суть и назначение человека, прожил последние годы в нищете. Забытый и преданный друзьями, в духоте и влажности жалкой лачуги, некогда служившей курятником. Блистающий мир.
Обнаруженный в начале двадцать первого века «Кодекс Рикардо Рохаса» есть ценнейший источник по средневековой истории Мезоамерики, его подлинность доказана и уже неоспорима, между тем, кодекс содержит и необъяснимое. На некоторых страницах описаны виды людей, отличающиеся от привычного Homo: люди, способные проходить сквозь стены, люди, живущие в огне Солнца, люди, способные летать. Есть страницы, на которых изображен прибор, определяемый исследователями как «ключ»; более всего «ключ» напоминает вывернутую раковину наутилуса.
Полет.
Назначение человека – полет. Лишенный этого, придавленный гравитацией, человек несчастен и тоскует о небе. Дорога будет длинна.
Вероятно, я должен описать то, что происходит, иного выхода у меня нет, поскольку ситуация… близка к пределу. Увы, мои последние записки сумбурны, как в силу того, что я пишу их второпях, так и вследствие моей полной растерянности перед завтрашним днем.
Итак.
Чем ближе час, к которому мы стремились все эти долгие годы, тем больше я вижу знаков грядущего и неизбежного фиаско. Мы на пороге катастрофы, и я с ужасом понимаю, что я один из ее творцов. Сомнения, которые поселились во мне некоторое время назад, в последние месяцы укрепились, а сейчас это уже не сомнения, а уверенность.
Поражение.
Руководство проекта «Дельфт» – включая меня – совершило ошибку, за которую нам придется заплатить самой высокой ценой. Сойер, похоже, смирился. Я подозреваю, что он догадывается, в чем ошибка, но не решается открыто это признать. Я его понимаю, поражение. Чертополох, произросший в недобрый час из негодного семени.
Впрочем, постараюсь излагать относительно по порядку.
Вопрос в том, что есть перемещение к звездам: плавание, падение, полет?
Однажды, еще в самом начале строительства станции «Дельфт», Сойер сказал, что звезд достигнет лишь прекрасный корабль, эфир Вселенной слишком тонок, он не выдержит уродства, отринет его. В начале строительства мы не придали этому значения, ведь «Дельфт» создавался как испытательный полигон, его задача отнюдь не бросок к звездам, а всего лишь экспериментальная проверка гипотезы Юнга, наша цель – увидеть подлинный лик пространства, заглянуть в душу бездны. «Дельфт» не годен для полета, это, по сути, гигантская орбитальная лаборатория, и форма ее не важна. Видимо, в этом крылся главный изъян.
Форма.
И я, и Сойер имели весьма смутные представления, с чего начинать. Сойер считал, что синхроничность напрямую связана с мозгом, что это, в соответствии с гипотезой самого Юнга, есть одно из проявлений ноосферы. У меня такой уверенности не было. Более того, я полагал, что если синхроничность неотделима от человеческого сознания, то построить на этом чрезвычайно ненадежном субстрате машину будет затруднительно. Как воспроизвести и технически закрепить феномен, возможно, не существующий вне человека? Как убедиться в объективном присутствии синхроничности в мире, если воспринять ее может только человек? Каждый вопрос порождал несколько новых, которые, в свою очередь, генерировали следующие и следующие. Мы топтались на месте, однако Сойер не терял надежды, впрочем, тогда он был оптимистом, я бы сказал, неумеренным оптимистом.
К моменту, когда к проекту присоединился я, Сойером был накоплен немалый объем информации и сделаны предварительные, самые общие, выводы, позволявшие утверждать, что у феномена присутствуют определенные закономерности.
Сойер отмечал, что случаи синхроничности чаще отмечались среди мужчин, чем среди женщин. На феномен влиял возраст – в коридоре двадцати-сорока лет синхроничность отмечалась в двенадцать раз чаще, чем в прочих категориях. Люди творческих профессий либо творческого склада ума переживали синхроничность гораздо чаще, и сами инциденты были острее и фантасмагоричнее. Сойеру удалось отыскать несколько случаев навязчивой синхроничности, когда несчастные испытывали атаки буквально каждые несколько минут, словно пребывая в некоем энергетическом поле. Предполагалось также наличие связи синхроничности с городской средой, в малонаселенных областях явление фиксировалось реже.
Сойер оставил мне результаты исследований и отбыл на Меркурий, я остался на Земле.
Мир зачастую подбрасывает ответы даже на еще не поставленные вопросы, надо лишь научиться слышать, и тогда через застывшую коросту сегодняшнего дня проступят сияющие блики грядущего. Вселенная вокруг нас, и мы части этой вселенной, мы здесь, мы везде. Мне повезло.
О том, что случилось дальше, я никогда никому не рассказывал, даже Сойеру. Особенно Сойеру.
У города имелось название, связанное с песком и пальмами, а может, и рыбой, мне нравилось не знать этого названия. Моя студия располагалась на горе, в здании бывшей фуникулерной станции, так высоко, что утренние облака, приходящие со стороны океана и укрывавшие город, переливались почти у меня под ногами. От фуникулера остались только опоры, поросшие вьюном, в город можно было добраться либо пешком, либо на скутере, ховер я предпочитал не использовать.
Я работал с утра. Впрочем, это сложно было назвать работой – проснувшись, я садился у края открытой площадки, смотрел на город и на океан, думал или дремал, иногда и то и другое. Так я обычно сидел до полудня и, ничего не придумав, спускался к морю обедать.
Я шагал с горы к океану по улице имени Сьенфуэгоса. Здесь сохранились еще колониальные постройки – выбеленные солнцем и высоленные ветром особняки, окруженные апельсиновыми деревьями и цветами. Я шел, воображая, как хорошо было бы пожить здесь просто так. Чем ближе океан, тем легче воздух.
Я выходил на набережную и обедал в одном из ресторанчиков, после прогуливался вдоль берега, любуясь простором, открывающимся на сотни миль.
Надышавшись, я поднимался в гору уже по другой улице, относительно новой, застроенной современными виллами, похожими на кубы и пирамиды, имевшими, впрочем, тоже свое очарование.
В тот день я гулял несколько дольше – из-за воздуха. Он вдруг сделался звонок и холоден, ощущался с каждым вдохом, хотелось дышать, так что я прошел набережную два раза. И только когда из-за хребта выставился край тучи и резко стемнело, я понял, что пора домой. Однако скоро стало ясно, что пешком возвращаться поздно, я взял скутер и успел до первых молний.
Погода резко переменилась, полуденная жара не успела отступить, раскаленные улицы потрескивали черепичными крышами, из-за хребта настырно лезла тяжелая синяя туча; перевалив через вершину, она сползла к океану и зависла над городом.
Установилась тишина, было ясно, что грозы не миновать, до нее несколько минут. Я любил грозы; я вытащил на площадку диван и стал ждать начала.
Все произошло быстро. Туча выдохнула. На площади и дома, на стены древней испанской крепости, на горячие камни обрушилась вода и мгновенно испарилась, башни и улицы поднялись в воздух и выстроились