— Я тебя поняла, Калеб. Ты хочешь сказать, что я и без того доставляю всем большие неприятности, не так ли? — не услышав ответа, она обернулась и внимательно посмотрела на мальчика. — По крайней мере, ты мог бы притвориться и сказать, что это не так! — не дождавшись извинений и вообще никакого ответа, Сирена усмехнулась: — Отлично. Пойди и скажи Ригану, что я буду готова через несколько минут. Ничего не поделаешь, придется идти на свадьбу одетой как монахиня.
Она снова повернулась к зеркалу и подняла мантилью.
— Нет, ты не будешь выглядеть монахиней! Подожди минутку, я сейчас! — Калеб выбежал из комнаты, а через несколько минут вернулся, держа в руках несколько цветков, похожих на камелии. — Попробуй прикрепить к волосам вместо гребня.
— Братишка, это… то, что надо!
Она приколола три белых цветка в виде короны, и белизна их необыкновенно выигрышно подчеркивала черные, с блестящим отливом, волосы. Поверх них Сирена прикрепила мантилью, и цветы просвечивали сквозь тонкое и нежное кружево. Для большего эффекта она приколола нераскрывшийся бутон к лифу платья на груди.
— Ну как ты меня находишь?
Калеб мог ничего не говорить: в глазах его она увидела восхищение.
— Ты гений, братишка! Ну не стой как вкопанный. Или ты хочешь, чтобы мы опоздали?
И, придерживая юбки, она быстро вышла из комнаты.
* * *
Деревня, в которую они направлялись на свадьбу, называлась Дьятуми и находилась в горах, к юго-востоку от Батавии. В экипаже Сирена сидела между мужем и братом. Риган украдкой поглядывал на белый бутон, который его жена прикрепила на груди: цветок отчетливо выделялся на черном шелковом платье и прекрасно гармонировал с нежной кожей женщины.
Ловя на себе взгляды мужа, она почему-то чувствовала неловкость, и это сердило ее. Она уже готова была сорвать с себя все цветы, но вдруг ей вспомнился чересчур откровенный наряд Гретхен на балу у дона Цезаря и то, как Риган пожирал глазами бесстыдницу-вдову. «Ладно, пусть смотрит! — подумала Сирена, и лукавая улыбка заиграла на ее губах. — Смотреть — это не трогать!»
Каждый раз, когда колеса экипажа попадали в выбоину на дороге, раздавался перестук сундуков с вещами, которые пришлось взять с собой, так как в деревне предполагалось пробыть не один день. Сама свадебная церемония должна была состояться завтра, но по яванским традициям день накануне был не менее важен, чем сама свадьба. Невеста и некоторые гости должны были принять участие в ритуальных предпраздничных церемониях, и Сирена — как жена Ригана, а потому одна из самых почетных гостий — удостаивалась привилегии присутствовать на всех этих торжествах. Супруги ван дер Рис должны были этой ночью оставаться в деревне, что являлось оказанием особой чести для жениха и невесты.
До этого момента Сирене как-то и в голову не приходило, что они с Риганом должны будут провести ночь вне дома. И как это все будет выглядеть? Она бросила встревоженный взгляд на мужа.
Как будто прочитав ее мысли, он произнес:
— Не беспокойся, Сирена, никто не станет отрывать тебя от твоих молитв, — глаза его насмешливо сверкнули. — По яванскому обычаю все женщины и мужчины накануне свадьбы проводят ночь отдельно друг от друга. Вождь Калава приготовит для нас две хижины.
Риган громко рассмеялся, определив по ее лицу, что отгадал мысли жены, поскольку она сразу же перестала хмуриться.
— Дело в том, что, как только мы прибудем в деревню, женщины сразу заберут тебя от нас, а мы с Калебом уйдем в дом жениха.
Более часа они ехали по холмам, покрытым буйной растительностью, и наконец в долине, у подножия скалистой горы, их путешествие закончилось: здесь находилось небольшое яванское поселение Дьятуми.
Вся деревня была украшена гирляндами ярких цветов, а в ее центре, на открытом месте, несколько пожилых женщин жарили дикого кабана и на плоских камнях пекли круглые буханки хлеба. В глаза сразу же бросилось то, что во всем селении не было видно ни одного мужчины.
Когда женщины увидели, что экипаж ван дер Риса въехал в деревню, они бросили свои дела и побежали приветствовать гостей, вызывая из хижин других жительниц деревни. Риган спрыгнул на землю и галантно подал руку Сирене. Из-за его плеча она увидела красивую смуглокожую девушку, выбежавшую из большой хижины, а вслед за ней, громко протестуя, мчались несколько женщин. Риган обернулся, и девушка радостно бросилась ему в объятия.
— Телага! Как ты выросла! — воскликнул он.
Женщины, догонявшие девушку, уважительно остановились поодаль. Менеер продолжил разговор с юной яванкой на ее языке. Затем он поздоровался с пожилой женщиной, которая сурово смотрела на пылкую беглянку. Должно быть, Риган сказал что-то шутливое, потому что женщина вдруг засмеялась, стыдливо прикрыв рот рукой. Сирена догадалась, что, по всей видимости, это была мать Телаги и она возмущалась, что дочь нарушила традицию, показавшись мужчине перед свадьбой.
Очень церемонно ван дер Рис представил яванским женщинам свою жену и шурина. В это время подбежали другие местные жительницы и поспешили унести в одну из хижин сундук Сирены, который Лин Фу достал из экипажа. Остальные женщины окружили мефрау, и она была рада услышать, как одна из них обратилась к ней по-испански.
— Меня зовут Налу, мефрау, — произнесла она высоким приятным голосом. — Невеста — моя двоюродная сестра, ее зовут Телага. Пожалуйста, простите взбалмошную девчонку, но она ничего не могла с собой поделать: менеер ван дер Рис много лет является другом семьи, он знает Телагу с тех пор, как она была еще маленькой девочкой. Я хорошо говорю по-испански, да? Пока вы здесь, я все время буду с вами, мефрау. Или вам больше нравится, если я буду вас называть сеньорой?
Сирена кивнула. Она терпеть не могла это неприятно звучащее слово «мефрау».
— Пожалуйста, пойдемте со мною, — произнесла Налу.
И только Сирена собралась последовать за девушкой и другими женщинами, как подошел Риган и вежливо поклонился.
— До завтра, моя дорогая.
Воспользовавшись тем, что его жена не сможет на людях протестовать, он обнял, нежно поцеловал ее в губы и, прежде чем отпустить, вынул цветок, прикрепленный к ее платью. Насмешливо заглянув в глаза Сирены, он поцеловал перламутровые лепестки.
Яванские женщины чуть не упали в обморок от явной интимности этой сцены. Почувствовав, как загорелись ее щеки, Сирена разозлилась. Как смел он так поступать с ней, пользуясь ее беспомощностью и необходимостью соблюдения приличий! Ох, с каким бы удовольствием она выцарапала бы сейчас ему глаза!
Но, взяв себя в руки, она с невозмутимым видом обернулась к Калебу, чтобы попрощаться с ним до завтра: красные щеки мальчика ясно говорили о том, что интимный жест Ригана не остался незамеченным.