Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Есть. Хочу, чтобы Усама ибн Мункыз увидел Бога-Ребёнка.
* * *Сиверцев дочитал свой опус. Странно как-то стало на душе. Он тоже очень тосковал по своему родному северному городу и с большим удовольствием прогулялся бы по его улицам. Но не сказать, что он хочет этого больше всего на свете. Почему? Потому что у него есть братья, есть Орден. Это и есть его Родина. Да, всё очень просто. Бедный, бедный Усама. У него не было ничего, кроме Дамаска. Ведь Аллах бесконечно далёк.
Андрей встал, размял руки и ноги. Надо зайти к Саиду. Восток достал. Хотелось послать всех «саидов» подальше. Но если он, Андрей Сиверцев — тамплиер, значит Восток — его крест. И никуда от «саидов» не денешься.
* * *Саид лежал в постели как-то очень строго, как лежат в гробу. Он смотрел в потолок широко распахнутыми невидящими глазами. На появление в комнате человека никак не отреагировал.
— Ты живой? — добродушно усмехнулся Сиверцев.
— Был бы мёртвый — на такой жаре воняло бы очень сильно.
— Да ты юморист. Какое имя ты получил в крещении?
— Александр. Но я предал своё христианское имя.
— Свои заставили?
— Никто не заставлял. Свои это свои.
— Знаешь, Александр. У меня на Родине тебя звали бы Саня. Друзья звали бы тебя так.
— Са-ня, — с трудом выговаривал Саня-Саид. — Какие странные звуки.
— Нормальные звуки. Как нога?
— Меня нет. Что такое нога?
— Нога, брат, это очень важно. Всего их две. Одной недостаточно. А можно обе потерять. Тогда совсем плохо.
Саид кисло улыбнулся:
— Болит, но заживает. О чём хочешь поговорить?
— Да о тебе, Саня, о тебе. Куда ты теперь?
— К своим не вернуться — убьют. А твои не простят.
— Глупый ты, Саня. Наши тебя уже простили.
— Сам себя не прощу.
— Это правильно. Но с этим живут. Давай о главном, Александр. Ты считаешь себя христианином?
— Не знаю.
— Ну ничего себе! Ты вообще понимаешь, о чём речь? Тебя здесь не задержат, когда поправишься — отпустят на все четыре стороны. Но четыре стороны — это очень много. Тебе нужна одна. И надо знать — какая. Что за вера у твоих земляков-ассассинов?
— Не знаю.
— Ты смеёшься?
— Серьёзно. Тебе это трудно понять, но у нас так. Путь — тайна. Надо заслужить право встать на путь. Тогда наставник чуть-чуть приоткрывает самый краешек тайны. Будешь во всём покорным — приоткроет побольше. Я ещё не заслужил того, чтобы встать на путь. Наставник сказал: «Отдашь нам христиан — встанешь на первую ступень».
— Мрак. Значит, вы по сути не исповедуете никакой религии?
— Для таких как я — только покорность и ничего больше.
— А хотел бы ты сейчас встать на вашу первую ступень?
— Мне кажется, там ничего нет.
— И давно тебе так кажется?
— Слушай, европеец, ты ведь чужой здесь?
— Я здесь не чужой, потому что христианин. И ты тоже.
— Но ведь после того, что я сделал, меня никогда не допустят к вашей первой ступени.
— Да нет у нас никаких ступеней! Когда ты принял крещение — ты получил всё! Высшая Сила мироздания благословила тебя!
Глаза Саида засветились, он хотел вскочить с постели, но сморщился от боли и упал обратно. Вдруг он разрыдался.
— Я чувствовал! Когда меня крестили, я что-то такое почувствовал в своей душе. Как будто свет. Хорошо было. Но я не поверил — думал, кажется. И пришёл сюда вас резать. И свет ушёл из души. А после боя в меня вошли ужас и отчаяние. И сейчас так. Я всё потерял.
— Ничто не потеряно. Ты должен покаяться в своём грехе. Потом принять причастие. Свет вернётся. Может быть не сразу, но вернётся.
— Значит, согласно вашей вере — выход есть?
— Конечно. Поговоришь с Шахом. то есть со священником. Он всё объяснит. Скажи ему, что раскаиваешься и хочешь стать настоящим христианином.
— Так просто?
— Не просто. Но понятно. И никаких ступеней, никаких тайн.
— У вас сразу — доступ ко всем тайнам?
Андрей тяжело вздохнул:
— Саня, тебе нужны тайны или тебе нужен Свет? Свет. благодать Божия будет с тобой. И тебе сразу расскажут, что для этого надо делать. Ничего не скроют.
— Значит, поговорить со священником?
— Когда я уйду, позову его. Он придёт. А ты мне пока вот что скажи. Ваши наставники поддерживают связи с другими такими же, как они из других деревень?
— Это невозможно.
— Ну прямо. Тебя ведь много во что не посвящали.
— Ты бы видел горы, которые окружают нашу деревню. Из нашей долины есть выход только в вашу сторону.
— И ты никогда не видел в вашей деревне чужих людей?
— Ты, видимо, не понимаешь — это невозможно.
— Вообще никакой связи с внешним миром?
— Наш мир — наша деревня.
* * *Шах встретил Сиверцева тихой виноватой улыбкой:
— Александр исповедался и причастился. Удивительно чистая душа. А я просто старый дурак. Сначала меня очаровало его желание креститься, а потом, когда он поднял на нас оружие, я вычеркнул его из души, настолько был потрясён. А ведь если разобраться, меня потрясло не столько его предательство, сколько собственная непредусмотрительность, гнев же, конечно, легче было обрушить на мальчишку, чем на себя. Я не стал бы с ним разговаривать. Не нашёл бы сил, оправдываясь тем, что это бесполезно. Погиб бы хороший парень. По моей вине. А тебе-то как удалось достучаться до его души?
— Я не ставил перед собой такой задачи. Просто он был мне интересен.
— Всё правильно. Спаси тебя Бог, Андрюша.
— Во славу Божию. Саша рассказал вам о том, что их деревня изолирована от внешнего мира?
— Да. Я уже всё понял.
— А я, признаться, до сих пор не понимаю, как такое возможно. У них есть оружие, одежда и многое другое, что они никак не могут сделать сами. Да ведь они бы уже одичали, если бы жили в полной изоляции.
— Их изоляция неполная, к тому же — недавняя. Поясню. Я в этих краях — не местный, не говоря уже о том, что всё об этих горах не знает никто. Мы с друзьями-христианами пришли сюда всего лет десять назад. В деревне многие считали себя измаилитами, но сильных наставников не было и, соответственно, никакого религиозного фанатизма мы не встретили. Местные оказались очень восприимчивы к христианской проповеди. Так возникла наша община. Мне и раньше говорили, что дальше за нами так же живут измаилиты, но было не до них, а сейчас я решил узнать, много ли их там? Если хотя бы несколько деревень и они решили развязать войну, то нам конец. Оказалось, что всего одна деревня и тупик.
— Так как же живёт эта деревня?
— Они всегда связывались с внешним миром именно через наше направление. Раньше, когда здесь жили их единомышленники, пусть и не слишком ревностные, это не составляло проблемы. Когда здесь водворились мы, они продолжали ходить — реже, с большими предосторожностями, но всё же они не оказались в полной изоляции. Время от времени в нашей деревне появлялись чужие люди, на которых я почти не обращал внимания — миролюбивые, спокойные путники с тюками — у нас не было повода для беспокойства. Сейчас я вспомнил множество деталей, да плюс — рассказ Александра, а ещё с местными старожилами поговорил и картина стала ясна.
— Значит, вы больше не видите опасности?
— Думаю, опасности нет. Есть вполне решаемая проблема, которой мы сейчас очень плотно займёмся.
— Но если они напали однажды, то и ещё раз нападут.
— Да нет им смысла нападать. Наша первая задача — объяснить им это. Отправим посольство и всё порешаем. Их к себе пригласим. В боевом отношении мы сильнее их, и они это быстро поймут. Их главная проблема — беспрепятственный проход караванов через нашу деревню. И мы дадим им эту возможность. Когда ассассины поймут, что мы для них — не пробка, которая закупоривает их бутылку — сразу же успокоятся.
— А религиозные противоречия?
— Когда они узнают, что мы сильнее, их уши откроются. Христианство перестанет казаться им таким ужасным. Может быть, мы вообще склоним ассассинов на свою сторону или, во всяком случае, договоримся о невмешательстве в религиозные дела друг друга.
— Как тут всё интересно в ваших горах. Количество и качество клинков — главный богословский аргумент.
— Ну не совсем, конечно, так, но это Восток, Андрюша. Мы, христиане, готовы все до единого погибнуть, но от Христа не отречёмся. Аассассины — другие. Для них религиозные убеждения — фундамент боевой силы. Соответственно, слабость — признак ложности убеждений. Впрочем, забудь. Проблемы нет.
— А всё-таки жалко выглядят современные ассассины. Гнилые обломки страшных зубов великого тигра — Хасана ас-Саббаха. Хасан, наверное, сморщился бы от презрения, увидев, во что выродились его последователи.
— Хасан был Хасаном, а его последователи имели бледный вид уже вскоре после его смерти, что уж говорить про наше время.
- Смерть святого Симона Кананита - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Сестра милосердия - Мария Воронова - Историческая проза
- Руан, 7 июля 1456 года - Георгий Гулиа - Историческая проза
- Ледовое побоище. Разгром псов-рыцарей - Виктор Поротников - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза