и равенства.
Мартин перевернул бутылку с болтами донышком вверх, встряхнул.
– Какая разница между улиткой и синхронной физикой? – спросил он.
«Теперь не понадобится тратить ресурсы. Экономия. И потом, у нас уже есть гиперпространство, зачем нам эти синхронные физики…»
– Как бы я ни ответил на этот вопрос, это будет или пошло, или глупо, – Сандов улыбнулся. – И потом… думаю, вы прекрасно знаете, что это вопрос из стандартного теста на предрасположенность к шизофрении.
Лиловые искры объединялись в облака, роились, сливались в спирали, чертовы спирали…
– Заподозрить в безумии одновременно двух членов Мирового Совета… – покачал головой Сандов. – Думаю, такая смелая мысль вряд ли приходила кому-либо в голову… К тому же, как вы заметили, апофения свойственна людям творческих профессий. Кстати, вы не знакомы с Сойером-младшим?
– Нет…
– Думаю, скоро познакомитесь. Скорее всего, его включат в комиссию по расследованию.
– Вы же говорили, что он настроен скептически к синхронной физике.
– Более чем. Но, возможно, после этого…
Сандов кивнул в сторону Объема.
– После случившегося Сойер-младший пересмотрит свое отношение.
– Почему?
– Как всякий гений, он склонен к парадоксам. До сегодняшнего дня мы полагали, что Алан Сойер и Винсент Дель Рей погибли в результате несчастного случая, в результате катастрофы. Но теперь мы знаем, что это был вполне осознанный шаг. Это был поступок. Это высоко. Думаю, Сойер-младший это оценит.
– Возможно…
– Синхронистике в обозримом будущем не помешает еще один гений, – сказал Сандов.
Слишком много гениев на квадратный метр палубы, апофению на «Дельфте» можно соскребать со стен.
Мартин встряхнул бутылку.
Концентрация интеллекта в воздухе станции самая высокая во всей ойкумене.
– Я плохо вас понимаю, Сандов, – сказал он. – Плохо понимаю ваши цели. Вы прервали эксперимент. Насколько я представляю, теперь Совет соберется на внеочередную сессию, к нам будет направлена комиссия… Но вы продолжаете… Зачем вам Сойер-младший?
Лиловые искры стали крупнее, вытягивались в гантели и тороиды.
– Его дед ошибался, – сказал Сандов. – Но это не означает, что он был не прав.
– Думаю, сейчас не лучшее время для изящных конструкций, – заметил Мартин. – Нам придется ответить перед планетой… И за что? За ошибку?! За легкомыслие?! За опасный самонадеянный фарс?!
Сандов промолчал. Мартин подкинул бутылку, поймал. Реакция после стазиса восстановилась.
– Я не знаю, что делать, – вздохнул Мартин. – Последние годы я жил только этим, ничего другого не было…
Не было ничего. Только мечта, появившаяся в детстве. К которой он шел. Десятилетия. Жизнь, потраченная…
Может, Сандов изучает провалы? Раздел психосоциологии, специализирующийся на фиаско.
– Чем дальше человек удаляется от колыбели, тем масштабнее встающие перед ним задачи, – произнес Сандов. – И тем сокрушительней ошибки. Дель Рей прав. И да, комиссия прибудет через три месяца. А пока… надо работать.
Сандов вздохнул.
Работать.
– Думаю, в ближайшее время у вас тоже будет много забот, – сказал Мартин. – По прямому профилю.
– Вероятно, да, – согласился Сандов. – Человеку сложно осознать, что жизнь потрачена впустую, это противно самой его природе. Многие не выдержат. Но те, кто останется… Я, впрочем, им совсем не завидую. Но, видимо, именно они дадут нам ответы. Поэтому я и сказал, что гений лишним не будет.
Мартин поворачивал бутылку.
– А что с Афанасьевым? – спросил он.
– Будет отстранен, это однозначно.
Гайки, болты, бутылка. Странное стекло, кажется, настоящее. Ад – это повторение.
– Он ведь мог… – Мартин замолчал.
Сандов сощурился и уставился на Мартина.
– Я не допускаю мысли, что Афанасьев мог хотя бы подумать о подобном варианте. Скрыть этот документ было бы преступлением, вы же согласны?
– Да-да! – быстро проговорил Мартин. – Это нельзя себе даже представить…
– Мне кажется, это… – Сандов указал на листы на столе, – это чрезвычайно важно. В сущности, то, что написал Дель Рей, бесценно. Это – техника безопасности. Каждый, кто планирует посвятить жизнь синхронной физике, должен знать это.
Сандов собрал листы в аккуратную стопку.
Посмотреть «Бездну» и прочитать завещание Дель Рея. Мартин встряхнул бутылку, болты переместились.
– Станция «Дельфт» – урок. Опыт. Одна из сотен тупиковых дорог по направлению к истине. Наша задача – не повторить ошибку.
«Психологам прощается, – подумал Мартин. – Привилегия и роскошь оперировать лозунгами. И, надо признать, это не выглядит нелепо».
– Мы не повторим эту ошибку, но повторим много других, – возразил Мартин. – И с чего вы решили, что путь озарения всегда ошибочен? А что, если это вовсе не тупик?
– Многие поспорят, что увязывать судьбу целого направления физики пространства с откровениями, посетившими Дель Рея во время дождя, разумно, – ответил Сандов.
Мартин почувствовал, что устал. Слишком много за сегодня, по регламенту требуется три дня на адаптацию, а сегодня навалилось…
Он снова вгляделся в бутылку. Болты и гайки. И немного стекла. Если сделать стекло непрозрачным, сложность увеличится.
– Сойер был убежден, что ответы на все вопросы вокруг нас, – сказал Мартин. – В полете птиц. В географических картах. В гармоническом сочетании нот. В старинных чертежах…
– В великих книгах, в улыбке Моны Лизы, в поведении пчел, знаю! Я знаю, я читал про это сотни раз…
Он здесь неслучайно, вдруг понял Мартин. Дежурный психолог смены, внезапно оказавшийся членом Совета. Какое удачное совпадение. Синхронная физика не признает совпадений, только закономерности.
Совет знал про завещание Дель Рея и послал Сандова. А может, они знали об этом завещании с самого начала. Тогда зачем?..
– Вижу, вас все-таки заинтересовала головоломка?
Мартин встряхнул бутылку.
– Нервы, – пояснил Мартин. – Действительно успокаивает.
– Да, успокаивает. Кстати, хочу поинтересоваться… Принято считать, что человек вблизи актуатора испытывает негативные ощущения разной степени яркости.
– Да, это случается довольно часто.
– А бывает наоборот? Кто-нибудь был счастлив рядом с машиной Дель Рея?
Мартин встряхнул бутылку, перевернул ее вверх дном и высыпал на стол содержимое. Два болта. Две гайки.
* * *
Беспокойный арабский мечтатель, оставивший после себя апокрифическую «Книгу грядущей стужи», уверял, что небо состоит из слоистого льда, и приводил этому ряд убедительных доказательств. Лед плотен, пробить его невозможно, но есть таинства, позволяющие перешагнуть холод и мрак.
Пьер Эстрада – создатель каменного параболического зеркала, в фокусе которого непостижимым образом зависали лепестки шиповника, – был обвинен в колдовстве и после четырех дней испытаний умер от остановки сердца. Его работы были признаны еретическими и сожжены; отголоски его открытия можно увидеть в сказках и легендах некоторых стран Восточной Европы.
За несколько дней до смерти ослепший и больной Эйлер сказал своему секретарю, что, возможно, задача о семи мостах все-таки имеет решение. И если Богу будет угодно дать ему время, он сможет закончить то, что не удалось в молодости. Секретарь не обратил внимание на эти слова, расценив их как проявление возрастной деменции.
Грин, один из многих, угадавших