о капитане «Ураноса» лучше, чем службы принцессы дез Юрсен. Долгие годы только Англия платила высокую цену за его страшную силу.
– Проклятие достигло пика, когда я повзрослел. Но музыка в некоторой степени научила меня сдерживать его. Она позволила мне… э-э-э… перенаправлять мою энергию, мою ауру. Принуждая себя играть «пианиссимо»[150], мне удавалось поднимать температуру окружающего воздуха на несколько градусов, чтобы на несколько часов успокоить бурю, – то, чем я занимался этой ночью на Лукайских островах. Оставив на время Большие Орга́ны, я на Складном Клавесине исполнял легкую фугу.
Так вот почему я ничего не слышала, когда Гюннар сообщил нам, что Фебюс играл сонату, – тихая мелодия камерной музыки не звучала за пределами донжона. Этот способ справиться со своим проклятием странным образом напомнил мне Наоко. Дорогая подруга имела привычку медитировать на свой манер, чтобы успокоить мальбуш, эту опухоль Тьмы, привитую к ее затылку. Благодаря упорству ей в конце концов удалось усмирить его. Что, если однажды Фебюсу тоже удастся стать полновластным хозяином своих нездоровых импульсов? В уединении его покоев, слушая откровения его сердца. В это искренне верилось.
– Знаешь, почему я решил назвать мою цитадель «Ураносом»? – все так же тихо спросил он меня.
– Эм… так называли бога неба в античные времена? – ответила я, воскрешая в памяти «Метаморфозы» Овидия.
Фебюс кивнул, всматриваясь в бесконечную даль.
– То, к чему я стремлюсь: к небу. Вознестись над низменными проявлениями этого мира… – Он поколебался, потом добавил: – И над болезненными сквернами моего состояния.
Капитан посмотрел на меня. Показалось, что он вновь вернулся на землю после того, как побывал в небесных сферах.
– Ну какой же я глупец, разглагольствую тут, а ты синеешь от холода! – встревожился жених.
– Уверяю тебя, все в порядке…
– Я вижу: ты дрожишь, зубы стучат. Только для того, чтобы надеть платье, которое мне понравилось… как я виноват! Возьми, накройся!
Он сдернул с кровати длинную белую шубу и набросил ее на мои плечи, слегка приобняв. Меня охватили противоречивые чувства: густой мех согревал, объятия жениха морозили.
– Благодарю, Фебюс, – прошептала я.
– Пожалуйста, Диана. Могу ли я что-то сделать, чтобы согреть тебя? – Он трогательно смутился. – Боюсь, мое тело не может подарить той нежной теплоты, о которой грезят влюбленные… Но, возможно, стакан старого рома вернет тебя к жизни?
Вот он, момент, которого я ждала! Ради него совершила весь долгий путь от одного края света до пика этой ледяной башни.
– Доказательство твоей любви воспламенит меня сильнее, чем стакан рома, – произнесла я, выдохнув паровое облачко в холодный воздух.
При этих словах смущение Фебюса усилилось. Он отвел от меня взгляд, чувствуя неловкость.
– Любовь… Не уверен, что понимаю значение этого слова, я, у которого ледяное сердце.
– Не такое оно ледяное, как ты описываешь. Ты говорил, что испытываешь что-то вроде сыновней любви к Гюннару, а вскоре познаешь супружескую.
Глаза Бледного Фебюса напоминали две молочного цвета жемчужины с неразличимыми тревожными зрачками.
– Ты меня научишь? – робко прошептал он.
Я рассмеялась как можно непринужденнее, чтобы разрядить обстановку, чтобы забыть собственное смятение. В голове все еще звучали объяснения Стерлинга, губы все еще помнили его нежную ласку. Трудно клясться в любви, даже фальшивой, после того, что я пережила меньше чем час назад.
– Я далеко не эксперт в этой области, Фебюс, – постаралась я уйти от вопроса. – Но обещаю: будем учиться вместе. Я часто слышу фразу: «любви нет, есть только доказательства любви». Извлечем из этой максимы наш первый урок. Помнишь, ты обещал: если я выполню подвиг, ты подаришь драгоценность в знак своей признательности.
Молодой человек кивнул с воодушевлением, которого я еще за ним не наблюдала:
– Конечно, все, что ты захочешь! Отправимся прямо сейчас в сокровищницу.
Он предложил мне руку, как тогда, когда мы неспешно прогуливались в меандрах плавучей цитадели. Я позволила повести себя по винтовой лестнице, которая спускалась в недра судна, сердце мое сжималось от предупредительности жениха. Почему судьба заставляет меня лгать всем вокруг? Почему каждый встречный обманывается на мой счет? Мне всего восемнадцать, но я уже ощущаю вселенскую усталость, даже с трудом передвигаю ноги. Я так близка к цели и… все-таки в эту самую секунду готова от нее отказаться. Согреть Фебюса правдивыми речами или броситься в объятия Стерлинга и найти его губы? О, как бы мне хотелось позволить себе любить, дружить и общаться в соответствии со своим возрастом. Стоят ли эти жертвы… одного камня?
Испугавшись собственных мыслей, я постаралась воскресить в памяти все, что мне удалось сделать, чтобы приехать сюда: борьбу, которую пришлось вести против стихии, против соперниц, против сирен… В тени лестницы разгневанная фигура Нетленного что-то неразборчиво шептала мне… Образы людей и существ закружились в вихре перед глазами, заставив пошатнуться.
– Ты вся дрожишь, Диана, не волнуйся: мы почти пришли, – мягко успокоил меня Фебюс.
Я подняла глаза на бледное лицо жениха, заставила себя вспомнить, как он хладнокровно убил герцогиню Гюстафссон, как развязал морскую баталию, ставшую причиной десятков смертей только ради блеска удовольствия в своих глазах. Он бы точно так же казнил Эмину и Джуэл, если бы они не сбежали. И будет множество других жертв, потому как его жажда к развлечениям, как можно догадаться, не будет никогда утолена. Напрасно это сломленное существо пытается растрогать меня, он – жестокий убийца. Нельзя забывать об этом.
– Благодарю, мне уже лучше, – произнесла я, опираясь на его руку, чтобы выпрямиться. – Просто мимолетная усталость.
– Уверена? Ты как будто дрожишь.
– Есть кое-что еще, Фебюс. Не смею тебя просить…
– Проси, Диана. Я сделаю все, что ты хочешь.
– Не для меня, для моей кузины Прюданс. После нашей свадьбы она вернется в Бретань, но ее семья очень бедна, и я хотела бы им немного помочь.
– Не продолжай. Я организую для девушки хорошее приданое, чтобы она в свою очередь могла счастливо выйти замуж. Что ты скажешь о тысяче золотых монет?
Я вымучила благодарную улыбку:
– Очень щедро с твоей стороны.
У меня не хватило духу открыть кавалеру, что Прюданс потребовала сумму в семьдесят раз больше, не считая бесценной реликвии сирен. Вернусь к этому позже. Сейчас главное – завладеть алмазом.
– Вуаля! Мы пришли! – объявил Фебюс в конце нашего продолжительного спуска.
Мужчина вытащил из кармана ключ, вставил его в замочную скважину бронированной двери. Тяжелое полотно со скрипом отворилось. Властелин «Ураноса» прокрутил колесико большой масляной лампы на стене, и… моим глазам явилось сказочное великолепие, несметные богатства, золотой дождь!
Десятки открытых сундуков демонстрировали сокровища, среди которых я узнала те, что принадлежали Александру и герцогине Ульрике.