Она не переставала оплакивать любимого. Чтобы утешить Девушку, ей сказали, что он ушел на войну с бледнолицыми. Ова недоверчиво покачала головой и снова стерла с лица никогда не высыхающую слезу.
Сорок раз покрывались снегом горные вершины/а тайна исчезновения Пернатого Змея все еще не была разгадана. Однажды рабочие золотых приисков, перешедших к Ове в наследство от отца, отрыв одну старую, заброшенную штольню, наткнулись на тело человека, так же чудесно сохранившееся, как египетские мумии.
Воины сбегались толпой посмотреть на эту странную мумию никому не известного человека, одетого по старинной моде.
К тому времени Ова успела уже сильно постареть. Когда погасла последняя надежда на возвращение Пернатого Змея, она, уступая просьбам отца, стала супругой одного из мужественных вождей своего племени. И вот теперь она, вместе со своим супругом, отправилась к тому месту, где было выставлено напоказ тело, найденное в старой штольне. Вдруг она вся содрогнулась, глаза ее наполнились слезами: она узнала Пернатого Змея. Он лежал такой же молодой и прекрасный, как в тот день, когда они расстались. А она, согбенная не столько под тяжестью времени, сколько под бременем своего горя, стояла перед ним старая и дряхлая. Наконец она пришла в себя и приказала водворить тело человека, похищенного духом зла накануне свадьбы, на прежнее место, в штольне, в которой оно покоилось, а сам рудник, со всем его золотом, был по ее приказу заброшен и замурован.
На камне, служившем могильной плитой ее жениху, она приказала высечь один иероглиф; вот его точный перевод: «Здесь могила без мертвеца и мертвец без могилы, а между тем это и могила, и мертвец».
– Вот, – закончила донья Эспераиса, отложив в сторону кипу, – и вся история прекрасной Овы, дочери великого вождя Скрученное Перо и жениха ее – Пернатого Змея, рудокопа. Такой она была, так она и занесена на кипу по завету самой Овы, на память грядущим поколениям.
Донья Эсперанса замолкла. В палатке воцарилась тишина.
– Ну как, сеньорита, – нарушил молчание Огненный Глаз, – понравилась вам эта легенда?
– Простая и трогательная история. Потому и трогательная, что простая, – отвечала донья Марианна. – Но в ней чувствуется какая-то недоговоренность и неясность, что значительно ослабляет интерес к ней.
По губам Огненного Глаза скользнула улыбка.
– Вы, вероятно, намекаете на отсутствие в ней географической и исторической точности? – сказал он. – Сонора – обширный край, да и намек на город, где главенствовал Скрученное Перо, недостаточно ясен. Не так ли?
– Как вам сказать, сеньор… Сама эта легенда много теряет от отсутствия точных географических данных; впрочем, для меня лично это упущение представляет мало интереса.
– Гораздо больше, чем вы думаете, сеньорита, – заметил Огненный Глаз.
Огненный Глаз хотел еще что-то добавить, но донья Эсперанса прервала его:
– Вас, вероятно, интересует, дитя мое, что сталось с бедной Овой? Несчастная умерла через несколько дней после того, как было отрыто тело ее нареченного супруга. Перед своей смертью она выразила желание покоиться рядом с тем, с кем была разлучена при жизни. Ее последняя воля была исполнена, а штольню, в которой были похоронены влюбленные, снова замуровали, и никто с тех пор до наших дней ни разу не разрывал ее.
– Вероятно, это была очень бедная золотом штольня, если испанцы, завладевшие этой страной, пренебрегли ею, – заметила донья Марианна.
– Напротив, дитя мое, там очень жильная порода. Но тайна Овы так свято хранилась теми, кто знал ее, что испанцы и не подозревали ничего о существовании этого богатства. Обе женщины были теперь одни в палатке, незаметно покинутой мужчинами.
– Как все это странно! – прошептала донья Марианна, отвечая скорее каким-то своим собственным мыслям, чем на слова доньи Эсперансы.
Ее удивляла и в то же время глубоко заинтересовала настойчивость, с какою донья Эсперанса возвращалась все время к этой легенде; неотступно преследовала мысль, что за поэтическим рассказом кроется скрытый намек, над разгадкой которого молодая девушка тщетно ломала себе голову.
– Я могу объяснить вам, – сказала донья Эсперанса, – как это случилось, что испанцам не пришлось узнать об этом руднике. Его замуровали много лет назад. При захвате города прежние жители были перебиты или изгнаны испанцами, а у немногих уцелевших не было никакого желания открывать своим угнетателям тайну заброшенной штольни. А потом испанцы сровняли тот город с землей и на пепелище его воздвигли асиенду.
– Простите за нескромный вопрос, сеньора, но как могла дойти до вас эта история, да еще во всех ее подробностях?
– Очень просто, дитя мое: Ова была одной из моих прабабок; история этого рудника – наша семейная тайна. Может быть, одна только я на всем белом свете и знаю его точное местонахождение.
– Понимаю, – задумчиво произнесла донья Марианна.
– Понимаете, но не все еще, – добродушно возразила донья Эсперанса. – Вам, например, неясно, почему мой сын, вместо того чтобы поговорить с вами о важных делах, приведших вас сюда, заставил вас выслушать эту легенду. И почему, не считаясь с гнетущей вас тревогой, я согласилась поведать ее вам. И почему, наконец, даже теперь, когда рассказ мой окончен, я продолжаю донимать вас мельчайшими подробностями о нем.
– Вы угадали мои нехорошие мысли! Простите меня, сеньора! – воскликнула молодая девушка, пряча свое лицо на груди доньи Эсперансы и заливаясь слезами.
– За что же вас прощать? Ваша тревога так понятна и так естественна. Но послушайте, дорогая, вы ведь умная девушка и, наверно, успели уже, несмотря на наше кратковременное знакомство, убедиться в искренности моего участия в вашей судьбе.
– О да, сеньора! Я верю вам; я не могу не верить вам.
– Так утешьтесь же, дитя мое, и перестаньте плакать, иначе я заплачу вместе с вами, а мне ведь надобно добавить еще несколько слов к этому бесконечному рассказу.
– Как вы добры, сеньора! – произнесла донья Марианна, улыбаясь сквозь слезы.
– И опять вы не угадали, дитя мое: все дело тут не в доброте, а в том, что я люблю вас и давно уже полюбила. Удивлены? Вполне понятно! Но довольно об этом, вернемся к наг шему рассказу.
– Я слушаю вас, сеньора.
– Я хочу сказать вам теперь, где находился город моей прабабки Овы и как он назывался… Он назывался Сибола.
– Сибола! – воскликнула донья Марианна. . – Да, дитя мое, Сибола, на месте которой один из ваших прадедов, маркиз де Мопоер, выстроил асиенду дель Торо. Теперь вы поняли меня?
Донья Марианна молча кинулась в объятия доньи Эсперансы, нежно прижавшей ее к своей груди.