
Эвиан знала способ, как сделать сложное простым. Нагнувшись и расшнуровав ботинки, она сняла их и ступила в прохладную воду. Местами поток крутился вокруг камней, и ее обдало мелкой водяной пылью.
Кларенс, не двигаясь, смотрел, как она переходит ручей и выбирается на берег. Стоять босиком на усыпанной иголками земле было больно, и Эвиан поморщилась. Когда она пошатнулась, Кларенс невольно обнял ее и привлек к себе. Она была живая и теплая, и в ней нервно стучала кровь — то ли от волнения, то ли от тех ощущений, которые было так легко спугнуть.
Он боялся потерять голову, потому старался думать о другом. Он видел поверх головы Эвиан, как горят красные ягоды между глянцевыми листьями кустарника, горят, как смола в огне, и думал о своих чувствах, которые так и не умерли.
— Тогда, на станции, я обманула тебя с поцелуем.
— А сейчас не обманешь?
— Нет.
Когда его руки, обнимавшие ее плечи и талию, осторожно скользнули вниз, он понял, что под ее платьем нет ничего, кроме горячей и гладкой кожи. По-прежнему не веря в происходящее, он все-таки произнес:
— Идем!
Они углубились в лес. Увлекая за собой Эвиан, Кларенс лихорадочно раздвигал ветви. Потом он взял ее на руки и понес.
Небольшая ложбинка была выстелена рыжеватыми лиственничными иглами, в отличие от хвои шелковистыми и приятными на ощупь.
— Я прошу тебя не спешить, прошептала Эвиан, закрывая глаза, — ты ведь помнишь, что я…
— Я ничего не забыл.
Эвиан не мешала Кларенсу. Все происходило так, как и должно было происходить. Это было какое-то безумное забытье, странный сон, в котором она была и охотницей, и одновременно добычей. Наглухо запертым домом, в котором неожиданно налетевший ветер вдруг распахнул окна и двери и сорвал крышу. Почвой, покрытой снегом, под которым бегут весенние ручьи.
Он ласкал ее пальцами и губами, и она вздрагивала, но не от боязни или стыдливости, и это тоже казалось чудом.
Повернувшись на спину и потянув Эвиан на себя, Кларенс прошептал:
— Ты не должна лежать на земле, от нее тянет холодом. И вообще: ты обещала прийти ко мне, в мою постель. Ты придешь? Вечером, чтобы остаться на ночь и быть со мной?
— Нет, ночью я не смогу. Я приду днем. Завтра.
Он дрожал от предвкушения, и его темные глаза горели жарким огнем. Эвиан невольно подумала, что Кларенсу удалось сберечь самое ценное: свое трепетное отношение к ней. В этом смысле он сохранил в себе прошлое, быть может, даже лучше, чем она.
— Я буду ждать! — прошептал он, и Эвиан повторила:
— Я приду.
— Тогда, при нашей встрече в гостинице, я не знал, что ты защищала своего сына. Если б я это понял, то не ушел бы.
— Я чувствовала, что тебя тоже что-то удерживает.
— Так и было. Но я оставил бы это. Я оставил бы все ради тебя одной. Я жалею, что не сделал ничего из того, что должен был сделать.
— У тебя еще будет время.
Поднявшись, Кларенс бережно застегнул и оправил ее платье. Казалось, он до сих пор не верит, что может беспрепятственно прикасаться к ней.
— Почему это происходит? — прошептал он, но Эвиан не ответила.
Она не знала, как объяснить ему или кому бы то ни было, что в ее душе не осталось места для прошлого и вместе с тем именно это прошлое и заставляет ее поступать так, как она поступала сейчас.
Надин долго не решалась заговорить с Эвиан о том, что она делает со своей жизнью, пока та не вернулась из леса с порозовевшим лицом, лихорадочно блестящими глазами, исцарапанными руками и сосновыми иголками в волосах.
Когда, причесавшись и умывшись, она вошла в кухню, Надин посмотрела на нее долгим и выразительным взглядом и только потом сказала:
— Ты совершаешь ошибку.
— Я уже ее совершила.
— Зачем? Почему?
— Потому что прошлое непреодолимо.
— Оно было и прошло. Почему ты бежишь от новой жизни? Отказываешься от хорошего в пользу худшего?!
Выражение лица и тон Эвиан были полны упорства.
— Я хочу прожить жизнь заново.
— Не получится. Потому что такого просто не бывает.
— Посмотрим.
— Ты всегда хотела уехать с ранчо, ты говорила, что ненавидишь эти места!
— Я прожила здесь слишком долго, и духи этого леса успели мной завладеть. На самом деле мне уже никогда не стать иной, чем я стала.
— Но в прошлом Кларенса есть кое-что, способное помешать твоим замыслам.
— Он не вернется к этому.
— Да, но на свете существует закон.
— Здесь его никто не найдет.
— Хорошо, — казалось, Надин готова сложить оружие. — Но что ты думаешь насчет Дункана?
— Ты права, — сказала Эвиан и вышла за дверь.
Мальчишки висели на ограде и о чем-то громко переговаривались, глядя на переливавшуюся шелком траву. Подойдя ближе, Эвиан с удивлением поняла, что ее сын и Эрик играют… в мореходов. Луг был морем, ограда — кораблем, а они сами — бесстрашными моряками. Как они ни были увлечены, заслышав позади шаги, а после — оглянувшись и увидев мать, Дункан слез с ограды и подбежал к Эвиан, ибо она никогда не приходила за ним просто так.