там называется? – спросил Гунвальд Ларссон.
– Очевидно, его привезли туда на буксире. С какой-нибудь свалки. Лично я думаю, что это сделал Мальм. Он приехал в Мальмё четвертого февраля и остановился где обычно, в западной части города.
– Однако в таком случае Мальм тоже мог… – начал Хаммар и тут же замолчал.
– Нет, – сказал Монссон. – У Мальма чувство самосохранения было развито сильнее, чем у Олафссона. Седьмого утром он поспешно сбежал из Мальмё сюда, в Стокгольм. Это уже доказано. Я полагаю, что Мальму приказали доставить в определенное место автомобиль, владельца которого невозможно установить. Приказ он получил по телефону из Мальмё от Кравана, или Риффи. Мальм выполнил приказание, но в то же время понял, что они зашли слишком далеко и игра проиграна. Кстати, кто-то, плохо говорящий по-шведски, разыскивал Йёрана в гостинице седьмого днем. Портье сказал, что Мальм вышел. Хотите узнать словесный портрет визитера? Я записал его на пленку, чтобы ничего не забыть.
Он сменил кассету и включил магнитофон.
– Краван, или Риффи, выглядит на тридцать пять – сорок лет. Рост не меньше ста семидесяти – ста семидесяти пяти сантиметров. Весит больше, чем положено для его роста, коренастый и плотный, но не толстый. Волосы и брови черные, глаза карие. Зубы белые, хорошие. Лоб довольно низкий, линия волос и брови параллельны. Нос крючковатый, на одной ноздре шрам или царапина, возможно, уже зажившая. Имеет привычку трогать пальцами место, где находится шрам или царапина. Одевается строго и аккуратно: костюм, черные туфли, белая рубашка, галстук. Хорошо воспитан, вежлив. Голос низкий, разговаривает по меньшей мере на трех языках: на французском, который, по всей видимости, его родной язык; на английском очень хорошо, но с французским акцентом; и на шведском, достаточно хорошо, но тоже с акцентом.
Запись закончилась.
– Угу, – невозмутимо произнес Монссон. – Вам это о чем-нибудь говорит?
Они уставились на него, словно увидели привидение.
– Ладно, – сказал Монссон. – У меня пока все. Вы заказали мне номер в гостинице? О боже, ну и жара. Извините, я на минутку. – Он вышел в коридор.
Рённ встал и последовал за ним. Он думал не об Олафссоне и его сообщниках, а о том, что Монссон – специалист по части домашних обысков. Он догнал Монссона и сказал:
– Слушай, Пер, приходи вечером к нам ужинать.
– Спасибо, – ответил Монссон. – Обязательно приду. – Казалось, он обрадовался и вместе с тем удивился.
– Отлично, – сказал Рённ.
Прошло уже больше трех месяцев с тех пор, как исчезла пожарная машина, подаренная Матсу на его четвертый день рождения, и, хотя малыш почти забыл о ней, Рённ непрерывно размышлял над тем, как она могла бесследно исчезнуть. Он снова и снова принимался ее искать, но в квартире уже не осталось ни одного квадратного сантиметра, который бы он не обшарил.
Когда Рённ в пятнадцатый раз поднял крышку сливного бачка в туалете, то вспомнил, что однажды сказал Монссон. Около шести месяцев назад пропала важная страница из отчета, и Мартин Бек поинтересовался, нет ли среди них специалистов по обыскам. Монссон, приехавший тогда из Сконе, чтобы принять участие в расследовании убийства в автобусе, ответил: «Я специалист. Если что-то потерялось, скажите мне, и я обязательно это найду». И действительно, он нашел пропавшую страницу.
Таким образом, благодаря этому своему достоинству Монссон получил возможность в полной мере оценить кулинарные таланты Унды, вместо того чтобы в одиночестве ужинать в какой-нибудь дешевой забегаловке. Монссон был порядочным обжорой, но вместе с тем очень привередлив в еде и умел получать наслаждение от хорошо приготовленной пищи.
Он с удовольствием съел несколько покрытых хрустящей корочкой ломтиков оленины, поджаренных с яичницей-болтуньей, такой же пышной, как и та, которую он обычно сам себе готовил, а когда на столе появилось блюдо с золотисто-коричневым рябчиком, наклонился вперед и жадно вдохнул аппетитный аромат.
– Восхитительно! – воскликнул он. – Где вам удалось раздобыть такую замечательную птицу в это время года?
– У моего брата из Каресуандо, – ответила Унда. – Он ходит на охоту. Кстати, оленя нам прислал тоже он.
Рённ передал Монссону вазочку с желе из морошки и сказал:
– У нас в холодильнике лежит целый олень. С прошлой осени.
– Надеюсь, без рогов и копыт, – заметил Монссон, и Матс, которому разрешили сидеть за столом, громко засмеялся.
– Ха-ха! Рога нельзя есть. Их надо отрубить.
Монссон взъерошил малышу волосы.
– Ты умный мальчик. Кем ты собираешься стать, когда вырастешь? – поинтересовался он.
– Пожарным, – ответил малыш.
Он спрыгнул со стула и, гудя, как пожарная машина, исчез за дверью.
Рённ воспользовался возможностью и рассказал Монссону об исчезнувшей пожарной машине.
– А под оленем ты искал? – спросил Монссон.
– Я везде искал. Она бесследно исчезла.
Монссон вытер губы и сказал:
– Этого не может быть. Мы обязательно ее найдем.
Расправившись с едой, они перебрались из кухни в гостиную. Унда сварила кофе, а Рённ достал из бара бутылку коньяка.
Матс в пижаме лежал на полу перед телевизором и с интересом наблюдал за группкой торжественно восседающих на полукруглом диванчике людей, споривших о чем-то. Молодой человек с важным выражением лица сказал: «Я считаю, что следует запретить или всячески затруднить разводы тем супружеским парам, у которых есть дети, поскольку такие дети окажутся в большей опасности, чем остальные, и легче смогут попасть под влияние алкоголя и наркотиков…» – и превратился в светящуюся точку, потому что Рённ выключил телевизор.
– Чушь собачья! – буркнул Монссон. – Возьмите,