Днём ранее к переставшему беспокоить своих пленников комбригу Наилю снова приехал его друг Рагим. Разговор между давними приятелями вёлся на русском. Надо полагать, так им обоим было удобнее, поскольку вопрос обсуждался достаточно серьёзный, недопонимания и двойных толкований не допускающий. Русский язык показался обоим собеседникам более привычным для этих непростых целей, а, значит, и более приемлемым.
— Всё уже продумано и решено, — едва войдя в предупредительно распахнутую перед ним дверь кабинета, огорошил Наиля его друг-министр. — Тебя и твоих олухов перебрасываем под Зараслы.
— Всю бригаду? — уточнил предательски просевшим голосом комбриг и, без разрешения плюхнувшись на стул, словно продувший в прятки мальчишка шмыгнул носом.
— Всю! С тобой во главе! — безжалостно припечатал министр. Усевшись напротив комбрига, он, словно гипнотизируя, уставился на того тяжёлым немигающим взглядом. — Один батальон и несколько БТРов поставишь возле русского лагеря. Организуешь там дежурство и караул — всё как положено. Головой отвечаешь, чтобы не было бунта, и никто не сбежал! Второй батальон отправишь в Зараслы. Найдёшь там парочку пустых ангаров или несколько складов побольше…
— А если не найду?.. — задавленно пискнул комбриг.
— Тогда сделаешь так, чтобы любое подходящее помещение стало пустым!!! — раздражённо оскалился министр. — Школу там, или детский садик разгонишь! Учить тебя, да?.. У тебя целых три батальона вооружённых олухов! Кто такому убедительному ряису откажет?.. Кто?!.. Так вот… О чём это я?.. Тебе туда привезут автоматы, гранаты и патроны для русских десантников. С центральных складов привезут. Разместишь, а два склада отдашь Тофигу Огузу для его дел. А сам потом организуешь там охрану. Хоть один патрон пропадёт — лично расстреляю! Понятно?..
— Понятно… — с сожалением вздохнул комбриг.
— Да смотри мне, следи, чтобы твои идиоты на постах не курили! Тофиг вывезет туда из Шуши снаряды и миномётные мины: устроите пожар — полгорода к Аллаху отправите!
Наиль только плечами повёл. Совершенно нереальное требование. Его неугомонные подчинённые умудрялись курить даже в строю, но по части пожаров как-то обходилось — Аллах миловал. Хотя, надо признать, нередко покуривали вовсе не табак.
К сожалению комбрига, на этом министр постановку задач не закончил.
— Третий батальон… У тебя ведь три батальона?..
— Три…
— Так вот. Третий батальон, БТРы и танк поставишь на въезде в Шушу. На высотке. А внизу, на дороге, организуешь блокпост!
— У меня нет танка! — обиженно шмыгнул комбриг Наиль.
— В Шуше получишь! Там их два! Я распоряжусь, — один будет твой!
— Э-э-эээ… С экипажем, да?
— Не волнуйся. С экипажем. И с боекомплектом!
— Зачем с боекомплектом? — всполошился комбриг. — Воевать, да?.. — и, с неожиданной для себя самого обидой, пожаловался: — Люди воевать не будут. Не хотят.
— А ты расстреляй парочку болтунов, — посоветовал друг Рагим и, недовольно наморщив лоб, сокрушённо покачал головой. — Никакой дисциплины!
— Если расстреляю, мне их родственники мстить будут… — обеспокоился комбриг Наиль. — А остальные — разбегутся…
— Если разбегутся, мы тогда расстреляем тебя, и мстить будет некому, — утешил Наиля друг Рагим.
— Зачем расстреляем?.. — нервно облизнул губы комбриг. — Не хочу!
— Сам не хочу!.. — пожал плечами министр. Подавшись вперёд, он покровительственно похлопал окончательно сникшего Наиля по его по-бабьи пухлому плечу и с плохо скрываемым удовольствием пообещал. — Это будет государственный расстрел. За казённый счёт. Бух, и ты уже у Аллаха… Среди гурий… Мы с тебя даже за патроны удерживать не будем.
— Типа, пошутил?.. — окончательно оскорбился друг Наиль.
— Типа, да, — легко согласился министр.
Некоторое время он с брезгливым любопытством изучал выражение лица своего подчинённого, побледневшего, словно свежевыбеленная стенка, и покрывшегося крупными каплями пахучего пота.
— Задачу блокпосту поставишь лично. А потом — русским. Перед тем, как оружие выдашь. В ночь на седьмое мая они должны выбить армян из Шуши.
— Там нет армян… — осторожно напомнил министру комбриг Наиль.
— Значит будут!
— Откуда, да?..
— Не твоего ума дело!.. — повысил голос министр. — Так надо!
— Понятно, — согласился ничего не понявший комбриг Наиль.
— Шестого мая к блокпосту привезут полторы сотни ящиков «Агдама». Перед тем как выдавать оружие, выдашь каждому русскому по две бутылки.
— Зачем столько? — возмутился Наиль.
— Так надо! — заиграл желваками его собеседник. — Зачем пререкаешься? Ты хоть что-то можешь сделать без вопросов?
— Могу, — вздохнул комбриг, решив, что сразу же после отъезда друга Рагима напьётся вусмерть.
— Русским пообещаешь, что, как только выбьют армян из Шуши, могут брать в городе всё, что им понравится, а потом, на входе из города, когда сдадут оружие — каждый получит по полторы тысячи долларов и чистые проездные домой. С печатями, на настоящих бланках — у нас их много. Чтобы поверили, покажешь им бланки, — министр расстегнул портфель-дипломат и выложил на стол три увесистых пачки с пропечатанными блокнотами воинских требований.
— Зачем им столько? — возмутился Наиль.
— Бланков? — министр сделал вид, что не понял вопроса.
— Долларов!!! — оскалился его подчинённый.
— Долларов у меня нет, — безмятежно улыбнулся министр.
— А что я тогда потом по этому поводу скажу русским? — оторопел комбриг Наиль.
— Ничего не надо говорить. Ты их расстреляешь. А потом закопаешь.
— Всех?..
— Тех, что останутся в живых. Ты знаешь другой способ избавиться от наёмников, которым не заплатили за пролитую ими кровь?
— Но я… Э-э-эээ…
— Знаешь что, Наиль?.. Чтобы ты не передумал, я, пожалуй, подарю тебе своего охранника. Натика или Руслана. Или ещё кого. Из надёжных. На всё время операции, — сообщил министр. — А чтобы он не скучал, дам ему двадцать помощников. Если что-то пойдёт не так, кто-то должен за это ответить, — пояснил он. Некоторое время министр держал паузу, с удовлетворением изучая реакцию своего подчинённого на озвученную им информацию. Когда пауза закончилась, он участливо поинтересовался. — Как думаешь, двадцать человек хватит?
— Э-э-эээ… Х-х-ххх… — ответил ему комбриг Наиль.
Судя по всему, он был впечатлён.
Глава 25
Неотправленное письмо и лагерь
…Черкес готовил дерзостный набег,Союзники сбирались потаённо,И умный князь, лукавый Росламбек,Склонялся перед русскими смиренно,А между тем с отважною толпойСтаницы разорял во тьме ночной;И, возвратясь в аул, на пир кровавыйОн пленников дрожащих приводил,И уверял их в дружбе, и шутил,И головы рубил им для забавы.
М.Ю. ЛермонтовВечер 22 апреля 1992 года. Республика Азербайджан. 12 километров юго-западнее Баку. Тренировочный лагерь азербайджанской армии. Письмо…«Лиса, ты моя Лиса…
Хорошо, что у меня есть вы: ты и наш Сашка. Любовь к вам делает мою жизнь осмысленной. Человеку важно, чтобы была любовь, и был смысл. А ещё, чтобы был интерес.
Зачем?.. Да Бог его знает. Без любви и смысла — человеку жить неинтересно. Помнишь, как в детстве? — хочется, чтобы каждый новый день сулил новые открытия, а душа вздрагивала и замирала в ожидании чуда… Чтобы она опять слышала, как вращаются небесные шестерёнки… Когда этого не слышишь, начинает казаться, что они вращаются без тебя.
Детство…
У детского восприятия — особый взгляд и особый привкус, и, похоже, оно опять ко мне вернулось. Или я это от нашего Сашки подхватил?.. Помнишь, как ты его впервые показала? В роддоме. Я тогда стоял на лестничной клетке и ждал. А ты вдруг выскочила — раскрасневшаяся и немного испуганная — со свёртком в руках, и тут же дала мне его… А я, поначалу оторопев и не поняв, взял, а потом осторожно взгляд скосил, а там, в свёртке — сын лежит и на меня своими глазёнками уставился. Серьёзный такой…
Смотрит и молчит. Понимающе так.
Меня аж пробрало. Не поверишь — даже голова закружилась.
От счастья, наверное.
Смотрел тогда на него и улыбался, а чему — и сам не знал. И тепло откуда-то прямо к сердцу поднималось. О чём только тогда не передумал, но главное — уронить боялся. Ведь совсем кроха. И хрупкий, словно подснежник. Наш веснёныш…
Это глупцы говорят, что у младенцев бессмысленный взгляд. На самом деле эти крохи — полностью разумные существа, и, наверняка, знают что-то очень важное, о чём старшие уже и не помнят, — забыли, пока торопились стать большими и значительными. Нам бы всем вспомнить это, вернуть себе то знание: глядишь, и мир стал бы добрее и терпимее…