в ней тьмы, злости, зависти. Свет, струящийся с моих ладоней, померк, погасло пламя, но Стелла не обратила на это внимания. Она, казалось, вообще больше ничего не замечала, забыла о Снежном, и на меня смотрела так, будто я вдруг стала прозрачной.
– Шли годы, но я не смогла смириться, не смогла забыть. Жизнь с Готгардом не приносила радости, и даже дети… Я была несчастна. В то время как Оллина… – Мачеха скривилась, отчего на лице заметно прибавилось морщин, оно стало похожим на подгнившую скукоженную сливу. – Она всегда улыбалась. А уж когда смотрела на Иштвана, ее глаза и вовсе начинали сиять. Как и его… – Она горько усмехнулась. – Мне пришлось действовать. Приняв решение, я обратилась к Маргарете.
Хьяртан рассказывал, что в Эрнхейме казнили ведьму из Борга. Оказывается, ту самую, с которой связалась Стелла. Жаль, не сделали этого раньше. Возможно, тогда бы Родуэлл не забрал маму, папа был бы жив, а Фабиан мог ходить. – Маргарета сказала, что твою мать охраняет сильная магия, защищая и пряча. Уже потом я поняла, что пряталась она от того Снежного, что ее забрал. Жаль, она успела разродиться. Мне было бы куда проще, если бы ее забрали вместе с ее отродьем!
Не знаю, как сумела сдержаться и не испепелить дрянь в то же мгновение. Лишь мысль о Фабиане, о том, что по-прежнему не знаю, что за чары не дают ему встать на ноги, заставила остановиться.
– Ведьме удалось сорвать с мамы защиту? – догадалась и получила от Стеллы мрачную усмешку.
– Не сразу, но она справилась. Это было необходимо, чтобы наслать на распрекрасную Оллину одно хитрое заклятие. Оно бы ее не убило… по крайней мере, не сразу, иначе бы было подозрительно. Но малейшей недуг, обычная простуда стали бы для нее впоследствии смертельными. В тот день, когда Маргарета наложила чары, твоя мать родила. А вскоре за ней явился Снежный.
Ледяная дрожь пробежала по коже, когда я в полной мере осознала, сколько зла причинила моей семье эта гадина. Чары ведьмы коснулись не мамы – перекинулись на дитя. На моего брата, в то время – невинного малыша. Чудо, что Фабиан не погиб, как прочила чародейка, от какой-нибудь несерьезной болезни. Но именно из-за мачехи он стал калекой.
Стелла лишила его любви мамы и детских радостей, а когда исчезла я, поспешила отправить в дом сумасшедших.
Солнечный свет в руках снова разгорался, искрясь и шипя, становясь обжигающим пламенем. Мачеха судорожно всхлипнула и промычала:
– Я же призналась… Ливия, не надо!
Но я уже не слышала, мне были безразличны ее мольбы и слезы. А еще переживала, что она страдает из-за Душана! В то время как Стелла не переживала, а радовалась, когда страдала моя семья!
– Не надо… – тихие слова.
Мысленно послав ее к ларгам, я почти отпустила силу, почти позволила пламени наброситься на это воплощение бездны и уничтожить ее раз и навсегда, как вдруг перед глазами возникло доброе лицо мамы, ее нежная улыбка и ясные глаза. «Не надо, – эхом повторила она. – Не уподобляйся ей. Не для того тебе дарована солнечная сила, Ливия. Ты – свет, а не тьма».
– Ну, чего же ты медлишь?! – раздался голос Снежного, в нем отчетливо звучали раздражение и нетерпение. – Покончи с ней! Ты же этого хочешь, Ливия. Она это заслужила!
– Я… – голос дрогнул, но потом стал уверенным и твердым. – Я хочу, чтобы ее судили. Хочу, чтобы она ответила за свои преступления перед всем королевством. Хочу, чтобы посмотрела моей маме в глаза. И уж точно не желаю ей быстрой смерти. Ее судьбу решит Хьяртан.
На пару с Родуэллом отправит к ларгам.
Я опустила руки, свет погас, а Снежный поднялся.
– Заберем ее в Эрнхейм, – добавила я, снова пожалев, что со мной Дойнарт, а не его брат.
Снежный криво ухмыльнулся.
– Это не входит в мои планы, Ливия. Ты должна ее убить, а если этого не сделаешь ты…
В один миг он оказался рядом с мачехой, схватил за горло. Стелла беспомощно захрипела, вцепилась в его руки, но тут же отдернула пальцы, словно его кожа обжигала. по шее и лицу мачехи расползалась голубоватая паутина морозной силы, оставляя на коже ожоги и раны. Стелла продолжала хрипеть, трепыхаться, но ее агония длилась недолго, а я была настолько ошеломлена происходящим, что даже не пыталась вмешаться.
– Вот так, – удовлетворенно проговорил Дойнарт спустя несколько невыносимо долгих мгновений. Разжал пальцы, и то, что осталось от мачехи, безжизненно обмякло на диване. – Все решат, что ее убила ты, милая Лив. Убила, испугалась того, что натворила, – ты ведь у нас хорошая девочка. Убежала и – какой кошмар! – угодила в лапы гротхэна. Что называется, не повезло… Я пытался тебя спасти, но эти твари… – Дойнарт прикрыл глаза, словно рисуя в мыслях только что озвученную им безумную картину. – Эти твари в последнее время стали слишком сильны. Куда уж с ними тягаться Снежному в одиночку. Сегодня умрешь ты, а вскоре и он без тебя.
От последних слов Дойнарта я похолодела.
– Так и должно было случиться, если бы не твоя дрянная сила, Ливия. Ты не должна была его спасать, но, видимо, это у вас семейное – появляться там, где вас не ждут, и мешать чужим планом. Идем! – Он грубо схватил меня за руку и поволок обратно в холл.
Я дернулась, пытаясь вырваться, но проклятая боль в голове снова о себе напомнила, заставив зашипеть и зажмуриться.
– Завистливый ублюдок! – хотела выкрикнуть, но лишь из последних сил выдохнула, вкладывая в эти слова все чувства, что испытывала к Снежному.
Сейчас я ненавидела его так же сильно, как и Стеллу.
– Старший сын, Ливия. Стар-ший. Тот, кто достоин трона. Тот, кому и должен принадлежать Север. – Притянув меня к себе, он что-то прошипел, и сознание окончательно помутилось. – Еще немного, Лив, потерпи… Скоро ты встретишься со своим любимым папочкой и на том свете будешь проклинать мачеху. Уже скоро…
Сквозь набегающий на глаза туман увидела, как пространство холла разорвала снежная воронка. В нее меня и утянуло. Последней почему-то была мысль об Арлетте и о том, что она так и не принесла нам угощений.
Хьяртан-Киллиан Эртхард
Отыскали маркизу быстро, в родовом имении Ланге. Еще быстрее доставили в Эрнхейм. Когда за спиной Хелены сомкнулась зияющая рана портала и снежная крошка растаяла в воздухе, Хьяртану пришлось призвать на помощь всю выдержку, чтобы тут же не придушить бывшую любовницу.
– Ты посылал за мной? – с робкой радостью проворковала маркиза.
Идиотка. Или, скорее, непревзойденная