невесомыми касаниями губ и лёгким прикусыванием чувствительной кожи за ухом. Его речь слилась для Жени в бессвязный набор будоражащих звуков. Внезапно раздался резкий щелчок, давление вокруг запястья наконец ослабло, а мсье Роше выпрямился.
– Рыцарю, спасшему прекрасную даму, положена награда.
– К-какая?
Душой, сердцем, телом до безумия хотелось сдаться на милость хозяина замка. Но разум… Секунды шли, и эта пытка становилась невыносимой. Казалось, пространство вокруг вот-вот готово было схлопнуться.
– «Le bouche à oreille».
– Что?
– Поужинаешь со мной, – прозвучал приговор. Безоговорочный, и не подлежащий обжалованию. – В «Le bouche à oreille». В следующую пятницу.
А затем мсье Роше развернулся, твёрдым шагом пересёк зал музея и вышел за дверь.
Женя буквально стекла с трона, на негнущихся ногах дошла до коридора, с четвёртого раза попала ключом в замочную скважину и закрыла наконец музей.
«Господи, ну почему это случилось со мной? Больше и не посмотрю в сторону проклятого кресла…»
При очередном воспоминании о том, как Эдуар поймал её «на горячем», щёки и шея вновь полыхнули алым, хотя Жене казалось, что краснеть сильнее некуда. Она сжала кулаки.
«И эта его настойчивость… Мы же всё обсудили… Я сразу сказала, что не могу…»
Женя оставила ключи от музея на ресепшн, забрала свои от номера и поплелась домой, погруженная в тяжёлые думы.
«Почему он выбрал меня? Вон же есть Элен! Или девушки из университета. Моник ведь говорила, что они ему прохода не дают. И сотрудницы отеля с его приездом стали одеваться будто на показ мод. Всё ради внимания мсье Роше. Вот и выбрал бы любую из них! Так почему я?!»
Самый очевидный ответ сладко и маняще лежал на поверхности, блестел, как наливное яблоко румяным боком, но Женя даже не осмеливалась взглянуть в его сторону.
«Для Эдуара это игра, развлечение, удобство быть может. Но я-то! Я не могу так! Не могу ведь?..»
В душе творился невообразимый раздрай. Разум и логика возмущённо протестовали, а сердце отчаянно мечтало сорваться в пропасть, хоть сама Женя не решилась бы признаться в этом даже самой себе. Пытка продолжалась – и никаких тронов с шипами не надо.
Светильники-факелы, освещавшие путь в хозяйской башне, больше не пугали своим оригинальным дизайном. Кажется, целую вечность назад Женя впервые поднялась по этой лестнице в сопровождении Люка. Тогда сердце заполошно трепыхалось от одной только ассоциации с настоящим огнём. Теперь же эти переживания растворились под натиском более реальных и более сложных, имя которым Эдуар Роше.
Идея залезть в ванну и утопиться казалась не такой уж и глупой: так хоть раз – и нет проблем. Женя вздохнула, скинула у порога босоножки и прошла в комнату, намереваясь если уж не топиться, то для начала просто отмокнуть. Дядя Костя утверждал, что тёплая ванна восстанавливает энергетические потоки и очень успокаивает, так как напоминает о том времени, когда человек находился в утробе матери.
«Вот Клеопатра, например, любила ванны из ослиного молока. Молока у меня, конечно, нет, но есть соль с экстрактом ва…»
Все мысли разом вылетели из головы, вытесненные развернувшейся перед Женей картиной.
На ближайшей из подушек, будто в обрамлении белоснежного савана, лежали рядком шесть мышиных трупиков. Сиренево-синий букет лаванды, вышитый на наволочке, словно провожал их в последний путь.
Здесь обитают призраки
Люк, которого Женя минуту назад буквально выволокла с ресепшн, в своём траурном костюме гармонично вписался в жутковатый антураж.
«Если он сейчас затянет отпевание, я точно рухну в обморок».
Но вместо панихиды, он деловито распихал дохлых мышей по карманам пиджака: трёх в левый, двух в правый и одну в нагрудный.
– Люк..? – вытаращила глаза Женя. – Что ты делаешь?
– В хозяйстве приходятся.
– Что?!
– Говорю, всё хорошо, мадам Арно. Неприятность устранена.
Вдобавок он перевернул подушку, с которой только что убрал дохлые тельца, и чуть взбил её с боков.
– Вот. Всё в порядке. Можно спать.
Затем он улыбнулся краешками губ и покинул номер. А Женя так и стояла, прилипнув спиной к стене.
– Какого чёрта это сейчас было?!
Схватившись за телефон, она в который раз набрала номер Моник. Серия бесконечных гудков нервировала, как и сама ситуация.
– Эжени, ну что ты названиваешь? – неожиданно отозвался в трубке недовольный и уставший голос подруги.
– Моник! Слава богу! Ты не представля…
– Эжени, если никто не умер, то давай завтра поговорим. Мне плохо.
– Умер. Да. То есть нет. То есть мыши, – растерялась Женя и тут же спохватилась: – А что с тобой?
– Похоже, отравилась чем-то на конференции. Теперь обнимаюсь со своим лучшим другом. С тем, который белый и фаянсовый.
– О-о. А.. А ты где? У себя? Давай спущусь и помогу…
– В Эксе я.
– Может мне приехать?
– Не надо. Справлюсь.
– Послушай, от тошноты хорошо помогает ароматерапия. Вдыхание запахов лаванды, мяты, розы или гвоздики может приостановить позывы…
– Эжени, ну какая ещё ароматерапия? – простонала в трубку Моник. – Ты мне ещё лопух к ж… животу предложи примотать.
Женя недовольно нахмурилась, но от попыток помочь не отступилась:
– А имбирь у тебя есть? Имбирный чай? Надо завари…
– Эжени, – резко её перебила подруга. – У меня есть всё, что нужно: вода, абсорбент и унитаз. Теперь извини, мне правда хочется тишины и покоя.
– Поправляйся! – только и успела пожелать Женя.
– Угу.
А потом в трубке раздались гудки.
– Ну не к мсье Роше же бежать теперь! – вслух задумчиво произнесла Женя. – Что я ему скажу? Здравствуйте, в моей постели сдохли мыши, пустите переночевать? Тьфу!
Кандидатуру Фабриса она тоже отмела. Не хотелось выглядеть глупо и давать ему лишний повод для подколов. Да и выносить женские разборки на всеобщее обозрение было ниже её достоинства. В том, что это проделки Элен Женя уже практически не сомневалась. Точнее ей очень хотелось в это верить, так как мысли о кознях домового или, того хуже, неупокоенного призрака Бертин Роше верить оказалось намного страшнее, а потому живой и реально существующий кандидат в злодеи был предпочтительнее для порядком расшатанной психики.
Подушку Женя в итоге засунула в гардеробную. А свои вещи, наоборот, вынесла в комнату. Затем она закрыла дверь гардеробной и подпёрла её пуфиком. Потом, поразмыслив, сбегала в ресторан и выпросила у ошарашенного персонала стейк из тунца и копчёную перепёлку. Убрала пуф, зашла в гардеробную и разложила щедрые дары под стеллажом, произнесла наговор. И только потом закрыла всё в обратном порядке.
Ночь прошла тихо. То ли домовой не принял подношение, то ли невыключенный свет отпугивал сущность, но еда осталась нетронутой. А