Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Пути Господни неисповедимы…
Расстояние между ними сократилось до пяти метров и можно было говорить так, чтобы не слышали солдаты.
— Так ты что, действительно работаешь под прикрытием? — понизив голос, спросил Дыгай. — На ФСБ?
— На военных контриков, — мгновенно сориентировавшись, уточнил Веселов.
В принципе, такое объяснение было логичным и расставляло все на свои места. Только некоторые странности цепляли струны настороженности в сознании подполковника: неестественная улыбка, застегнутая наглухо, при основательно припекающем солнце, куртка… На многочисленных занятиях антидиверсантам внушали, что надо уделять внимание любым мелочам. Но сейчас обостренная бдительность заглушалась чувством вины, которое преследовало Дыгая всю жизнь. Несуществующей, но возложенной на него вины, из-за чего рухнула самая чистая и самая искренняя дружба, которая бывает только в юности. И отвернулись лучшие друзья… Может, теперь Серега поймет, что ошибочно возложил на него тяжкое бремя стукача…
— Нам надо будет получить подтверждение, — строго сказал командир антидиверсионной группы.
— Сам понимаешь: это стратегический объект, хотя и бывший… А тут разбитый вертолет, стрельба, убитые, — как бы извиняясь, продолжил бывший друг.
— Да, конечно, Мишаня! — Улыбка стала шире и естественнее. — Сейчас наши прилетят, тут такое закрутится! «Карандаш»-то, оказывается, в шахте! Стоит на боевом дежурстве в автономном режиме! А двое гадов проскочили в УКП с целью несанкционированного пуска!
— Да ты что?! — ужаснулся Дыгай. — Не может такого быть!
Но тут тишину заброшенной стартовой позиции разорвал протяжный пронзительный скрип, как будто закрутились старые, схваченные ржавчиной шестеренки. На небольшом возвышении, метрах в ста пятидесяти справа, из слегка колышущейся под ветром травы, медленно поднималась толстенная крышка ракетной шахты, открывая выход для находящейся в ней ракеты. Дыгая бросило в жар. Невероятное сообщение Веселова подтверждалось самым наглядным образом!
— Ничего, я тебе расскажу, как их выкурить, — спокойно, будто ничего чрезвычайного не происходило, сказал Сергей, расставляя руки в стороны.
— Давай обнимемся, дружище! — Он шагнул вперед. — Столько лет ведь не виделись!
Ракетчик сделал еще шаг, сам удивляясь тому, как ловко он врет, изворачивается и втирается в доверие — как настоящий диверсант. Этому он научился за время жизни с бомжами и уголовниками, но в большей мере — за короткое общение с настоящими диверсантами. Впрочем, разве он сам не настоящий диверсант?!
Он шагнул еще, приблизившись вплотную к бывшему другу. Прикрывающие подполковника бойцы настороженно переглянулись, но ничего предпринимать не стали: ни оснований для этого, ни команды не было. Дыгай действительно стоял, словно загипнотизированный. Вынырнувший из небытия бывший друг вроде бы говорил правильные вещи, его объяснения были убедительными, и открывшаяся крышка ШПУ их подтверждала. Но рано постаревшее, отекшее, с мешками под глазами лицо и бегающий взгляд никак не подходили офицеру военной контрразведки, внедренному в банду диверсантов под тщательно разработанной «легендой». И его неадекватное спокойствие перед лицом неминуемой атомной войны, и желание в самый неподходящий момент обняться с бывшим другом, которого ненавидел более тридцати лет, и сложенные щепотками пальцы на распахнутых для объятий руках — все это перечеркивало и правильные слова, и подтверждающие их факты. «Тревога!» — подал сигнал аналитический ум, но тело на него никак не отреагировало. Может, оттого, что просто не успело.
Веселов крепко обхватил своего заклятого друга длинными руками боксера.
— За моих родителей, сука! — шепнул он и соединил провода.
«Ба-бах!»
Грохот взрыва больно ударил по барабанным перепонкам, яркая вспышка на мгновение ослепила внимательно наблюдающего за необычной встречей Полосина, взрывная волна опрокинула его на спину… Когда зрение вернулось и он с трудом поднялся на ноги, то увидел ужасную картину: на месте, где только что обнимались подполковник и его однокашник, дымилась метровая воронка, Волков и Нигматов в порванной, измазанной кровью одежде лежали без чувств в нескольких метрах от мест, на которых стояли. Неосмотрительно приподнявшиеся бойцы тоже получили травмы, некоторые были контужены.
— Трёхсотых[33] — в вертолёт! — крикнул Полосин. То есть это он думал, что крикнул, а на самом деле почти прошептал.
Но его услышали. Солдаты бросились к лежащим товарищам.
— Отставить! — взял себя в руки капитан. — Заблокировать выход из тоннеля! Никого не впускать, никого не выпускать! — Он поднес ко рту портативную рацию. — Триста двадцать шестой — семьдесят седьмому!
— На связи триста двадцать шестой! — тут же отозвался командир вертолета.
— Сообщите в штаб: имели огневой контакт с диверсантами, подполковник Дыгай погиб, двое бойцов ранены! Противник частично уничтожен, несколько диверсантов проникли в тоннель УКП!
— Вас понял, семьдесят седьмой, — ошарашенно отозвался пилот.
Москва
Они вышли в пустой коридор и подошли к соседней двери.
— Мой заместитель в отпуске, — пояснил Полибин. — Поэтому я разместил у него следователей…
— Большое спасибо! — в очередной раз и с неменьшим сарказмом поблагодарил Балаганский.
И в очередной раз давний товарищ не ответил. Да и товарищи ли они теперь?
Кабинет заместителя по размерам и оформлению был приблизительно такой же, как у начальника: пустой полированный стол отсутствующего хозяина, чуть повернутое мягкое кресло с подголовником, сзади зашторенная карта, сейф, дверь в комнату отдыха… С портретов на стене так же строго глядят руководители страны и товарищ Дзержинский. Лишь часы, что пониже портретов, здесь не в белом, а в бежевом корпусе. Да стучат чуть погромче. Или это Георгию показалось?
Ближе к окну — длинный стол для совещаний, стулья с высокими спинками. Во главе, тяжело опираясь локтями о столешницу, восседает немолодой грузный генерал-лейтенант с бульдожьим лицом и глазами-буравчиками. По правую руку — хорошо знакомый Балаганскому генерал-майор Петин. Они многократно встречались на ЧП с «карандашами» — Петин обычно руководил следственной группой и всегда был в костюме с галстуком, сегодня главком впервые увидел его в отутюженной, тщательно подогнанной форме. Следователь был во всеоружии: перед ним лежал какой-то бланк, ручка, блокнот, а в руках он крутил маленький цифровой диктофон.
— Проходите, Георгий Петрович, присаживайтесь. — «Бульдог» указал на стул слева от себя. Лицо его ничего не выражало.
— Я вам больше не нужен? — спросил Полибин. Держался он несколько скованно, очевидно, понимал: если что случится, привлекать его к ответственности будут именно эти люди.
— Большое спасибо, — так же безэмоционально кивнул «бульдог». — Можете быть свободным.
Полибин вышел и тихо закрыл за собой дверь. Балаганский ему позавидовал: он бы тоже хотел «быть свободным» и уйти отсюда. Часы действительно стучали громче, а может, это стучит кровь в висках… Он никак не мог сосредоточиться — слишком много информации, касающейся его лично, свалилось за короткое время: нашедший его покойный отец, обнаруженная готовая к старту «Сатана», утечка совсекретной информации, агент «Лиса» в личине его любимой Инессы, и вот допрос…
— Я начальник отдела по защите государственной тайны Главного Военно-следственного Управления Трегубов Игорь Ильич, — представился «бульдог», гипнотизируя его пронизывающим взглядом.
— Начальник военно-следственного Управления по РВСН Петин Сергей Геннадьевич, — в тон начальнику, строго официально произнес второй следователь, как будто впервые встретился с главкомом рода войск, который он обслуживал. Как будто они не напились до чертиков после осмотра места взрыва «РС-24», где валялись куски человеческих тел и невыносимо пахло горелым мясом. Как будто вместе не проклинали эксплуатационников, когда из-за нарушений техники безопасности десять солдат отравились парами гептила…