Дэйн в этот момент работал с супер тяжелым весом: поскрипывал стальной трос, держащий на конце прямоугольные плиты, готовые в любой момент сорваться, стоило лишь на секунду расслабиться, но Эльконто равномерно выталкивал мощными ногами пластину вверх. Платиновый «ежик» слипся от пота, лицо блестело от влаги и сделалось жестким, выдавая напряжение, конец заплетенной косы свешивался на пол – на паласе, в отличие от хозяина, отдыхала стягивающая косу тесьма с бусинами.
Дэлл – высокий блондин с великолепно развитым торсом, обтирал шею полотенцем. Отхлебнув воды из бутылки, он спросил:
– А кто-нибудь знает, что это за девушка, с которой каждый день возится Дрейк?
Дэйн, вытолкнув вес в последний раз и закрепив его железными болтами, шумно выдохнул и повернулся к другу – косичка дернулась, словно ожившая змейка.
– Я видел ее раз или два. Но тоже не понял, что к чему. Обычная на вид девка…. Ничего так.
Чейзер покачал головой. Красивые губы, окруженные темной щетиной, сложились в усмешку.
– Не так там все просто. Я ее сам к нему привозил и в первый раз в жизни видел, как кто-то исчез прямо из моей машины.
– Да ну? – удивился двухметровый Дэйн. – Прямо взяла и исчезла?
Мак кивнул.
– Растворилась. Она, похоже, «телепортер». Не из нашего мира.
Дэлл удивленно поднял брови.
– Телепортер бы нам давно не помешал. Знал я, что Дрейк просто так ни с кем не будет возиться. И не ошибся.
Остальные молчаливо согласились с блондином.
В просторном зале снова натружено заскрипел стальной трос.
* * *
Это черное окошко я полюбила всей душой.
До сладкой щекотки в животе, до дрожи в коленях.
Как любят новую заветную игрушку, радость от которой не иссякает. Вроде бы ничего особенного: обычный ноутбук, обычная операционная система, стандартные приложения, за исключением одного – темного окна с равномерно мерцающим курсором – нить, ведущая к Дрейку. Завораживающая, притягивающая, почти запретная и оттого еще более кружащая голову.
Как это окно было связано с начальником, я не знала. Может быть, с помощью интернет-тоннеля по непонятному мне VPN-у, сцепленному с другим ноутбуком на том конце, или с помощью какой другой хитрой технологии не перестающего удивлять возможностями мира Уровней?
И где находился тот ноутбук? У Дрейка дома? В «реакторе»?
Но главное, где-то там пальцы Великого и Ужасного Гудвина касались клавиш, чтобы печатать ответы на мои вопросы, и это вызывало странный будоражащий трепет в желудке.
Несколько дней назад Дрейк сообщил, что на моем рабочем компьютере установлена специальная программа, наподобие чата с одним единственным собеседником, где, если в том возникнет необходимость, можно задавать вопросы или докладывать о внезапно изменившихся планах.
И с тех пор понеслось!
Впервые за долгие две с половиной недели я напрочь позабыла о голоде и только и делала, что печатала. Печатала много и жадно – все, что приходило на ум, руководствуясь принципом «Не захочет отвечать, скажет прямо. Или промолчит». Тогда чего бояться? Со страхами у меня теперь был разговор короткий, а вот новой и полезной информации появился вагон и маленькая тележка.
И вот что я печатала вечерами, забравшись на диван с чашкой чая, уперев ноутбук в подлокотник:
– Дрейк, не могу разобраться, как идет время в вашем мире, когда я нахожусь в своем?
– Четыре часа в твоем равны одному часу здесь.
(Ага. Наконец-то ясность. Получается, один к четырем)
– А у меня будут выходные?
– Когда понадобится день, сообщи. Я выделю.
– Скоро ли я смогу приступить к работе?
– Нет. Рано.
– А почему на улицах вашего мира нет детей? Я только недавно это заметила.
– Долгое сложное объяснение. При встрече.
– Дрейк….
– Да.
(От такого отклика почему-то стало очень тепло на душе, и я еще долго молчала, глядя на короткое и простое слово. Потом наконец решилась задать наболевший вопрос).
– А можно при перемещении переносить с собой живые объекты?
– Можно. Самостоятельно не пробуй. Научишься в будущем, это будет связано с твоей работой.
– Спасибо….
(Тишина. Но то самое «да» безо всякой причины продолжало греть, словно костер посреди леса).
Бывало, после таких коротких «чатов» я подолгу лежала на кровати в спальне, глядя в потолок, вспоминая уроки, пройденный материал и самого Дрейка. Его манеру говорить, двигаться, хмуриться при обнаружении ошибок, те редкие улыбки, которые нет-нет да освещали глаза, делая их необъяснимо глубокими и привлекательными. И тогда неизменно возвращалось забытое ощущение из далекого сна: «Ты не одна. Ты больше не одна».
Я понимала, что, позволяя себе подобные мысли, ступала на очень зыбкую почву, на лезвие бритвы, где при неосторожном шаге рисковала серьезно рассечь едва начавшее формироваться самолюбие, но никак не могла отказать себе в фантазиях. Ведь их никто не видел и не слышал. Подумаешь, несколько минут воспоминаний…. Кому они помешают?
Блестящая полоска на рукаве, запутавшийся в волосах луч, плотный, будто сгущающийся тяжелеющий воздух при приближении, раскладывающий на миллионы частиц взгляд, если вдруг случалось выразить не те эмоции, куртка, натягивающаяся на крепких плечах – не перекачанных, но сильных, вызывающих желаний узнать, какими они окажутся без куртки.
Конечно, в коридорах здания Комиссии встречалось много разных мужчин, как самих представителей, так и, видимо, наемных работников – очень видных и статных мужчин с великолепными телами и мужественными лицами, но вот незадача: не было среди них ни одного, чье присутствие бы непонятным образом разгоняло застоявшуюся кровь, как происходило каждый раз в случае возникновения неподалеку Дрейка.
Невероятно запретная тема….
«Динка, даже не думай! Не смей….»
Но перед глазами то и дело вставало знакомое лицо.
И серо-голубые глаза. Ум, цепкость, насмешка…. Жесткая ирония или вдруг понимание, плавящее любое возникшее раздражение. Гордый профиль, невероятное спокойствие и сила…. Много силы. Необычной, совершенно несвойственной другим людям, не требующей физического проявления, потому как доказательство ее существования витало в самом воздухе, стоило Дрейку войти в комнату.
И защищенность. Никогда в жизни не ощущавшаяся так ярко, всеобъемлюще. Будто с появлением начальника создавался вокруг непроницаемый для бед барьер, внутри которого стоял Он и я под крылом всесильной горгульи, чей холодный взгляд мог жечь или возрождать, и о, горе тому, кто окажется на другой стороне того барьера.