срочным рейсом, нет, ничего серьезного. Актуатор идеален, в нем нет изъянов, он идеален с первой молекулы, с первой пульсации, с ним не может быть проблем.
Но стопка бумаги на столе Афанасьева настораживала. Мартин никогда не видел таких толстых, зачем столько бумаги…
Сандов появился последним, замер на пороге, быстро оглядел присутствующих и занял место в стороне. Понятно, будет изучать. Психолог с допуском «А». Кажется, в прошлые смены таких не было…
– Все в сборе, начну, пожалуй, без лишних предисловий, – сказал Афанасьев.
И голос. Мартин не узнал его, Афанасьев охрип, голос стал слабее, словно горло руководителя проекта сжимали.
– Пока вы пребывали в стазисе, в нашем положении… разумеется, я имею в виду положение станции «Дельфт-2», произошли значительные изменения, – сказал Афанасьев. – Весьма значительные.
И говорил он странно. Слишком официально. Афанасьев никогда так не говорил. Никогда не сидел за столом, обычно расхаживал туда-сюда, размахивал руками. Шутил. Знаток космофольклора, собиратель анекдотов о синхронных физиках.
Присутствующие молчали.
– Сейчас я изложу суть проблемы, – продолжал Афанасьев мертвым голосом. – А потом мы… мы должны принять определенное решение.
Сандов достал блокнот.
– Итак… Примерно месяц назад геологи, работавшие на Равнине Жары на Меркурии, нашли капсулу с «Дельфта», – сообщил Афанасьев. – С первого «Дельфта», разумеется. Капсула идеально сохранилась.
Мартин замер. Остальные затаили дыхание.
– В капсуле содержалось несколько личных вещей и некоторые документы… Вернее, документ. И вещи, и документ были опознаны как принадлежавшие Винсенту Дель Рею. И этот документ… эти записи…
Афанасьев сбился и замолчал, молчал больше минуты, пытаясь сформулировать. Но, похоже, у него не получалось, пауза продолжала длиться. Выручил энергетик.
– Что в них? – спросил он.
– Я думаю, лучше каждому ознакомиться самому. Я сделал копии.
Афанасьев поднялся из-за стола и раздал листы. Они оказались соединены скобами из тонкой стальной проволоки, названия их Мартин вспомнить не мог. Сами листы оказались копиями листов, на которых писал непосредственно сам Дель Рей.
Пахли пылью.
– Вы должны их прочитать, – сказал Афанасьев. – Это недолго, я подожду.
«Почерк у Дель Рея практически каллиграфический, – отметил Мартин, – забавно. Семнадцать страниц. И к концу семнадцатой почерк не дрогнул и не изменился. Если…»
– Это подлинный документ? – спросил вдруг Сандов.
– Да, – кивнул Афанасьев. – Я проверил. Читайте, пожалуйста. Это последнее, что написал Дель Рей.
Мартин представил. За несколько часов до первой синхронизации Дель Рей сидит в своей студии и пишет. Самописцем. Или бамбуковым стилом. Или настоящим гусиным пером. Перед ним за сапфировой стеной в синем вакууме переливается актуатор, и Дель Рей не знает, что жить ему осталось эти самые несколько часов.
Мартин начал читать.
Суть полета проста. К полету готов каждый, всякое существо во Вселенной имеет своим назначением полет, в этом его назначение.
«Интересно, из чего Дель Рей сделал чернила?»
Глупая мысль. Проникла в голову, и пока читал, Мартин думал – из чего же все-таки?
Лишь тех, кто прозяб из чистого семени, выдержит воздух.
В-принципе, это несложно, достаточно иметь сажу, растворитель, масло… Бред. Мартин представил, как Дель Рей отрезает кусок подошвы от ботинка, жжет каучук, растирает сажу и смешивает ее с гидравлической жидкостью.
Лишь те, кто чист, наследуют небо.
Сандов закончил читать первым, сложил листы и теперь посматривал на остальных. Отмечал. Кто морщится, кто кусает губы, кто недоуменно листает и посматривает на остальных.
Мартин дочитал и теперь тоже наблюдал. Ниже солнечного сплетения образовалась тяжесть, неприятная, тошнотворная, никогда ранее не известная.
– Если вы дочитали, предлагаю высказываться, – сказал Афанасьев.
Молчание.
Молчали все. Мартину показалось, что тишина распространяется из центра управления, проходит сквозь палубы и переборки, через все полтора километра композитной стали, из которой построена станция. Тишина. Интересно, какова скорость тишины?
– Кто-нибудь еще знает? – спросил Мартин.
– Нет, – ответил Афанасьев. – Я решил ознакомить с документом лишь членов команды с высшим допуском.
– Разумно, – заметил Мартин. – Не хватало нам еще… волнений.
Афанасьев промолчал.
Волнения в полутора километрах стали. Бунт синхронных физиков. Еще один анекдот. Нет, куда там один – обойма.
– Разрешите? – Сандов поднялся с кресла.
Все посмотрели на него с непонятным облегчением.
– Психолог смены, – представился Сандов.
– Да, я знаю, – кивнул Афанасьев. – Я как раз хотел обратиться именно к вам… Как вы можете оценить… эти записки?
Сандов снова поглядел листы на просвет.
Тишина…
Несколько человек из собравшихся последовали его примеру.
«Ловкий психолог Сандов», – отметил Мартин, с трудом удержавшись, чтобы не посмотреть на просвет самому.
– Думаю, что я как специалист выскажусь… – Сандов продолжал разглядывать листы. – Да, выскажусь. Из того, что я вижу, складывается вполне определенная… не побоюсь этого слова… клиническая картина…
Сандов усмехнулся своим мыслям и продолжил:
– Впрочем, душевное состояние Дель Рея в последние годы ни для кого секретом не было. Правда, вряд ли кто мог подумать, в чем именно крылась причина этого состояния.
Сандов снова поглядел листы на просвет.
– Судя по некоторым признакам, в частности по почерку, Дель Рей писал это в состоянии крайнего нервного напряжения.
Все дружно уставились в листы, стараясь разглядеть в почерке признаки нервного напряжения.
– То есть вы считаете, что Дель Рей мог написать это… – Афанасьев указал на листы, – в условиях… некоторого искаженного сознания? Такое может быть?
Надежда. У Афанасьева еще оставалась надежда. Так легко все списать на безумие. Тишина поглотила Плутон.
– Такое нельзя исключать, – ответил Сандов. – Но… нельзя исключать и обратного. Дель Рей, Сойер, равно как и остальные… Они проходили ежегодную комиссию, и все были допущены. Так что насчет степени адекватности мы можем только рассуждать. Могу уверенно сказать, что вменяемым он был. И вообще… Надеюсь, вы не станете отрицать, что синхронная физика требует некоторого… некоторой…
Сандов замешкался.
– Особой оптики? – подсказал Афанасьев.
– Совершенно верно! Именно особой оптики! Коей, безусловно, обладал Дель Рей. Равно как и Сойер, и многие другие. Однако теперь у нас есть обоснованные сомнения… игнорировать которые мы права не имеем.
Обоснованные сомнения. Красиво.
– Что мы намерены делать? – спросил Мартин.
– Продолжать работать, – ответил Афанасьев. – До завершения строительства установки примерно пять лет. За это время…
Афанасьев посмотрел листы на просвет.
– Надо все проверить… и перепроверить. Внести коррективы. Поработать с актуатором, с физикой… С теорией. Возможно, усовершенствовать…
Мартин видел, что Афанасьев растерян. Что ему, собственно, нечего сказать.
– Я все-таки хотел бы услышать мнение команды, – снова предложил Афанасьев. – Высказывайтесь, пожалуйста, высказывайтесь, надо обсудить…
Начали высказываться. По традиции энергетики первыми.
Энергетики.
Кибернетики.
Системщики.
Группа дизайна.
Лингвисты.
Выступавшие уверяли, что не сомневаются. Что все идет по плану. Генераторы смонтированы, детекторы настроены, коммуникации проверены. Что они готовы все перепроверить, но не сомневаются ни на минуту. «Дельфт-2» будет готов