Читать интересную книгу Рыцари былого и грядущего. Том II - Сергей Катканов

Душевная лёгкость, не оставлявшая Усаму во время бегства, теперь разбавилась весёлой радостью — словно прекрасное вино сдобрили драгоценным бальзамом. Позади, в Каире, плаха, впереди, в Дамаске, тоже возможно плаха, а посредине — тамплиерские мечи. Красивый расклад! Изящный! Весёлый! Если белые плащи храмовников станут последним что он увидит в жизни — это не так уж плохо.

Тамплиеры неспешно приближались, зная, что добыча никуда не денется. Впереди скакал осанистый рыцарь, видимо, командор. Усама выхватил саблю и, неожиданно для себя издав кощунственный вопль «Дамаск акбар», бросился на командора. В первый удар Усама сложил всю свою душу, всю свою любовь и ненависть к тамплиерам. Удар был хитрый, изощрённый, но и старый седой командор тоже оказался не промах. Он красиво уклонился, так что сабля лишь скользнула по щиту.

Тамплиер расхохотался:

— Хороший удар Усама, но недостаточно хороший для того, чтобы меня прикончить.

Не думая о том, откуда этот храмовник его знает, Усама нанёс ещё один удар — тоже весьма неплохой, но так же не достигший цели. Храмовник продолжал смеяться:

— Ещё немного, Усама, и у тебя начнёт получаться.

Усама почувствовал, что его третий удар — его последний шанс. Кажется он пропорол рыцарю кольчугу на боку, вряд ли сильно его задев, а сабля сломалась.

— Хороший воин, Усама, сделал всё, что мог, заслужил смерти героя, — рыцарь по-прежнему смеялся.

Безоружный и теперь уже не очень весёлый Усама прохрипел:

— Откуда ты меня знаешь?

— Помнишь Харам-эш-Шериф, 12 лет назад? Неужели ты забыл сопровождавшего тебя командора?

— Ты поседел. Но я помню. А как тебя зовут не знаю.

— Брат Ангерран. Для тебя просто Анги.

— Кончай меня, Анги.

— Зачем? Ты ведь не враг Ордена.

— Я не враг Ордена, но не хочу этим заверением покупать себе жизнь.

— Каир испортил тебя, Усама. Болтаешь много лишнего. Беги в Дамаск.

Вокруг кипел бой. Где-то рядом сражался или уже был убит брат Усамы, которого он втянул в каирскую авантюру. Сейчас он ничем не мог помочь брату. В Дамаск? В Дамаск!

— Да хранит тебя Всевышний, благородный и великодушный рыцарь.

Уже не смеявшийся командор молча кивнул.

* * *

Встреча с родным Дамаском лишила Усаму сил. Лёгкой радости бегства как не бывало. Воспоминания впились в душу тысячами пчёл. Страха он не испытывал, смерти по-прежнему не боялся, но каждый камень любимого города словно бросал ему упрёк — болезненный, обидный, несправедливый.

— Кто ты такой и почему думаешь, что великий атабек захочет говорить с тобой? — надменно спросил его страж дворца.

— Усама ибн Мункыз, желающий служить великому атабеку ради славы Дамаска, — его слова прозвучали глухо, хрипло, почти равнодушно — тональность, совершенно не принятая при дворе. За такую небрежность обращения — без поклонов, без подобострастных расшаркиваний могли и плетьми от ворот погнать, но страж — человек нерядовой, опытный, почувствовал, что перед ним, может быть, кто-то значимый, способный заинтересовать атабека.

Через некоторое время вежливый слуга сказал Усаме:

— Следуйте за мной, господин.

Его провели в маленькую, но шикарную комнату. Дверь за спиной закрылась и грохнул засов. Усама понял, что он — пленник. Скоро ему предложат одно из двух: либо зловонную яму и смерть, либо дорогой халат и службу.

Оказалось, что не скоро. День проходил за днём. Усаме приносили дорогую еду, но сменить пропылённую и порванную одежду не предложили. Усама попросил принести ему Коран. Принесли. Он читал Коран и молился. Потом опять молился и опять читал. Ожидание странным образом не тяготило. Неопределённостью он не терзался, душу заполнила пустота — спасительная пустота без мыслей и чувств.

Прошло, может быть, три дня, а может — неделя и Усаму позвали к Нур ад-Дину. Великий атабек был одет удивительно просто — даже у его гвардейцев были одежды подороже. Весь его облик дышал благородной простотой и властью — власть исходила от него, как свет от лампы.

— Что ты хочешь? — без затей спросил Нур ад-Дин.

— Служить вам, великий господин.

— Мне или Дамаску?

— Для меня это одно.

Нур ад-Дин едва заметно усмехнулся:

— Говорят, в последнем бою ты орал: «Дамаск акбар»?

— Ничто не сокрыто от великого господина.

— За такое кощунство ты вполне заслужил смерть.

— Слова достойные великого хранителя веры.

— А твои слова дышат странной надменностью. Не у своих ли друзей-тамплиеров ты научился так нагло держать себя?

— Аллах знает об этом лучше.

Ну ад-Дин опять усмехнулся, теперь уже более явно и несколько зловеще. Атабек молчал бесконечно долго. Потом сказал:

— Твоя преданность родному городу заслуживает подарка. Необычная в наше время преданность заслуживает необычного подарка. Подарю тебе друга. Ведь настоящий друг дороже, чем всё золото мира.

Атабек хлопнул в ладоши. Два стражника ввели пленного тамплиера. Он был в изорванной белой тунике, красный крест на левом плече скрывало кровавое пятно. Пленником он был явно почётным — руки не связаны и держал себя так независимо, словно был здесь хозяином.

Усама сразу же узнал его, хотя стоявший перед ним тамплиер имел уже совсем другое лицо по сравнению с тем юношей, который когда-то налетел на него в мечети Аль-Акса, а потом хотел показать Бога-Ребёнка. Тогда ему было лет 18, сейчас — около 30-и. Теперь его лицо было опалено зноем пустыни, огромный шрам перерезал всю правую щёку — старый посиневший шрам от давно зажившей раны. В нестриженной темно-русой бороде уже пробивалась ранняя седина. На непрерывной войне быстро стареют. И всё-таки суровое лицо заматеревшего воина по-прежнему отражало детскую чистоту и непосредственность. Война сделала из него мужчину, но не чудовище. Лишила иллюзий, но не смогла отнять внутренний свет.

Они смотрели друг на друга и тихо улыбались, не говоря ни слова. Молчание прервал Нур ад-Дин:

— Это мой пленник. У себя в Ордене он занимает весьма высокий пост. Тамплиеры предполагают за него выкуп — тысячу динаров. Я дарю этого человека тебе, Усама. Можешь получить за него выкуп или поступить любым иным образом, какой сочтёшь наилучшим.

— Великий повелитель сделал мне подарок воистину царский, — Усама впервые поклонился Нур ад-Дину так, как принято кланяться хозяину.

— Теперь ты у меня на службе, Усама ибн Мункыз, — доброжелательно сказал атабек. — Пока я подумаю, к чему тебя определить, поживи в той же комнате. Её больше не будут запирать.

И тамплиер пусть побудет с тобой, пока ты не решишь, что с ним делать. Не убежит — дал слово.

* * *

— Ну, здравствуй, — сказал Усама, когда они пришли к нему в комнату. Кажется, даже встреча с братом не обрадовала бы его настолько, насколько он был счастлив видеть этого человека, который олицетворял что-то очень важное в его жизни. — Самое время узнать, как тебя зовут.

— Здравствуй, Усама. Меня зовут Жан. Впрочем, для тамплиеров имя не имеет значения. Имя имеет Орден Храма, а рыцари Храма предпочитают безымянность.

— Ну это явно сказано не про тебя. Тамплиеры никогда не выкупают своих, а за тебя предлагают целое состояние — тысячу динаров. Значит, твоя жизнь драгоценна для братьев.

— Моя жизнь не имеет никакого значения, так же как и жизнь любого тамплиера. Но сейчас в моей руке находится очень много ниточек. Короче, если меня не станет, братьям придётся заново проделывать огромную работу. Надеюсь, узнав об этом, ты не увеличишь сумму выкупа? — тамплиер улыбнулся.

— Мне вообще не нужны за тебя деньги. Мне нужен мой брат. Надо сначала узнать, что с ним.

— Твой брат жив. Он в плену у наших.

— Как ты можешь получать информацию, находясь в плену?

— Некоторые ниточки я не выпускаю из рук даже здесь.

— Тогда я обменяю тебя на моего брата, вот и всё. Даёшь слово, что прибыв в Газу, ты распорядишься отпустить моего брата?

— Даю слово.

— Ну так отправляйся хоть сейчас. Впрочем, лучше завтра утром. Коня бы тебе раздобыть, а у меня пока ничего нет.

— Едва я выйду за ворота дворца, у меня будет конь.

— Повсюду свои люди?

— Работа такая.

— Вот как быстро мы с тобой обо всём договорились.

Усама почувствовал неловкость. Так хотелось ему поговорить с этим родным врагом, но не так-то легко говорить с тамплиером. Усама хотел побыть в лучах света, исходивших от белого рыцаря, но не начнёт ли этот свет обжигать душу? Тамплиер живёт в мире иных понятий и представлений. Усама не знает языка его души. Они могут сутками плести словеса на переговорах, но вот так, оставшись вдвоём. Надо о чём-то спросить хотя бы из вежливости.

— Может быть, у тебя есть какие-то желания, тамплиер?

— Есть. Хочу, чтобы Усама ибн Мункыз увидел Бога-Ребёнка.