Мать дождалась, пока они усядутся, и помахала, когда поезд тронулся. Сиам достала из сумочки платок и высморкалась.
— Мама может быть такой милой! Почему я затеваю с ней эти ненужные ссоры? Вроде делаю все, чтобы их избежать. Сегодня она была такой хорошей… — Сиам еще разок высморкалась и вытерла глаза. — А теперь она опять осталась одна. Она так храбро переносит одиночество! Тебе она хоть немного понравилась?
— Понравилась, и очень сильно.
Она удержала его от излишних похвал, которым все равно не поверила бы, сказав:
— Я очень довольна. — Она взяла его за руку. — Она мне мать. Конечно, она ханжа. Но при этом способна быть очень милой. У нас с ней было так много совместных радостей. Она не покривила душой, когда сказала, что хочет с тобой дружить.
— Знаю. Не сомневаюсь, что твоя мать не стала бы говорить просто так.
— А эти разговоры о моих братьях? Ее словно прорвало. Со мной она так никогда не говорила. Вчера вечером я видела не родную мать, а нового для меня человека. — Она вытерла нос. — Помнишь рассказ о золотой звезде? Раньше я никогда не слышала, в чем причина ее нежелания вывешивать звезду. Ты не можешь этого знать, но она отлично изобразила голос моего отца. Мне показалось, что я слышу его самого… — Она в растерянности посмотрела на Барни. — Красивая история! И это ее отношение к жизни и смерти моего брата. Из него не получился бы герой войны! Представь, как она отстаивала свою позицию, хотя в этом городе никто ее не разделял!
Она стала бесцельно рыться в сумке. Как видно, это помогало ей успокоиться.
— Гляди, сигарета! — Она хотела было бросить ее под скамейку, но Барни остановил ее.
— Дай-ка, я тебе кое-что покажу. — Он забрал у нее сигарету и разломил ее на две половинки. — У тебя есть спичка?
Она подала ему коробок, и он зажег одну из половинок. Сделав несколько глубоких затяжек, он сказал:
— Сначала облизываем нижнюю губу так, чтобы она была липкая, но не мокрая. Потом широко открываем рот. — Он разинул рот с прилипшим к губе окурком. Когда он закрыл рот, окурок оказался внутри.
— Открой рот! — потребовала она.
Он потянулся к ней, чтобы поцеловать, но она, памятуя об окурке у него во рту, вскрикнула:
— Не надо, не целуй!
Он разинул рот, и на свет появилась все еще тлеющая сигаретка. Он попыхтел и выпустил дым.
— Ужас какой! — Она пихнула его локтем в бок. — Не смей так меня пугать!
— Теперь ты попробуй. — Ее страх веселил его.
— Боюсь.
— Это просто.
— Как это у тебя получается? — застенчиво поинтересовалась она.
Он протянул ей вторую половинку сигареты. Она осторожно поднесла ее к губам. Он дал ей прикурить.
Она покачала головой, отчаянно пыхтя сигаретой. Когда окурок сделался совсем коротким, она медленно, как оперная певица, разинула рот, но при этом зажмурилась. Потом втянула в рот нижнюю губу вместе с горящей сигаретой, аккуратно закрыла рот и удивленно разжала веки. В этот момент к ним приблизился контролер. Видя перед собой привлекательную молодую особу в дерзкой короткой юбочке, он по-свойски поприветствовал ее. Она медленно разинула рот. Появилась тлеющая сигарета. Она затянулась и выпустила дым.
Контролер криво усмехнулся, дабы спасти лицо, и быстро ретировался.
Она швырнула окурок на пол и наступила на него.
— Зачем ты учишь меня таким глупым трюкам? Раз ты такой умный, засунь руку мне под юбку, а потом вынь, чтобы никто не заметил.
Он смотрел прямо перед собой, поставив целью докурить окурок до основания.
— Знаю, зачем ты это сделал! — Собственное открытие приятно удивило ее. — Чтобы отвлечь меня и осушить мои слезы.
Он по-прежнему смотрел прямо перед собой.
— Отвечай, — хрипло потребовала она, — не то я схвачу тебя за одно место, когда с нами поравняется вон та старушка.
Теперь ответ не заставил себя ждать:
— Да, именно для этого. — Его голос зазвучал наставнически: — Когда мы приедем в Вашингтон, тебе надо будет принять холодный душ и усесться перед телевизором.
— Ты забыл про торговый центр, — напомнила она.
— А потом — на шесть часов в торговый центр. А то ты становишься не в меру сексуальной.
Она радостно зарделась.
Глава 24
— Гляди-ка, — сказала Сиам, как только приземлившийся самолет завершил пробежку по посадочной полосе, — нас встречает Зигги. Какие мы теперь важные персоны! — Она помахала Зигги из иллюминатора, но он не заметил ее.
На трапе было нестерпимо жарко, хотя летное поле обдувал ветерок.
— Сиам! — Зигги подбежал к ней и расцеловал. — Никогда еще не видел такой цветущей, сексуальной женщины!
— Ты специально примчался на мое первое выступление? — Сиам была польщена его вниманием.
— Не только, — с энтузиазмом произнес он. — Я решил лично оповестить вас обоих, что контракт с Твидом — просто конфетка! — Он восторженно прищелкнул пальцами.
— И для этого ты приехал прямо в аэропорт? — Его энергия вызвала у Сиам одобрительную улыбку. — Держу пари, что этим дело не исчерпывается. Я возьму багаж, а вы пока все обсудите.
— Я сам возьму багаж. — Барни попытался ее удержать.
Она стиснула его руку.
— Нет, я.
Он отпустил ее. Зигги был поражен тем, что они не скрывают от окружающих своих сугубо личных отношений. Когда они стояли рядом, создавалось впечатление, что только и норовят слиться воедино.
Сиам ринулась в толпу, поджидающую тележку с чемоданами.
Зигги начал разговор с практического аспекта своего прибытия в Вашингтон:
— Знаешь, почему я снял тебе офис рядом с Плазой?
— Я должен был сам этим поинтересоваться, — повинился Барни.
— Ты станешь моим партнером! — оповестил его сияющий Мотли. — Ты будешь заниматься еще тремя певицами.
— Не хочу больше ни одной.
— Ты не будешь их гастрольным администратором. Твое дело — сидеть в Нью-Йорке, на тебя будут трудиться другие. Твоей непосредственной подопечной останется одна Сиам.
— Почему? — Барни приобрел привычку заглядывать дареному коню в зубы.
— Я хочу, чтобы ты позаботился о своем счастье и надежности собственного положения.
— Не испытываю в этом необходимости.
— Вот упрямец! — Мотли облизнул губы. — Тебе будет принадлежать доля моего бизнеса.
— Тогда почему бы тебе не пожать мне руку и не поздравить?